А Крылатого она не видела с того самого момента, как они вернулись в деревню – он что-то объяснил людям, передал ее на попечение тех милых женщин – и исчез. Крылатый умел испаряться, когда хотел. Этого у него не отнять.
- Ты здесь? – легкий стук по перекладине косяка. Тишина. Ангел вошла в хижину.
- Вообще-то, я не отзывался.
Крылатый сидел в самом дальнем и темном конце домика, словно все еще пытаясь спрятаться от нее. Бесполезно. Она ведь уже здесь.
А он мрачен и угрюм. В его глазах танцевали такие глубокие тени, какие еще даже не начали собираться под крышей шалаша в преддверии ночи.
- Я поговорить пришла…
Ангел нервно заправила за ухо вновь выбившуюся прядь волос. Она не могла сосредоточиться, пока ей мешали подобные навязчивые мелочи.
- О нас.
Крылатый удивленно посмотрел на нее. Даже заинтересованно.
- О на-ас? Неужели.
Издевательский тон. Снова он за свое… Но если она хочет вытянуть из него то, что ей нужно, придется потерпеть.
- Да… Я… Ну… Прежде всего, я бы хотела извиниться за вчерашнее.
- Позавчерашнее, ты хочешь сказать.
- Что?
- Ну ты день проспала, так что все было уже позавчера. Конечно, если только ты вчера во сне не устроила мне очередную гадость.
- Нет, я… Что, я правда пропустила целый день?
- Нет, шучу. Конечно правда.
Злобный и ядовитый… Но нужно собраться…
- В общем… Не важно. Я пришла извиниться.
- Ну так извиняйся.
Ангел не выдержала и сорвалась:
- Слушай, я не понимаю, зачем тебе нужно постоянно за мой счет самоутверждаться?
Крылатый не выдержал и вскочил на ноги:
- А зачем тебе нужно постоянно все портить?
- Да что я испортила, что??
- Ты чуть не угробила нас, вот что!
- Но я же пришла извиниться!
- Да мне плевать на твои извинения!
Они стояли и, тяжело дыша, смотрели друг на друга. В глазах обоих плескалась ярость. Но Ангел первой взяла себя в руки. Ярость понемногу угасла.
- Прости… Я… Мне правда жаль…
- Уж надеюсь, – буквально выплюнул в нее эти два слова Крылатый.
- Ну правда… Я теперь все понимаю… Не знаю вообще, что на меня нашло такое… Просто захотелось проверить, насколько я самостоятельна, что ли…
- Да ни черта ты не самостоятельна, поняла?!
Крылатый резко подскочил к ней и практически проорал эти слова ей в лицо.
- Ты ничто без меня! Была ничем, ничем и останешься! Только в паре со мной ты и можешь хоть что-то особенное!
- Так вот, в чем дело, да?.. Ты боишься, что без меня и ты сам – просто ничто? Так ведь?
- Заткнись…
Крылатый смотрел на нее исподлобья, и голос его стал тих и тверд. Теперь его действительно стоило бояться.
- Точно. Все так и есть… И знаешь, что я тебе скажу?
Ангел сама не могла бы сказать, откуда в ней взялись наглость и смелость это произнести.
- Все так и есть. Ты – ничто без меня. Никому не нужен.
Крылатый схватил деревянную миску, стоявшую на полу, и швырнул в Ангела.
Только Ангела внутри уже не было. Лишь циновка покачивалась, приходя в себя после ее ухода.
Крылатому хватило ума не выбегать на улицу и не кричать ей вдогонку все то, что хотелось высказать.
Их ссору и так, наверняка, слышала вся деревня. А это не укрепляло его имидж. Совершенно.
Разъяренная, Ангел ворвалась в свою хижину, едва не снеся одну из стен. Черт, как же он бесил ее!
Еще больше Ангел уверилась в том, что между ними ничего нет и быть не может. Что бы там ни казалось раньше (и ей, и ему) – ничего нет. Невозможно.
Нужно убраться отсюда как можно скорее.
Нужно сбежать, освободиться… С Крылатым разговаривать смысла нет, да теперь и желания – тоже. Додумалась вообще – идти к нему! Будто он чем-то мог помочь! Будто он вообще ей сильно помог с самого начала!
Да он во всем виноват, это ведь именно онвсе начал! Ну… или почти все. Крыло он все же ей не прививал…
Но именно емуведь пришла в голову мысль найти ее, убедить, привезти сюда, и теперь держать здесь, как… как… Минутку. Ведь это была не его мысль.
Отшельник.
Вот, кто все знал с самого начала.
И вот, кто может положить этому конец.
Кто долженположить этому конец.
Утром. Сейчас идти слишком поздно. Несмотря на свое взвинченное состояние, Ангел хорошо это понимала. Если она хочет, чтобы ей оказали помощь, ее нужно просить, а не требовать. Не угрожать, не истерить, а объяснить. Она сможет. Должна суметь. Вот только… Как ей объясняться с ним?
Насколько она поняла, Отшельник говорит лишь на своем языке. Это Крылатый учил хинди. Ну, или что здесь за язык… Черт. Наверняка ведь, на всю Индию не один язык. Что же ей делать? Словаря или разговорника здесь ей не найти – ближайший книжный магазин за стони километров, наверное, да и путь туда ей явно заказан… Если бы путь был открыт – то и в разговорнике бы не было никакой нужды.
Но как ей тогда говорить с Отшельником? Выход один – научиться. Не потащит же она Крылатого с собой в качестве переводчика? Он ее мигом раскусит и не станет помогать… Или соврет и «переведет» совершенно не то, что было сказано… Нет, она должна сама…
Попробует общаться с местными. После Полета они стали как-то дружелюбнее смотреть на нее, как-то… по-человечески, что ли. Не так отчужденно, как раньше. Может, что-то и выйдет… В конце концов, как-то же первые переводчики изучали чужие языки? Без помощи. Сами.
Так и она должна сделать все – сама. И она не имеет права провалиться.
Только в таком случае утром ей к Отшельнику нет смысла идти… Утром она пойдет в народ. Да. Просто подсядет к тем милым женщинам – и, может, что-то из этого и получится.
Ангел повеселела. По крайней мере, теперь у нее появилось занятие. Настоящее, полноценное задание. У нее была цель. Впервые с тех пор, как она оказалась здесь. И это мобилизовало все ее внутренние ресурсы. Она бы хоть сейчас побежала на улицу, если бы не поздний час. Голоса нескольких людей еще раздавались со стороны центрального костра, но тихие и мужские. Ангел же хотела учиться у женщин. Так ей казалось проще. И надежнее. Дружелюбно подсесть за рукоделием… Может, и циновки плести наконец научится. Должна же она хоть чему-то здесь научиться?
Мерное бормотание, заглушаемое порой треском костра, столь неспешное и спокойное, усыпляло Ангела. Она вслушивалась, сколько могла, но слова не стали понятнее. А потом их журчание и вовсе стихло.
Ангел крепко спала.
39.19
Во сне она бежала за ним.
Толпа.
Заполненная людьми улица. И все они идут прочь. Спина Медведя маячит где-то далеко впереди, она едва видит его затылок, его волосы чуть прикрывают воротник пальто… Она бежит за ним, а люди вокруг словно сговорились. Они не пропускают ее, не оборачиваются на ее окрики, не извиняются, когда толкают ее. А она задевает каждого своим Крылом, оно мешает ей, оно цепляется, тормозит ее.
Ей никогда его не догнать.
Она останавливается, достает из кармана телефон и набирает его номер.
Ну давай же…
Люди обтекают ее, задевая полами плащей и пальто.
Начинается дождь.
Он не слышит ее.
Долгие гудки… Он не берет трубку.
Капли ударяют по голове Ангела.
Ей все равно.
Он не слышит ее.
Толпа раскрывает зонты. Все, как один, черные. А где-то впереди – его синий клетчатый зонт. Яркий и нелепый.
Ангел вновь бросается вперед. Но она отстала еще сильнее… А продираться сквозь толпу с зонтиками… равносильно самоубийству. Во всяком случае, навязчивому желанию остаться без глаза, точно…
Она снова набирает его номер. Ухо болит от того, как сильно она прижимает к нему телефон. Он не слышит ее…
Она роняет телефон, вновь бросается вперед, кричит, подпрыгивает…
Но он скрывается за поворотом. А серая масса пальто несет ее дальше на своих волнах черных зонтов… Она не может свернуть там же, где свернул он. Ее утягивает вперед… И она не видит его зонта в переулке. Даже здесь его уже нет…