— Да ладно, справишься. — Вася регулярно отслушивала все эти Ольгины бредни. — Лучше расскажи, откуда ты взяла эту свою очередную ерунду? Интересно же. — Было неинтересно.

— Не поверишь. В кафе познакомилась. — Ольга была перевозбуждена. — Неделю назад зашла чаю выпить. Бизнес тире мен. У него несколько магазинов. Одеждой занимается.

— И что, он сразу сделал тебе предложение? — Любовные истории вгоняли Васю в тоску.

— Зачем же сразу? С двух раз, — засмеялась Ольга. — Сидели за соседними столиками. Он там ланчевал. Перекинулись парой слов. Оставила ему визитку. Он позвонил и, представляешь, в театр позвал. Я хохотала.

— Да, ты только театра еще не видела.

— Нет, просто мальчик с юмором. На визитке же написано, кто я и зачем.

— Действительно, разумнее было бы тебя раскрутить на театр — для друзей и близких родственников — жен, детей.

— Он развелся.

— Это очень удачно вышло. Молодец, заранее побеспокоился. Знал, знал, что тебя, неотразимую, встретит.

— Ну, в общем, повстречаться не успели, — Ольга продолжала трещать свое, — погуляли, поцеловались, пое…лись. А он уже ко мне въезжать собрался.

— Это твое любимое развлечение — мужики с чумаданами — туда-сюда, туда-сюда, отбыли срок — и снова туда-сюда, туда-сюда, — веселилась Вася. — Так и что? Все, по-моему, чудесно. А он вообще — как? Тебе нравится? Забыла спросить.

— Да, нравится. И старое на новое сменить готова я, — заговорила стихами Ольга. — Но старое-то еще дома на диване валяется.

— Ну если бы не твоя замечательная дочка, поселила бы одного в одной комнатке, другого — в другой. И славненько бы все получилось. Прямо красота какая-то. А как, кстати, Катька-то твоя на все реагирует? Замечает смену командного состава?

— А ей-то зачем? Не она же с ними живет. Сидит в своей комнате, уроки учит.

— Комнату занимает, короче.

— Да хватит тебе. Что делать лучше скажи?

— Ну не обижайся, ты же знаешь, я не специалист в твоем жанре… И откуда ты их всех берешь, своих поклонников? И главное, зачем?

— Зачем, зачем? Спать я боюсь одна. Страшно одной в кровати, понимаешь ты?

Вася обалдела. Она давно знала Ольгу, но такого не ожидала.

— В каком смысле?

— В таком.

— Что ж ты на всех фестивалях одноместные номера себе выбиваешь? Я-то думала, чтоб компанию приятную собирать, а оказывается, для того чтобы спать бояться.

— Все веселишься. А я серьезно. Я когда без никого, все мне кажется, что ходит кто-то. Или в ванной моется. Нервничаю. Не высыпаюсь.

— Сходи к психоневрологу. У меня отличный доктор есть. Я тебе пришлю телефончик.

По лицу Ольги было видно, что она выдала страшную тайну. Между тем Вася тоже была растеряна. Она и представить себе не могла, что вся эта суета вокруг дивана только из-за того, что страшно. Вот это да! Самой Васе, наоборот, было страшнее, когда кто-то оказывался в ее постели. Она недоумевала, что дальше-то с этим делать, наутро. И никогда не могла понять. Видимо, в этом была ее проблема. Она заметила разницу.

Васю осенило. Когда даме страшно одной в постели (решим, что это болезнь или такое недомогание), мужчина читает это славное послание на ее лбу. Там это все нарисовано. И готов сразу и быстро (что с мужчинами нечасто случается, но, видимо, буквы горят очень выразительно, призывая к поступку) составить компанию той даме, и даже не одноразовую, потому что ему-то тоже надо где-то ночью спать. А так он еще и спасает человека. Целый подвиг получается. Если же предположить, что некоторым мужчинам самим страшно спать в одиночестве, получается — чистое здоровье. Прелесть просто получается. Счастье какое-то выходит. А вот у некоторых дам на лбу написано обратное — страшно, что потом со всей этой ерундой делать. То ли белье с удовольствием сдавать в прачечную, то ли радостно начинать завтраки готовить, придумывая, о чем же разговаривать за этими завтраками. Текст тоже ярко высвечивается на женском лбу, и мужчиной считывается. Таким образом потенциальный поклонник, будучи человеком грамотным, понимает, что в этом непростом случае сложно будет найти понимание, а затем еще и дружбу, и любовь. Придется работать над вопросом. Долго и серьезно. А делать это лениво. Да и времени жаль. Вот так вот все и получается.

— Ну ладно, ладно. Все я да я. Разберусь как-нибудь. А ты-то как? Давай, рассказывай. Что Скворцов? Колись.

У Васи свело скулы.

— А что говорят? — слукавила она.

Ольга расстроилась. Она рассчитывала, что Вася, в свою очередь, сама выложит ей все и сразу («старая интриганка»). Ей же, всматривающейся в Васины глаза, вдруг показалась ее собственная суета, как та приговаривала, вокруг дивана такой мелкой и ненадежной. Если, конечно, она правильно почувствовала про Васю со Скворцовым. А чутье у нее было, как у той собаки.

— Что? Рюмку выпьешь? — Молодец, Ольга всегда умела нажать на больное.

— Не-а — нельзя.

— Ты что, беременна?

— Тьфу-тьфу. Чего только ты не придумаешь. Переговоры.

— Пойдешь в «оловянный скворечник»?

— В «оловянный скворечник», — не скрыла Вася. — И откуда вы все знаете?

— Видишь ли, дорогая, и в нашей тусовке случаются эксклюзивные новости. — Ольга была явно довольна собой. — И мы их очень ценим.

— Скажи еще — раскручиваем. — «Вот и славно. Зачем думать? От широкой общественности и узнаю, что со мной происходит. На самом деле. А мне останется только вспоминать в мемуарах. Если память не откажет, конечно». А вслух продолжила: — Это вовсе не то, что все вы думаете, это совсем другая история. Я иду туда с Масиком представлять его проект. Помнишь, я тебе про него рассказывала?

— Об этом я тебя не спрашиваю.

— Мне нечего добавить.

— Ну и хорошо. Тогда я побежала. Извини. Через полчаса полосу сдавать.

Ольга была разочарована, но знала наверняка, что это только начало разработки приисков.

Без пяти пятнадцать Игорь Викторович проводил Васю в переговорную комнату, где уже нервничал Масик, трясясь на стуле. Васино появление не прибавило ему задора. За столом был и Лева — также звено в их цепочке. Если что — со всех спросят, всем мало не покажется.

Ровно в пятнадцать вошел Скворцов.

— Добрый день, кого не видел, господа. И дамы. — Он кивнул Васе. — Хорошо, что все в сборе. Никто не опоздал. К делам. Сергей Борисович, вы у нас сегодня главный докладчик, я понимаю. Бумаги подготовили?

Трясущимися руками Масик пытался открыть свою папку. Папка не поддавалась. Ситуация почему-то рассмешила Скворцова. Он встал.

— Вот что мы сделаем. Василисе Васильевне вряд ли будет интересен наш многочасовой интим. Пойдемте ко мне в кабинет, Сергей Борисович, пойдемте.

Масик, поднимаясь, чуть не повалил стул. Скворцов, наоборот, чувствовал себя вполне уверенно. Пробегая за спиной Игоря Викторовича, он приставил ему сзади рожки и захохотал, глядя на Васю.

Лева… почти упал со стула. Васе даже померещилось, что она увидела его ноги, торчащие над столом. Но это ей только померещилось. К счастью.

— Игорек, подъем. Пойдешь с нами. Пошуршим бумагами. А ты, Лева, развлечешь даму. Только недолго. Василисе Васильевне тоже надо, наверное, спешить.

Лева сидел как каменный.

— Ты что… Вы что… с Юрием Николаевичем… — заикнулся он.

— Тихо, — она приложила палец к его губам, — здесь все прослушивается и просматривается. — Лева об этом знал и поэтому заснятое всеми камерами шутливое движение шефа, которого он глубоко боялся, потрясло его еще больше.

— Секунду. — Он приоткрыл дверь и крикнул: — Виски! Шеф приказал развлекать, — добавил он самому себе — для уверенности.

Голос его дрожал. Лева начал понимать. Он догадывался, он заметил неладное сразу… Это пьянство, песни с Суховым, эти приглашения в самый Кремль… И слава богу, пока он еще не очень представлял размер всего полотна. На жизни Скворцова для всех стояло вето.

Пришло виски. Лева поднял стакан.

— Ну что. За тебя. — Коротко, но емко.

Они выпили.