«Если Чез не в курсе, значит, Дейл сам подыскал арендаторшу и рассчитывает на этом поживиться. Но какая барышня, чёрт её побери, осядет в Палмере по доброй воле?».

Распластавшись на кровати, Гарри позволил разыграться собственной фантазии. Его неожиданно поглотили раздумья о том, что представляет собой эта неуловимая соседка. Блондинка она или брюнетка, дородная или утончённая, простушка или городская фифа, сбежавшая из страны небоскрёбов от ревнивого бойфренда? И чем она так хронически занята?

Удивительно, как ему не удается с ней пересечься. Не пешком же она до посёлка добралась — и уж тем более не прибыла сюда в вагоне-зерновозе!

И, что самое важное, как эта женщина умудрилась вытащить и спустить по лестнице пожитки его родителей — в одиночку и не производя при этом ни малейшего звука? Гарри поймал себя на мысли, что зауважал её за выносливость и отменную партизанскую сноровку.

Случается, что от лекарств сон его делается вязок и глубок, но не до такой же степени, чтоб не услышать, как в доме вершится переезд.

Гарри снова представил, как посторонняя дама хозяйничает этажом выше, и лицо его скривилось в гневе. Ну уж нет, какими бы талантами ни отличалась эта ловкачка, а подселению не бывать!

Он стянул толстый блокнот с полки в изголовье, выдрал лист бумаги и замер, подыскивая слова.

«Мисс Филлз, — вывел Гарри мелким прерывистым почерком. — Вы без спросу выставили вон вещи, принадлежащие моей семье. Это не лучшая тактика для претендентки на угол под чужой крышей. Более того, я не давал согласия на аренду мансарды, и потому настоятельно советую вам в самое ближайшее время присмотреть себе другое жильё. Надеюсь на ваше понимание. С уважением, Г. Максвелл».

Он протяжно выдохнул и отложил ручку с чувством выполненного долга. Соблюсти деловой тон в переписке с пронырой, покушающейся на его покой, стоило Гарри немалых усилий. И всё же он хотел предупредить таинственную гостью: ей придется считаться с его мнением.

Перед сном он оставит ей письмо — на лестнице, где его нельзя не заметить. А завтра потребует объяснений у Дейла и отремонтирует маминого любимца. Да, именно это он и сделает.

И всё образуется, всё вернется на круги своя.

2.

После утра, проведённого в мастерской, Гарри воспрянул духом. Зачистив столешницу комода, он покрыл её маслом и покрасил. Ещё пара слоёв — и она будет как новая. Сломанный листик обзавёлся добротным крепежом и занял своё место на верхнем ящике. В завершение солдат отшлифовал шахматы из комплекта для знакомого Чеза из Спрингфилда.

За минувшую неделю он смастерил ладей и слонов, нанёс кропотливый точёный рисунок у их основания, вырезал коней — строгих и гордых, украшенных богатыми гривами, отточил макушки величественных королей и ферзей.

В воображении мастера каждая из игральных особ была ценна и прекрасна, разве что к рядовой пешке он относился с офицерским подозрением. Самая маленькая и слабая, она казалась ему и самой изворотливой — эдаким волком в овечьей шкуре. Как ни крути, пешка была способна достигнуть последней горизонтали и превратиться в любую фигуру на усмотрение шахматиста.

Довольный результатом своей работы, Гарри сложил поделки в заготовку для игральной доски и, прихватив её с собой, выглянул в распахнутую дверь. Яркое полуденное солнце ударило ему в глаза.

Бодрящий ветерок поглаживал траву на газоне, а царящую вокруг тишину нарушали лишь пронзительные птичьи голоса. Пернатые гонцы наперебой оповещали, что скоро на смену капризной весне придёт по-настоящему жаркая пора.

Бледно-голубой фасад дома терялся на фоне безупречно чистого неба. Только небольшая веранда с покатой крышей да заплаканные майскими дождями окна напоминали о том, что возвышающаяся напротив мастерской постройка — не мираж.

Солдат задрал голову, и в поле его зрения невольно угодила мансарда. Готовый отвести взгляд, он уловил, как в её окне мелькнул силуэт.

«Ага, попалась!» — встрепенулся Гарри.

Он был уверен, что ему не померещилось.

Конечно, соседка исподтишка наблюдает за происходящим и прикидывает, как улизнуть, не столкнувшись с ним лицом к лицу.

Рассмотреть её он не смог — то было мгновение, в большей степени предчувствие движения, чем оно само.

— Мисс? Эй, мисс Филлз? — позвал Гарри как можно громче.

Реакции не последовало.

— Вот же чёртова баба, — процедил он сквозь зубы и принялся выкорчёвывать телефон из узкого нагрудного кармана. — Ну, погоди!

Арендаторша и не подозревает, с кем играет в прятки. Да если он задастся целью, то может организовать на неё настоящую охоту.

Письмо, накануне оставленное на лестнице, исчезло. А это означало, что отныне, желает гостья того или нет, воля проживающего в доме сособственника ей известна. Болван Дейл ещё поплатится за своё вероломство!

Экран мобильного загорелся у Гарри в ладони. Чести быть включенным аппарат удостаивался раз в день — если на то была необходимость.

В трубке наконец раздались гудки, затем снова и снова...

На протяжении долгих секунд они рождались и умирали за безбрежным цифровым горизонтом, так и не исполнив единственной своей миссии: попытка Гарри связаться с братом не увенчалась успехом.

«Он нарочно не отвечает, — злился солдат. — Подослал в отместку эту мегеру — а сам не нарадуется. А вообще, поди узнай, в командировке этот трус или в запое. И почему у нас с ним всё не как у людей?».

Гарри чертыхнулся, нажал на «сброс» и поспешил к дому.

Дрожащими от нетерпения руками он поставил коробку с шахматами на тумбу в своей комнате и вернулся в прихожую.

Циферблат его надёжных «Дельта-Форс» показывал без пяти одиннадцать.

Когда колёса инвалидной коляски упёрлись в ступени, ведущие на мансарду, он вскинул голову и прислушался.

Шорохи, Гарри со всех сторон окутали шорохи, неразличимый шёпот и тонкий женский смех.

— Немедленно спуститесь, — его голос грозным эхом срезонировал в стенах, — или я вызываю полицию.

Нет, Гарри не собирался тревожить стражей порядка из-за такой ерунды — уж с кем с кем, а с взбалмошной барышней он и сам справится. Но словесная угроза возымела эффект: стоило ему упомянуть копов, как непонятная возня в углах прекратилась.

— Я жду, мисс Филлз!

Прикрыв дверь на улицу, Гарри затихарился.

Не знает проклятая соседка, сколько раз ему по долгу службы доводилось выкуривать непокорного врага. И пускай тогда у него имелась высокоточная снайперская винтовка и пара ног в рабочем состоянии, терпения ему по-прежнему было не занимать.

Сцепив руки замком, Гарри задумался над планом перехвата. На этот раз он её подловит, устроит допрос с пристрастием и получит ответы на все интересующие вопросы.

Но не прошло и часа, как горе-часового разморило — Гарри и не заметил, как задремал.

Видения его были яркими, интенсивными.

Вот в теле ощущается забытая лёгкость — он может ходить, движется быстро и легко!

Гарри сворачивает с дороги к родному дому. Проскальзывает вдоль вытянутого фасада, проводит пальцами по шероховатой обшивке и бросает беглый взгляд на окна.

Одичавшая лужайка послушно приминается под подошвами его любимых кроссовок. Мелодично поскрипывают доски веранды. Тяжёлая парадная дверь распахнута настежь.

Прихожая окутывает Гарри древесной прохладой.

Здесь всё как всегда: слева — дверь в его апартаменты, за ней — крутая лестница на мансарду. Там, наверху, косой луч света тянется из слухового окошка к порогу родительских покоев.

Гарри взмывает по ступеням и едва не задевает головой нижний край покатого потолка — когда он поднимался сюда в последний раз, роста в нём было куда меньше нынешних шести футов.
Заветная комната незаперта. Оттуда сильнее веет сосной и терпкими травами.

Букет из мелких цветов пестреет в пузатой керамической вазочке на мамином комоде и выглядит пышнее, отражаясь в висящем рядом зеркале.

Гарри проходит внутрь и вдыхает полной грудью. Деревянный настил мурлычет в такт его шагам, будто задремавший старый кот.

В обстановке здесь едва ли что-то изменилось, разве что полки на стенах и отцовское кресло у двери отсутствуют. Но комната видится солдату непривычно просторной и как никогда светлой.

Мгновение спустя он оказывается у окна и, прищурившись, осматривает залитый солнцем двор. Кровлю веранды, устланную чешуйчатым рубероидом, плоскую смоляную крышу мастерской, дорожку от неё до дома и проплешину на газоне у обочины. Лёгкий ветерок посвистывает в обшарпанной раме.

Гарри жадно приникает лбом к стеклу, как если бы отвоёванные у пространства дюймы позволили ему запечатлеть картинку чётче и полнее. Картинку, в которой нет и намёка на трагедию.

И тут плотный чёрный сгусток рассекает воздух перед самым его носом. Слышится истошный вопль, похожий на человеческий: птица, напоминающая ворону, пулей проносится мимо.

А солдату чудится, что она выкрикивает его имя:

— Гар-р-ри!

Он пятится.

В оконном проёме мелькают острые тени — теперь не одна пернатая налётчица, а несколько бьются в стекло, намереваясь разнести его вдребезги:

— Гар-р-ри, Гар-р-ри!..

Их карканье оглушает, перерождаясь то ли в плач, то ли в лай.

Гарри отворачивается, зажимает уши ладонями — всё это не к добру. Нужно поскорее выбираться отсюда.

Но путь ему преграждает комод. Большое, сродни вездесущему оку, зеркало, что парит над столешницей, мрачнеет. Едкий дым затягивает блестящую поверхность изнутри — клубится грозовой тучей, вырисовывает странные образы, живые узоры.

— Гарри, — кто-то шепчет сквозь кипящую пелену.

Солдат прикрывает веки, хочет расслышать голос, кажущийся знакомым.

А шёпот становится отчётливее, проникает в каждую клеточку его мозга:

— Гарри!

Он решается распахнуть глаза.

Сизый смог улетучивается. Но зеркало, обретшее свой первозданный лоск, отражает совсем не то, что Гарри ожидал увидеть: со ртутной глади на него в упор смотрит женщина!