- Во-первых, тебя убивать - дело хлопотное. Худо-бедно, ты - человек
известный, и расследовать убийство милиция бы стала дотошно и широко.
- Но ведь убили и Серегу, и паренька этого, конюха!
- Они - бомжи. Они есть, и их как бы нет. Их не стало, и их вроде бы
не было. Никто, включая государство, их не хватится.
- Тебе радоваться бы, что живой, - ворчливо укорил Виктора Казарян, -
а ты все вроде бы даже обижаешься на этих граждан за то, что они тебя не
ухлопали.
- Надеешься их сбороть, Саня? - вдруг спросил Алик.
Все посмотрели на него. Менее всего подходило сейчас к нему детское
имечко Алик. Усталость прожитых лет долгой жизни и безнадежность
сегодняшнего дня читались в неподвижных глазах на тяжелом немолодом лице.
Он указательным и большим пальцами небрежно растер набрякшие веки и в свою
очередь оглядел всех. Смирнов поймал его взгляд и, не отрываясь, ответил
ему:
- Я не надеюсь, что мы их сборем, Алик. - Смирнов отчетливо надавил
на обязывающее всех "мы". - Я надеюсь, что нам удастся их разоблачить.
- Они - миф, Саня, они пока существуют в твоем воображении, - с
горечью констатировал Алик. - Ты становишься маньяком, которому всюду
чудятся заговоры.
- Убийство Алексея - миф? - яростно вопросил Смирнов.
- Убийство Алексея - это может быть ревность, конкуренция, сведение
старых счетов... Мало ли что это может быть!
- Ты будешь мне помогать? - совсем спокойно осведомился Смирнов.
- Буду, - Алик с улыбкой глянул на Смирнова, как на шаловливого
ребенка. - Куда я от тебя, старый хрыч, денусь?
- Их, судя по всему, много. Нас - раз-два и обчелся, - сказал
Казарян. - Они шуруют почти в открытую, нам придется действовать тайно, со
всей мыслимой осторожностью. Наша тактика, Саня?
- А почему ты решил, что мы будем действовать тайно?! - с ходу
азартно завелся Смирнов - работа началась, работа. - Официальная афишка не
нужна в первую очередь им. Они - тайная организация, а мы - свободные
граждане правового государства...
- Нет такого, - перебил Алик.
- А мы будем считать, что есть! - Смирнов опять встал. - Терять нам
нечего, они нас знают, так к чему же прятаться? Действовать будем открыто,
нагло и непредсказуемо для них. Нам нечего бояться, мы можем замазаться,
открыться, по мелочи нарушить общественный порядок, и чем больше мы
наследим, тем рискованнее для них любая попытка нас ликвидировать.
- Думаешь, такие попытки будут? - осторожно спросил Алик.
- Будут, если мы загоним их в угол, - бодро ответил Смирнов и
склонился над картонным ящиком. - Разделим подарки, пацаны.
Сорвал широкую ленту скотча, раскинул на две стороны две части
крышки, вынул пенопластовую прокладку и стал выгружать на журнальный
столик подарки заботливого Александра Петровича: три пистолета с
наплечными сбруями, три пачки патронов, четыре ножа в чехлах, четыре
изящных кастета, десяток баллончиков в упаковке с нервно-паралитическим
газом, два миниатюрных японских фотоаппарата.
- Больших денег все это хозяйство стоит, - задумчиво оценил подарки
Казарян. - За что нам такие подарки?
- За дружеские услуги, которые мы оказали и еще окажем любезному
бизнесмену Александру Петровичу, - объяснил Смирнов и вновь предложил: -
Выбирайте, кому что нравится, дорогие мои мальчишки.
В каждом мужике сидит противоестественное восхищение орудиями
убийства и детский восторг от обладания ими. Перезревшие пацаны
примерялись к оружию: Виктор тотчас нацепил и стал подгонять сбрую с
пистолетом, Казарян проверял свою машинку, выщелкнув обойму, попробовал
спуск, Алик, вытянув из чехла широкий десантный нож, любовался своим
отражением на поверхности сверкающего металла.
Смирнов нырнул в ящик последний раз и вытащил нечто в фабричной
упаковке, на блестящих боках которой были яркие надписи на иностранном
языке. Варварски, не желая заморского изящного дизайна, раскурочил
упаковку и извлек из нее по очереди пять радиопереговорников. Не
милицейские грубые черные кирпичи, а элегантные, как французские
пудреницы, умещающиеся в ладони, безукоризненные устройства японского
производства. Разложил их на столике, полюбовался и поинтересовался:
- Разобрались, что к чему?
- Я пистолет не возьму, - сказал Алик. - Стреляю я скверно, да и
таскать его под пиджаком одна морока. Лучше лишний баллончик прихвачу.
- Бери, - разрешил Смирнов и взглядом обвел свое воинство. - Будем
считать, что мы полностью экипированы.
- И в блестящей сей экипировке завтра полным парадом проследуем по
Красной площади, - с невинным видом завершил за него фразу Казарян.
- Нет, Ромочка, - нежно возразил Смирнов. - Завтра праздника не
будет. Начинаются суровые будни. Итак, намечаю основную нашу задачу. В
первую очередь определить смысловую направленность организации и
окончательные ее цели. Во-вторых - выявить фактическое руководство этой
организации.
- Только-то? - удивился Казарян. - Два пальца об асфальт! Счас
сделаем!
- Не дури, - попросил Смирнов. - Первое время, пока мы всерьез их не
зацепим, они нас убивать не будут - себе дороже. И за это время нам надо
как можно тщательнее отработать косвенные к ним подходы. Да, черт, совсем
забыл! Давайте-ка переговорники опробуем. - Он встал, забрал одну штучку
со стола. - Я в сортир, Виктор на кухню, Алик остается здесь, а ты,
Казарян хренов, иди в ванную.
Все послушно разбрелись по названным помещениям. Смирнов уселся на
стульчак, включил переговорное устройство и тихим голосом заговорил:
- Погода на завтра. Задание славному журналисту Спиридонову: в
редакции газеты, где работал Олег, обстоятельно понюхать, что и как. О чем
были его последние статьи, что новенького хотел написать, с кем
контактировал, с кем собирался контактировать. Виктор будет со мной.
Казарян получит конфиденциальные установки. Все. Прием.
Смирнов переключил переговорник на прием и услышал то, что и должен
был услышать, подставляясь по простодушию. Казаряновский голос был громок
и ядовит:
- Потешилось игрушкой, хромое дитя на пенсии? Вам, отставным
полковникам, только бы покомандовать подразделением. Подразделение,
правда, жидковато: двое пузатых старичков и нервический алкоголик, но оно
с готовностью рапортует: есть! Да, кстати, когда со стульчака вставать
будешь, задницу не забудь подтереть.
Утро было что надо, замечательное утро. Они вышли из подъезда и на
мгновение остановились, потому что пришлось закрыть глаза от жестокого
светового удара низкого солнца.
Смирнов, ночевавший у Виктора, безжалостно разбудил литератора в дико
раннее для того время, не дал ему горевать по поводу похмелья, не дал и
похмелиться. Напоил крепчайшим чаем, обругал крепчайшим матом и -
укрощенного - начал приспосабливать к делу.
Смирнов сел за руль "семерки", и они поехали. У Уголка Дурова
вывернули на Самотеку, пересекли Садовое, по Цветному бульвару добрались
до Трубной, вскарабкавшись по Рождественскому и миновав Сретенский,
покатили по улице Кирова. Делая поворот в Кривоколенный, Смирнов спросил: