Самым нелепым было то, что Медведю нужно было ходить на работу, как ни в чем не бывало. Нужно было ходить в магазин, готовить еду, как будто ничего и не случилось… Вот только теперь готовить можно было на одного. Ангел почти ничего не ела. Во всяком случае, при нем.

Халат регулярно приходил проведать ее, осмотреть, обработать раны. Медведь был ему очень благодарен… Нет, ведь и правда – он никогда не видел в Халате никого кроме коллеги, поверхностного знакомого, а оказалось, что это – добрейшей души человек. И пусть он этого не показывал, говорил резко и отрывисто, но Медведь прекрасно понимал, что Халат действительно переживает за них. Иначе он не стал бы ввязываться во всю эту историю, а просто вызвал бы начальство, когда все произошло… И Ангела бы забрали. Медведь даже думать боялся, что могли бы с ней сделать, если бы все обнаружилось. А ведь в первые пару дней дома он никак не мог понять, почему так стремился сбежать, увести ее, спрятать, почему не обратился за помощью там же, в больнице – в конце концов, разве это не самое подходящее место для решения подобной проблемы? Ведь это Крыло – явно вопрос медицинский. Никакой мистики, никакой магии здесь быть не может. Это – вопрос организма, мутаций, странной реакции на неизвестно что… Однако теперь Медведь был рад, что сбежал. Он чувствовал гордость за то, что практически выкрал Ангела из рук врачей и ученых, которые могли бы препарировать ее, как лягушку, или хуже того – как пришельца… Подумать только, ведь он мог никогда больше ее не увидеть… Хотя… он ее редко и видит, на самом деле. Ангел стала избегать его. Они почти не разговаривали, почти не смотрели друг другу в глаза, почти не касались друг друга.

Это тоже было неправильно. Но ей требовалось время… Да. Им обоим требовалось время, только и всего. Они успокоятся, придут в себя – и решат, что нужно делать. Они избавятся от Этого, и все снова станет как раньше, все снова будет хорошо, все снова будет нормально. Все будет так, как и должно быть.

Все наладится. Все уже налаживается. В больнице вот, например, никто особо не интересовался, что произошло. Ему, конечно, пришлось наврать с три короба, будто психически нездоровая пациентка проткнула ему руку скальпелем. Куда потом девалась пациентка? А вот пришлось подготовить липовые документы, направляющие ее на другой конец страны в психдиспансер. Конечно, ему не поверили. Хотели вызывать милицию, но он отказался писать заявление – мол, что с ненормальной возьмешь? Хотели осмотреть его рану, ведь было столько крови, наверняка все очень серьезно! - но нет-нет, спасибо, меня уже лечит Халат, да, он лично меняет мне повязки, да, он подтвердит мои слова. И Халат подтверждал. Он действительно оказался другом. Медведь понятия не имел, что же делал бы без него. Теперь они очень часто виделись. На работе – как «лечащий врач и пациент», и дома – когда Халат приходил к Ангелу. Видимо, это именно он уговаривал ее съесть хоть что-нибудь. Он умел убеждать. А вот Медведя Ангел совсем не слушала. Она отворачивалась, когда он входил в комнату.

Но это пройдет. Он знал. Он верил. Они оба успокоятся, и все снова будет хорошо. Все снова будет нормально.

11

Как только за Медведем закрывалась дверь, Ангел вставала с постели. По вечерам она рано ложилась, усиленно изображая сон, но не спала. Она притворялась, чтобы не разговаривать с ним. Чтобы не смотреть на него. Чтобы не видеть, как он смотрит на нее. Она очень боялась заметить в его глазах жалость… Его жалости она боялась даже больше его презрения…

Поэтому по ночам она лежала, отвернувшись к стене, и молча слушала, как он дышит. Она старалась дышать ровно и размеренно, чтобы он считал, что она спит. А вот он сам дышал беспокойно. Ангел подозревала, что они оба не могут спать. Ночь казалась бесконечной… Но она не могла повернуться к нему и поговорить. Просто не могла.

В хорошие ночи ей удавалось продремать пару часов, но с рассветом она открывала глаза, а кошмар никуда не уходил. От этого сна ей было не проснуться… Вот оно, Падение. И никакой надежды для нее больше нет…

С такими мыслями она встречала каждое утро, по-прежнему глядя в стену и прислушиваясь. Она старалась не шевелиться, когда Медведь ворочался, когда вставал с постели, ходил по квартире, собирался и отправлялся на работу.

Как только за ним закрывалась дверь, Ангел вставала. Но не знала, зачем. У нее не было цели. В ее днях не было смысла. Ей было больше не к чему стремиться и нечего желать.

Совершенно автоматически она шла умываться, стараясь не смотреть на себя в зеркале, ходила в туалет и завтракала. Она не хотела есть, не понимала толком, зачем ей и вовсе длить свое существование – ведь жизнью это уже не назвать… так может, просто перестать есть, и все? Но почти каждый вечер приходил Халат. Он промывал ее раны, накладывал новые повязки. Он успокаивал ее, говорил, что – на удивление – поврежден лишь самый верхний слой кожи, что столько крови было из-за капиллярного кровотечения, а теперь все очень хорошо и быстро заживает. Почему же он не понимал, что ничего не заживает? Крыло не отваливается, дыра в душе не зарастает… Она калека. И будет такой всегда. Подобное не заживает… Но Халат успокаивал ее, утверждал, что все наладится, и ей хотелось верить… Нет, она не верила, но очень хотела верить… А потому по утрам съедала кусочек хлеба. Ей не хотелось делать бутерброды – слишком много мороки, да и никакого удовольствия от еды она не получала. Так к чему же напрягаться? А хлеб Медведь покупал уже нарезанный, так что оставалось лишь взять ломтик из пакета – и заставить себя его проглотить.

А вот после этого утреннего ритуала она оставалась наедине с собой. Больше было совершенно нечего делать. Она пробовала смотреть телевизор, но он ее раздражал. Она пробовала читать, но не могла сосредоточиться настолько, чтобы понять больше двух предложений со страницы. Она пробовала выходить на балкон, но ей казалось, что все видят ее, что все смотрят на нее, показывают пальцем, смеются, обсуждают… И она снова пряталась в квартире. Она пробовала рисовать, но рисовать ей было нечего. Она не спала, а потому ей ничего не снилось. Ей было нечего рисовать… Кисть просто выпадала из отказывающей подниматься руки.

А потом Ангел снова подходила к балконной двери. Ее тянуло туда… И не потому, что хотелось глотка свежего воздуха. Не потому, что было жарко. Не потому, что хотелось понаблюдать за прохожими.

Ангела звало Небо. Она не понимала, почему, но она хотела только смотреть на Небо. У нее не осталось никаких других желаний. Небо манило ее и успокаивало. Только глядя в Него, растворяясь в Его бескрайней и бездонной синеве, она успокаивалась. Только тогда она начинала вновь чувствовать себя собой, вновь могла дышать и надеяться. Она не знала, на что ей надеяться… Но Небо говорило, что все будет хорошо, ей просто нужно подождать…

В один из таких дней Ангел устала ждать. Она решила отрезать Крыло.

Когда Халат и Медведь вошли в комнату, она уже усиленно водила ножом по верней части Крыла, пытаясь дотянуться до самого стыка со спиной, пытаясь выдрать его с корнем…

Двое мужчин еле смогли ее остановить, отобрать нож, вколоть успокоительное и обработать новые раны.

Ангел уснула, но не успокоилась. Ей было не нужно Крыло.

12

- Нужно договориться об операции.

- Нет, не нужно.

- Черт, да как так не нужно!? Ты же сам видел, чтоона сделала!

Ангел давно уснула, стрелки часов уже ушли в завтрашний день, а Медведь с Халатом все сидели на кухне и не могли решить, что делать. Точнее, решить-то решили, но каждый свое… И ни один не хотел уступать.

Медведь никак не мог прийти в себя после того, как увидел Любимую с ножом. Она была так сосредоточенна, по лицу катились слезы, но ни звука не слетало с губ… Наверное, ему никогда не забыть эту картину… В первый миг он подумал, что она хочет убить себя, что он ее вот-вот потеряет… Но все позади, она спит за стеной, а значит, он может жить дальше. Без нее – не смог бы.