Она заново открывала для себя все, окружавшее ее эти долгие недели, она словно никогда раньше не видела этого великолепия, словно жила с завязанными глазами, передвигаясь наощупь.

Не один день прошел, прежде чем Ангел почувствовала себя в силах действительно общаться, понимать и объяснять. Но она не считала. Она словно выпала из времени вовсе. Она засыпала, переполненная впечатлениями, и просыпалась, испытывая зуд нетерпения – поскорее узнать больше! Возможно, долгие дни вынужденного бездействия стали причиной такой бурной энергии теперь – она долго копилась в ней, слишком долго, и теперь ее поток было просто не остановить.

И именно Крылатый давал выход этой энергии, именно он терпеливо обучал ее, помогал преодолеть трудности, помогал бороться, когда что-то не получалось, и она тогда становилась все более и более благодарна ему…

Вместе с этим сказочным миром Ангел, казалось, околдовывалась и Крылатым… Это было неправильно, она знала, ведь она должна уехать отсюда, она лишь затем и учит язык, но…

Но перед ней внезапно раскрылись доброта и яркость местных жителей, она разглядела изумрудную листву и сквозящий через нее свет еще отчетливее – и ей почти расхотелось уезжать… И Крылатый ведь стал совсем другим… Если раньше его присутствие делало пребывание в деревне для нее невыносимым, то теперь она откровенно наслаждалась каждой минутой, проведенной с ним – и видела, что ему все это не менее приятно.

В общем, Ангел и сама не заметила, как полюбила все вокруг – это небо, эти залитые солнцем полусоломенные домишки, эти асимметричные глиняные миски, эти смуглые лица, всегда освещенные полуулыбкой, эту пыльную землю под ногами…

Прошла еще неделя – и Ангел подумала, что готова. Ей было пора идти к Отшельнику. Она теперь вполне могла объяснить ему, чего она хочет, вот только теперь не была уверена, хочет ли этого на самом деле…

Однажды утром она не стала выходить из дому. Когда Савитри постучала о дверной косяк и спросила, все ли в порядке, Ангел сказалась больной.

Ей нужно было подумать. Нельзя отвлекаться ни на кого, нельзя ни на что смотреть – любая деталь может оказаться крайне значимой и не позволит ей принять верное, действительно взвешенное решение.

И вот она сидит, обняв руками колени, закрыв глаза, и слушает… Слушает не лес вокруг, не утро проснувшейся деревни. Она слушает себя, свое сердце, свою душу, свои воспоминания.

Пение птиц затихает вдали, солнце не светит больше, не пробивается сквозь ресницы…

Вокруг темнота. И мягкая, совсем не звенящая и не жестокая тишина. Она теплая, полна предчувствия… Первая ночь… Первая их ночь… Трепет и боязнь прикосновения… Мурашки по всему телу, когда его пальцы дотрагиваются до ее талии и притягивают, обволакивают, увлекают за собой, погружая в него, накрывая ее с головой, растворяя в нем… Ангел теряет голову, она больше не контролирует себя, просто не может – теперь только он может ее контролировать, только он пусть управляет ей, направляет, указывает, ведет за собой – так нужно… Это правильно. Это единственная по-настоящему правильная вещь в мире. Единственное в ее жизни, в чем она уверена…

И Ангел позволяет этому чувству завладеть ею, поглотить ее, уничтожить и собрать вновь из крошечных осколков… Это так прекрасно… Ей так не хватает этого…

Ангел открывает глаза и видит перед собой не деревянные стены хижины, а лицо Медведя. Она слишком давно не видела его… Его черты становятся слегка размытыми, текучими, ускользают от нее.

И тогда глаза Ангела налились слезами, вовсе скрыв родное лицо… Это неправильно… Как же так? Как такое может быть?.. Ведь она так любит его, он так ей дорог, а она забывает его черты… Разве такое вообще возможно?.. Неужели все дело в разлуке, во времени и расстоянии? И неужели она так легко заменила его Крылатым, и потому Медведь стирается из ее памяти, уже ненужный?.. Но как же?.. Как это может быть?

Ангел вновь закрывает глаза.

Кольцо на пальце… Тонкая серебряная полоска с зеленым круглым камешком. Она никогда не могла запомнить, как он называется… Это кольцо он подарил ей, попросив навсегда остаться с ним. И она согласилась – конечно, не из-за кольца, в нем не было ничего особенного, особенным ведь был сам ее Медведь, чудесный и нежный… Они гуляли тогда по парку, ветер изредка бросал ей в лицо ее же волосы, она злилась, а Медведь, смеясь, раз за разом приводил ее голову в порядок, отводя пряди, пряча их за ушами, нежно щекоча при этом мочки, теребя сережки… Под их деревом он и подарил ей кольцо… Как же она была счастлива… Она тут же бросилась его целовать, уже нисколько не обращая внимания на волосы – пусть мешают, пусть они оба будут отплевываться, но она так хотела поцеловать его, всем своим существом крича: «Да, да, да! Я согласна!»

Начало настоящей весны, природа вокруг них взрывалась сочными цветами и зеленью, закрывала ото всех, обволакивала облаком новых, свежих ароматов, пьянила… а они и без того были пьяны своим счастьем.

Теперь Ангел уже не сдерживалась, а рыдала, как и хотелось… Почти так же она плакала в самом начале этой кошмарной истории, когда думала, что умирает, когда считала, что весь ее мир рухнул, и что никогда ей не быть счастливой с ним больше, он никогда не захочет ее видеть, если она выживет, а если не выживет – то все тем более кончено…

А потом Ангел подумала о том, к чему все пришло, к чему привели ее Судьба и медовые глаза Крылатого, вспомнила Полет и захватывающее счастье от этого мистического опыта, вспомнила развевающий волосы ветер и удивительное чувство единения с таким же, как она – со своей полной проекцией, с историей и легендами…

И это волшебство не перевесило ее простого человеческого счастья, которое у нее было, которого она лишилась, от которого она отказалась…

Сама отказалась.

Набитая дура…

Ангел встала, вытерла слезы на глазах и, как была, опухшая и расквашенная, бросилась прочь из дома, быстро пересекла деревню и поспешила по тропе, ведущей к Отшельнику. И плевать, что ее видели люди, плевать, что они заметили, в каком она состоянии и как спешит, плевать, что они о ней подумали.

Это все уже не важно. Ей больше совершенно неважно, что думают о ней те, кто стал друзьями за последние дни. Ангел не чувствовала себя предательницей.

За свою жизнь по-настоящему она предала только одного человека.

Медведя.

И теперь должна все исправить.

39.20

Ангел почти бежала, спотыкаясь о случайные корни, спутанные ветви деревьев цеплялись за волосы, высокий папоротник норовил попасть в глаза, но она не сбавляла темп – она боялась, что если остановится, или даже просто замедлится, то передумает.

Никак нельзя… Она должна сделать то, что задумала – хотя бы попытаться, а там – будь, что будет. Как же хорошо, что она не встретила по дороге Крылатого… Она бы просто не смогла посмотреть ему в глаза – он бы все понял. Да он и так бы все понял… Как ни крути, а он очень чуткий… Он всегда знал, что у нее на уме, даже предупреждал ее желания… Ну, во всяком случае, в последние недели, когда все изменилось, когда он стал таким внимательным…

Ангел снова почувствовала противный укол в сердце – что это, вина? Она его подводит, бросает здесь одного? И больше ни ей, ни ему не лететь… Может, этот укол – тоска по полету? Ведь она и правда никогда больше не испытает этих удивительных ощущений, никогда не сможет подняться в воздух, никогда не почувствует себя птицей, никогда не воспарит над миром…

Да, она лишит себя этого. И это ничего, она справится. Жила же как-то до Крыла и Полета, и нормально жила… У нее были краски, был Медведь, были дом и семья… Ей не нужно это все.

Конечно, она всегда мечтала о чем-нибудь таком – чем-то захватывающем и необычном, чем-то, чего нет в обычной жизни, чем-то, что увлечет за собой ее душу художника… Но кто же думал, что все так и выйдет?

Именно сейчас, испытав все это, Ангел поняла, что ей вовсе не нужны чудеса. Что у нее уже было все, чего можно желать от жизни.