Даже если бы был, сомневаюсь, что она бы мне сказала. Разве докторам можно было говорить своим пациентам, что они просто слишком испорченные, чтобы исцелиться? Если так, готов поспорить, у нас с доктором Анитой Джей Смит был бы не такой позитивный разговор.

— Итак, Арчер, — она откинулась на спинку своего стула, её короткие чёрные волосы касались плеча в серой рубашке на пуговицах. Когда она говорила, её большие тёмные глаза были сосредоточены на моём лице. — Как ты?

— Бывало и лучше, — ответил я.

— А бывало хуже?

— Не часто.

— Что же подтолкнуло тебя прийти сегодня ко мне?

— Дэнни, по большей части.

— А, твой лучший друг, Дэнни. Значит, вы двое по-прежнему близки?

— Да.

— И какие у тебя чувства к Дэнни?

Я поднял взгляд на неё, нахмурив брови.

— Братские.

Она слегка улыбнулась.

— Конечно.

В груди моё сердце начало колотиться о грудную клетку. Я не говорил ей, что я гей. Это не имело никакого отношения к моей депрессии.

— Значит, Дэнни велел тебе прийти сегодня ко мне?

— Нет. Не совсем. Он переживал, и я не хотел добавлять больше причин. Не хочу продолжать его расстраивать.

— Это очень мило с твоей стороны, Арчер, но ты должен понять, что твоё желание прийти и увидеться со мной должно вытекать из твоего желания поправиться.

— Я знаю.

Она закрыла блокнот на своих коленях, ручка всё ещё лежала внутри, на странице, на которой она писала. Это была одна из первых вещей, которые я в ней заметил, когда пришёл на наш самый первый приём. Многие другие психологи использовали планшет или ноутбук, когда делали пометки. Некоторые использовали записывающие устройства. Доктор Смит использовала ручку и блокнот.

— О чём бы ты хотел сегодня поговорить? — спросила она.

— О погоде.

— Ты хотел бы поговорить о своих родителях?

Земля под диваном провалилась.

— Нет.

Она по-доброму кивнула.

— Хорошо. Как уроки?

Это был её способ обойти проблему моих родителей, по-прежнему держа их на переднем плане моих мыслей. За это я не мог её винить — потеря родителей была основной причиной, по которой я сюда пришёл.

Бедный Арчер Харт, годы спустя, по-прежнему убивался из-за смерти родителей.

— В порядке.

Я скрестил руки на груди, почувствовал, что это детский поступок, и опустил их.

— По-прежнему специализируешься в бизнесе в колледже?

— Да.

— И по-прежнему маркетинг на втором месте?

— Да. Но вы это знаете. Я по-прежнему изучаю бизнес и маркетинг, как и моя мама, когда была в моём возрасте. А затем, когда закончу учёбу, я поступлю в полицейскую академию, прямо как мой отец.

Это почти забавно, каким я был банальным. Шёл по стопам родителей в качестве какой-то жалкой дани памяти им, потому что не мог справиться с их смертью. Я не был идиотом. Я знал, что это не здорово.

— Тебе нравятся твои уроки? — спросила она.

— Нет.

— Тогда зачем продолжать заставлять себя проходить через то, что тебе не нравится?

— Потому что единственный способ для меня спать ночью — это представлять, что мои родители гордились бы мною за это.

— Арчер, — она наклонилась вперёд, сосредоточив взгляд на моём лице. — Если ты будешь заставлять себя проходить через что-то, что тебе не нравится, это не вызовет гордость у твоих родителей. Это не вернёт их и не принесёт тебе счастья.

Но принесёт ведь.

Она ошибалась.

Это было единственное, что я мог делать, чтобы быть ближе к ним.

Когда я не ответил, доктор Смит сжала губы и отклонилась назад.

— Если бы сегодня твои родители были живы, уверена, они гордились бы тем, каким человеком ты стал.

Я вспомнил тот день, когда мой брат сказал мне, что наши родители мертвы. Мы стояли лицом друг к другу. Эндрю положил руку мне на плечо — чего никогда не делал раньше и после этого.

Он сказал:

— Их нет, Арчер.

— Этого не может быть, — тут же ответил я.

— Но это так.

— Но у меня не было шанса сказать им, что…

Воспоминание уплыло.

— Нет, — честно сказал я доктору Смит. — Они не гордились бы мной.

— И почему ты так думаешь?

— Я не думаю, я знаю. Так сказал мой брат — человек, который знал моих родителей лучше всех во вселенной. Он сказал мне, что они ненавидели бы то, каким я стал человеком.

— Боже, мне нужно напиться, — объявление Дэнни встретили возгласами и криками несколько других парней в комнате.

Это был субботний вечер в Смол Таун, США. Дэнни убедил меня уехать из города на вечеринку с несколькими другими парнями из нашего класса, сказав, что как раз это нам и нужно. У его приятели Пола был дом в маленьком городке в паре часов на юг от кампуса. Он пригласил нас остаться на выходные, вместе с некоторыми другими людьми.

В общем, на кухне Пола пили четверо или пятеро парней. На семейном компьютере в гостиной играл дабстеп.

— Ты выглядишь лучше, — сказал Дэнни, усаживаясь за кухонный стол рядом со мной.

Я положил свои карты лицом на стол.

— Да уж.

— Слава богу, ты побрился. Твоя бородка пугает меня до чёртиков.

— Ты оставишь человека в покое? — вмешался Пол, слегка путая слова. — Мы тут пытаемся играть.

Пол неловким жестом показал между нами, а затем подхватил свою открытую банку пива со стола и начал заливать его себе в глотку.

Он был приятным парнем — хоть и громковатым на мой вкус. Слишком общительным. Слишком дружелюбным. Не непривлекательным, но и не совсем симпатичным. Его грязно-блондинистые волосы были слегка слишком сальными.

— Ты выиграл, Пол, — сказал я ему.

Он вскочил со своего стула, вскинул руки вверх и начал петь исковерканную версию «We Are The Champions» Queen.

Мы с Дэнни рассмеялись.

— Не хватило смелости сказать ему, что вы, ребята, начинали играть в «Рыбалку», а в итоге с теми же картами стали играть в покер?

— Не. Похоже, ему весело.

— Ты просто большой добряк.

Я откинулся на спинку стула и выглянул на улицу. На земле не было никаких признаков инея. Ночь была тёмной, и я не мог не вспомнить те танцующие огни, которые видел в Банфе.

— Ты не скучаешь по этому? — спросил я у Дэнни.

— По чему?

— Банф. Канада. Небо.

Дэнни пожал плечами.

— Небо есть везде, Эйс.

— Не такое небо.

— Видел бы ты его дальше на севере, — Дэнни схватил с центра стола бутылку водки и начал разливать по двум рюмкам. — Особенно, когда ты далеко за городом. Даже я могу оценить это небо.

Он подвинул одну рюмку ко мне. Мы выпили одновременно, оба резко выдыхая, чтобы не подавиться вкусом дешёвой водки.

Дэнни налил нам ещё по одной рюмке.

А затем ещё.

К концу четвёртой рюмки моя грудь горела, а разум был покрыт чудесным слоем тумана.

— Ты сегодня хорошо проведёшь время, — пообещал Дэнни.

Я попытался ему улыбнуться.

— Конечно, Дэнни.

Неоновый синий. Неоновый жёлтый. Неоновый зелёный.

Вокруг меня как стая бабочек мелькали огоньки.

Я был пьян.

Не так пьян, чтобы не соображать, но достаточно пьян, чтобы моё тело покалывало, а разум был истощён.

Из огромных стерео-динамиков над маленьким танцполом ревела электронная музыка. Сам пол был покрыт ламинатом и стал липким от разлитых напитков. Люди танцевали и кричали слова песен.

Я прислонился к бару рядом с Дэнни, который просил у барменши очередную порцию шотов. Он продолжал слишком широко улыбаться молодой девушке за стойкой, что, наверное, и служило причиной нашего долгого ожидания выпивки.

Бар был переполнен — на удивление — так как мы находились буквально посреди ничего. Население этого города насчитывало чуть больше ста тысяч человек, и как мне рассказали раньше, бара было только два. В этот бар люди ходили танцевать, целоваться и слушать музыку, которую забудут к утру.