Норгал вскочил на ноги, бил по жилетке и груди, стараясь потушить огонь и рыча от боли.

– Твою мать! Что это?! Убери! Останови! – орал он.

Авика ничего не могла сделать. Она упала с постели и забилась в дальний угол, опасаясь даже пошевелиться.

– Колдун! Убери! – все сильнее орал Норгал, крутился, бил себя, валялся на полу, а Авика видела, как его грудь покрывается волдырями, а огонь то вспыхивает, то снова гаснет, уходя вглубь тела.

Громко ударила дверь о стену. В каюту вбежал Лис, держа в руках острый меч, но увидев штурмана в огне, валяющегося на полу, замер на месте. Авике казалось, что огонь живет сам по себе и невозможно им управлять, но стоило только квартирмейстеру появиться рядом, как тот потух.

Норгал лежал на полу. Стонал. Авика с ужасом переводила взгляд с него на Лиса и понимала, что раскрыла свои способности людям, никогда не видевшим колдовства, к тому же убила одного из них. Инквизиция могла показаться спасением в сравнении с экипажем герцога. Тяжело дыша, сидя в своем углу и боясь пошевелиться, она с ужасом смотрела на помощника капитана.

Однако квартирмейстер сделал странную и необъяснимую вещь. Он с хладнокровным спокойствием подошел к двери и, еще раз глянув в сторону стонущего штурмана, задвинул щеколду.

– Что ты делаешь?! – тот час же завопил Норгал.

– То, что должен был сделать много лет назад, – ответил Лис, садясь рядом со штурманом на одно колено.

К удивлению Авики, Лис не обращал на нее внимания, только раз взглянул в ее угол, но сразу повернул голову к Норгалу. Лицо квартирмейстера при этом не выражало никаких эмоций, даже злости не было, только изуродованная правая сторона казалась маской двуликого бога, а свет отражался в его глазах. Однако ни один мускул не дрогнул, даже губы не скривились в усмешке или неприязни.

– Я спас тебя… – прохрипел Норгал, пытаясь встать, из-за ожогов его дыхание сбилось, а любое движение отзывалось невыносимой болью. Авика не видела его так как Лис, но могла поклясться, что на груди, животе и шее штурмана почти не осталось кожи.

– Ты спас меня. Да. Ты напоминал об этом постоянно. Каждый раз, когда входил в мою комнату или каюту, каждый раз ты говорил, что дал мне самый драгоценный подарок – жизнь. Все, что у меня есть, все, чего я достиг, все это только благодаря тебе. Я помню. Можешь не тратить силы на повторение.

– Ави.. Он.. – Норгалу становилось сложнее говорить. – Он… колдун… спаси меня. Ротмар…

– Колдун? Возможно. Но не обольщайся, мой старинный друг. Мальчишка уже убил тебя. Я ничего не могу с этим сделать. Могу лишь выслушать исповедь, – он взял руку Норгала. – Не переживай, тебе не придется говорить. Я знаю все твои грехи намного лучше тебя самого. Но, признаться честно, я все же расстроен. Какой-то мальчишка из Польвары сумел сделать то, что не смог сделать я за столько лет. Возможно, просто сейчас он старше, чем я был тогда? Будь мне тогда пятнадцать, а не пять, я бы с легкостью прирезал тебя.

– Я… я.. хотел…

– Знаю, – остановил его Лис. – Все знаю. И ведь все это время я верил, что действительно должен тебе. Каждый раз, когда ты приходил ко мне ночью, забирался в мою постель, каждый раз, когда ты шептал, как хорошо тебе было, и говорил, что в следующий раз мне не будет так больно, каждый раз я хотел тебя убить. Урод для всех и идеал для тебя. Теперь я думаю, смог бы я когда-нибудь это сделать. Слишком сильно чувство благодарности и страха. Слишком мерзко благоговение перед личным божеством. Слишком велика вера в то, что так и должно быть. Столько лет ты не отпускал меня, отправился за мной в Торнал, пытался удержать в семье. Я был счастлив, когда вел к алтарю твою жену, в надежде, что теперь я избавлюсь от тебя.

– Ротмар…

– Мое имя Лис. Ротмара больше нет. Это имя столько лет вызывало у меня чувство страха и вместе с ним возбуждение – так часто ты повторял его со мной. А я был противен себе, ненавидел себя, ненавидел свой долг и свою оплату и не мог ничего с этим сделать, но ты меня не отпустил. А теперь я вырос, и ты решил забрать его. Я говорил, что не беру на свой корабль детей, что было в этом непонятного? – Он посмотрел на Авику. – Я говорил тебе не принимать подарки, цену которых ты не знаешь…

Норгал захрипел – жизнь покидала штурмана. Глядя на тело, Авика с трудом могла понять, что больше ужасает ее: поступок Норгала, откровение Лиса или убийство фотом. Это она убила его своей силой, которая должна служить на благо и для жизни. Одна мысль об убийстве человека, даже такого, как этот, была невыносимой. Все походило на игру, планы и аферы, кражи и обманы – все это никогда не могло принести смерть. И даже в страшном сне она не могла представить, что ее фот убьет человека. Но это был не сон, а жуткая реальность.

Лис смотрел на нее, и ей казалось, что в глазах квартирмейстера разверзлась бездна чувств. Лицо мужчины продолжало оставаться холодным и отстраненным, но то, что она только что узнала, жило в нем где-то глубоко внутри. Две стороны. Две жизни. Два лица. Мужчина полный сил, со связями и будущим, и загнанный уродливый отпрыск пирата, которого выкрали из лап смерти.

Он снова взялся за меч и провел острием по горлу Норгала, тот затрясся, сразу обмяк, а на полу растеклась лужа крови.

– Я убил его. Не ты, – также спокойно произнес Лис и поднялся с колен, вытирая окровавленный меч.

Авика не могла ничего ответить. Она во все глаза смотрела на тело на полу, пытаясь понять, как такое могло произойти, и мелкая дрожь пробирала ее. Можно ли было все изменить? Если бы она не согласилась на помощь штурмана, или не пошла в его каюту, или не пряталась в трюме, а влезла на корабль по сетке. Все «если» вертелись в голове, заставляя уноситься все дальше от мертвого тела Норгала и его мерзкой вечной души.

– Очнись! – раздался грубый голос совсем рядом, и она затравленно посмотрела на квартирмейстера.

Лис сидел напротив, глядя ей прямо в глаза. Его рука легла на ее плечо таким привычным и ничего не значащим жестом. Без всяких чувств.

– Не время и не место, – прохрипел он, а уродливый шрам словно растянулся, превращая квартирмейстера в мерзкого демона, без кожи на половине лица. – У нас нет времени на это, – продолжил он. – Если не хочешь стать кормом для рыб, то будешь рыдать от ужаса потом, а не сейчас. В одиночестве, – Лис на мгновение задумался, – он заслужил все, что с ним произошло, – добавил он выдохнув.

– Что мне делать? – ошеломленно спросила Авика.

Она старалась смотреть только в глаза квартирмейстеру и не замечать Норгала.

– Нам надо завернуть его, – уверенно ответил Лис.

Он поднялся, подошел к койке, одним ловким движением стянул простыню и накинул ее на шкипера. Выдержке квартирмейстера можно было только позавидовать, он будто и не испытывал никаких чувств, только холодные расчетливые движения. Видя это, Авика как завороженная, поднялась со своего места и тоже подошла к телу Норгала. Простыня прятала случившееся, оставались лишь очертания тела, и только кровавое пятно на серой ткани говорило о насилии.

– Закрой за мной дверь, – приказал Лис, заставив ее обернуться, – мне нужно сходить за капитаном.

– Что вы собираетесь делать? – неуверенно спросила она, сразу же вспомнив слова Норгала о реях, защите.

Теперь сложно утверждать, что штурман говорил правду, вполне возможно, он просто хотел разбудить в ней чувство долга или страха. Впрочем, в запугивании молодых членов экипажа Норгал преуспел как никто другой, и в этом Авика была теперь абсолютно уверенна.

– Ты колдун? – неожиданно спросил Лис. – Только колдунов нам не хватало.

Колдун ли? Колдуны используют силы, чтобы творить черные дела, порабощать людей и убивать их. Маги, напротив, улучшают жизнь, делают ее проще и безопаснее, они находятся совсем рядом, работают башмачниками, делают великолепные шляпы и наряды, стараются не высовываться и не привлекать к себе внимание. В герцогстве, пожалуй, только мадам Ботье со своим модным салоном смогла заставить людей себя почитать, не открывая своей сущности, но все остальные молчат, да и не обладают такой силой, чтобы хоть как-то заявить о себе. К тому же мало кто в нынешнем обществе верит в магию. Но вот ее фот убил человека, а это далеко за пределами светлой магии и магии вообще. Слова комом застряли в горле, но Авика все же смогла ответить, стараясь не пищать от испуга: