— Идем домой. Народу нет совсем. А заболеем, так лекарства не на что купить, — потянул меня прочь от ступеней Хитрый.

Аррианлис Ван Сахэ.

Наследный принц империи Сантор.

Есть хотелось сильно. Желудок, казалось, прилип к позвоночнику и шевелится, скручивается внутри. Даже голова закружилась. Того, что дали вчера было очень мало. Как можно наесться одной коркой несвежего хлеба с привкусом плесени? До сих пор передергивает от мыслей о том, что и сегодня придется это есть. Но есть хотелось все сильнее. Постепенно я пришел к мысли, что и такая еда подойдет, лишь бы избавиться от этого мерзкого чувства.

Рядом на матрасе мирно посапывал мелкий. Он единственный, кто не ходил на работы из-за возраста. Сложно было найти ему подходящую одежду, а выпускать в одной рубашке на улицу не решались, боялись, что заболеет. Сомневаюсь в этом. Крысы они и есть крысы. До сих пор в глазах темнеет, как вспомню, как утром били серого. Ненавижу их. Кулаки сжались от злости.

Я блуждал взглядом по пустому дому. В тишине отчетливо слышалось завывание пустого желудка. Как бы дотянуть до вечера? Хотя мелкий сказал, что ужин не обязательно будет. Бывает и такое, что пару дней на одной воде сидят. Меня передернуло. Как можно сидеть на воде? Врут они все. Сам вчера видел, как Хитрый доставал еду. Там еще одна буханка была. А чем дольше лежит, тем сильнее портится. Плесень ждать не будет. Зачем беречь хлеб? Что бы его потом выкинуть? Бред.

Оглядываюсь по сторонам. Малой спит, Красавчик ушел куда-то, приказал тихо сидеть. Тоже мне, командир нашелся. Ноги сами привели меня к той яме, что служила здесь погребом. Отодвигаю в сторону доски, заглядываю внутрь. Так и есть. Достаю дрожащими от нетерпения руками небольшой сверток. Разворачиваю, вдыхая такой простой, но удивительно волшебный запах хлеба. Оглядываюсь по сторонам. Тут уже отрезано немножко. Никто ведь не заметит, если я отломлю еще кусочек? Рот наполнился вязкой слюной. Отрываю первый небольшой кусок и запихиваю в рот. Живот довольно урчит, требует еще. Буре еще, совсем немного. Не забываю прислушиваться. А то вдруг кто придет. Тихоня может проснуться, да и Красавчик обещал вернуться.

Тянусь за следующим кусочком и замираю. В руках лишь потрепанная ткань, с которой на пол сыплются крошки. Ни одного кусочка не осталось. Сердце в груди подпрыгнуло. Бросаю тряпку обратно в нору и судорожно задвигаю обратно крышку, накрывая брезентом. Оглядываюсь по сторонам. Тихоня по-прежнему спит. Отползаю обратно к стене, сворачиваюсь на матрасе в комок и закрываю глаза. Надо сделать вид, что сплю. Тогда никто ничего не заметит и не докажет. Мало ли куда могла деваться эта корка, тут крысы тоже есть. Если что свалю все на них.

А чувство голода снова напомнило о себе. Как же мало было хлеба. Никто не заметит. Даже я не наелся, а уж о том, что бы делить на всех и речи не могло быть. Жмурю глаза, представляя себя в родной спальне. Вдох — выдох. Треск камина, шум ветра за окном. Вдох-выдох. Негромкие разговоры стражи за дверью. Все хорошо.

— Встать! — удар ногой в живот. Вскрикиваю скорее от неожиданности, чем от боли. Сажусь, кручу головой, не понимая, что происходит. Рядом стоят Красавчик и малой. Мальчишка горько плачет, потирая попу. Тоже получил от этого недоаристократа?

— Что ты себе позволяешь? — встаю, с вызовом глядя на него. Какое он право имеет других бить?

— Ты съел? — кидает к моим ногам тряпку, в которую прятали хлеб. — Признавайся, уродец патлатый, — толкает меня в грудь. Врезаюсь спиной в стену, воздух вышибает из легких.

— Сдурел? — злюсь, делаю шаг вперед, тоже толкаю его. — Ты у этого спроси, — киваю на Тихоню. — Он сожрал, пока я спал.

— Это не я, — заныл малыш, размазывая слезы по грязному лицу. — Я знаю, что нельзя. Нам тогда всем есть нечего будет.

— Врешь, — заявляю я, тем не менее, отступаю подальше от разозленного Красавчика. Подумаешь, съел. Что в этом такого? Сегодня придут вечером, принесут еще.

— Я не вру, — в очередной раз вытер глаза малыш и зло посмотрел на меня, сжимая маленькие кулачки. — Я не трогал хлеб! — в животе у него громко заурчало.

— А Тихоня-то не врет, — перевел на меня злой взгляд Красавчик. Я нервно сглотнул.

— Ну, я, я съел! Доволен? И что? — надоело! Все надоело! Почему я должен отчитываться перед этими отбросами за какой-то кусок хлеба?! — Что теперь, спрашиваю? — снова толкаю его в грудь.

— А сейчас, — он ударил меня по лицу так сильно, что я упал на пол. В глазах потемнело. Из глаз брызнули слезы, даже не от боли, а от обиды. Никто никогда и пальцем меня не трогал. — Сейчас я буду тебя бить до тех пор, пока из твоего желудка не выйдет все то, что ты украл! — Он кинулся на меня с кулаками.

Успеваю поставить ему подножку. Он, нелепо взмахнув руками, тоже падает, прямо на меня. Мы вместе катимся по полу. Изо всех сил бью его ногами. Кричу. Люди здесь сумасшедшие. Он укусил меня за ухо. Горячая кровь потекла по лицу, забираясь в волосы.

Никто.

Мне начинает казаться, что небо этого мира всегда укрыто серыми облаками. Они медленно ползут, перекатываются, переплетаются друг с другом, рисуя причудливые узоры. Мелкий дождь, словно чьи-то горькие слезы, льется с них, пытается смыть всю ту грязь, что царит вокруг. Идем осторожно. Воды так много, что придорожные стоки переполнены, того и гляди потекут реки нечистот по дорогам. То там, то тут зловонные лужи. Я уже почти не обращаю внимания на запах. Наверное, привычка выработалась. Народу все меньше. Мы, не скрываясь, идем по улицам, стражи не видно. Никому не охота в такую погоду вылезать. Впереди меж других, таких же перекошенных зданий показался наш дом. Жаль, второй раз иду и не могу запомнить дорогу. Слишком много поворотов, да и, кажется, они специально каждый раз ведут меня по-разному. Не доверяют? Путают специально? Может быть. Какой-то шум и крики из дома заставили отвлечься от мыслей. Мы с Хитрым переглянулись и, не сговариваясь, бросились к дверям.

— Красавчик, что творишь?! — первым среагировал Хитрый, оттаскивая товарища от завывающего Арри. Я с удивление смотрю на множество проступающих синяков на лицах обоих и кровь, в которой измазан Арри. Рядом стоит и горько плачем Тихоня.

— Пусти меня, — отмахнулся Красавчик, но рыжий надежно схватил его за шиворот. Так, что даже послышался треск рвущейся ткани.

— Что происходит? — выхожу вперед и на всякий случай встаю между Арри и Красавчиком.

— Ты у своего друга спроси, — шипит он, но уже не вырывается из захвата Хитрого.

— Арри? — поворачиваюсь к нему. Тот отряхивает грязь с одежды и вытирает кровь с лица.

— Что? — вскидывает голову, обжигая меня взглядом. — Он на меня первым напал. — Удивленно перевожу взгляд на Красавчика. Тот только скалится, глядя на кровь, что по-прежнему течет по волосам Арри.

— Тихоня, докладывай, — оттолкнул от себя успокоившегося Красавчика Хитрый.

— Он все съел, — маленький пальчик осуждающе ткнулся в сторону Арри.

— Что съел? — хмурится рыжий. Тут его взгляд остановился на открытой яме, потом переполз на Арри, под ногами которого валяется темная тряпка, где хранился хлеб. Я внимательно слежу за ним. Вчера он четко сказал — это все, что осталось. На нас всех. Общаг для трех команд. Одна неполная буханка на десять человек.

— Он правду говорит? — не поворачиваюсь к Арри. Смотрю на плачущего мелкого, и в глазах темнеет от злости. Не знаю почему, но чувствую, стоит повернуться, увидеть как всегда надменное лицо Арри и я тоже брошусь на него с кулаками.

— Какой-то огрызок пожалели, — вместо внятного ответа пробубнил он. Медленно закрываю глаза и считаю до десяти. Кажется, когда-то давно это помогало мне успокоиться.

— Да я тебе сейчас… — дернулся вперед Красавчик, но я успеваю его перехватить. Я больше и сильнее. — Твой друг. Сам и разбирайся, — поднял он руки вверх.