В витрине магазина «Casa del Rosario» стояла маленькая запыленная статуэтка младенца Иисуса. Иисус с грустным выражением лица – по-видимому, уже предощущая грядущие смертные муки – перебирал пальчики на своей ножке. К его проволочному нимбу была прикреплена табличка «Offerte 3500 Lire!».[39] Рядом лежало большое распятие, филигранно вырезанное из слоновой кости. Обмотанные ватой и перевязанные нитками кисти рук пригвожденного Иисуса походили на боксерские перчатки. Маленький мальчик – поляк – рылся в ящике с распятиями, перебирая товар. Достав одно из распятий, он подержал его в руках, вглядываясь в лицо Иисуса, а потом тронул за локоть мать – она выбирала статуэтку Девы Марии. «Mammi! Mammi!» – прошептал мальчик и сунул в руку матери несколько лир.

Потом мать бросила монетку в прорезь на груди ангела, и он кивнул головой. Сунув руку в сумку, женщина открыла лежавшую там маленькую круглую коробочку – на ее крышке был изображен портрет правящего папы, – достала оттуда две таблетки и незаметно положила их себе в рот. Испанский подросток – он держал руку в кармане брюк и играл со своим половым членом – остановился перед большой картиной, изображавшей окровавленного, снятого с креста Иисуса из Назарета. Одна из монахинь – обе были одеты в темно-коричневые рясы, черные накидки и черные туфли и лизали малиновое мороженое в стаканчиках – перевернула маленькую пиету из белого мрамора и взглянула на приклеенную к основанию этикетку с ценой. Мужчина – на его предплечья был наложен гипс, – подойдя к выставленной в витрине пластиковой мадонне, сложил ладони в молитвенном жесте. На белом, уже слегка грязноватом гипсе были нарисованы фиолетовые бабочки. В корзине, сплетенной из луба, на клочках ваты лежал, раскинув руки, младенец Иисус, его охраняла полуметровая фарфоровая собака. Рядом с ножом из слоновой кости – его зеленая рукоятка имела форму головы папы – в витрине «Casa del Rosario» стояла маленькая пластиковая пиета под стеклянным колпаком.

Испанский подросток – его отец рылся в ящике, доставал одно за другим небольшие распятия, а потом долго рассматривал их – окинул тоскливым взглядом продававшую сувениры послушницу, которая с шумом высыпала из пластиковых мешочков в контейнер сотни маленьких фигурок Христа. Юная испанка достала из деревянной шкатулки (на ее крышке был выжжен портрет Иоанна Павла II, а на дне – букет роз) ароматизированные четки, понюхала их и протянула подружке. Взяв четки, подруга тоже с наслаждением вдохнула их запах. Двое подростков – они разговаривали между собой по-польски – попытались украсть пару серебряных крестиков, но, заметив, что за ними пристально наблюдает прелат, с независимым видом направились к выходу из магазина – один из них что-то насвистывал, другой что-то напевал. Оказавшись на площади Святого Петра, они быстро растворились в толпе.

«Preghi ancora?»[40] – спросил сын торговки инжиром – подросток с длинными, почти касавшимися щек ресницами – женщину, ежедневно приходившую на площадь Святого Петра. «Sempre!»[41] – смущенно ответила она. На шее у нее вместо бус висели четки, а на грязных икрах синей шариковой ручкой были нарисованы кресты. «Perché sempre?» – «Non lo so!»[42] Она клала в рот – одну за другой – синие виноградины. «Voi un'uva?»[43] – прошептала женщина на ухо Пикколетто, игравшему с наполненным водой ярко-красным воздушным шариком. Пару дней назад женщина – в руках она держала обклеенную изображениями Девы Марии картонную коробку, в которой лежала фигурка младенца Иисуса – расхаживала среди паломников по площади Святого Петра. Она опускалась на колени прямо на мостовую, гладила младенца Иисуса по белым блестящим щечкам, вынимала из грязного пластикового пакета одну за другой белые гостии и, подержав святые дары у губ фигурки, клала их себе в рот, с благоговейным видом бормоча молитвы. Сегодня – в жаркий летний день – она сидела на краю чаши фонтана посреди площади Святого Петра, смеялась, болтала ногами и, произнося молитву, которую читают во время обряда крещения, плескала на фигурку младенца Иисуса прохладную влагу. «No! no!» – воскликнула одна из туристок, когда ее муж – на его лбу и висках от зноя выступили капельки пота, – облокотившись о край чаши фонтана, хотел зубами открыть жестяную банку пива. Попытки сделать это с помощью ножа не увенчались успехом, и в конце концов мужчина на глазах своей встревоженной жены приподнял зубами язычок крышки. Девочка лет десяти – она держала за волосы куклу Барби, – подойдя к фонтану, нагнулась, чтобы сполоснуть лицо и руки. Повернув голову в сторону сидевшего на краю чаши Пикколетто – зажав в губах серебряный крестик и широко расставив ноги, он в этот момент снимал носки, – она долго разглядывала видневшиеся в штанины шорт яички подростка и морщинистую крайнюю плоть его большого полового члена. Пикколетто окунул босые ноги в воду фонтана, а потом снова надел носки. Девочка окунула в воду куклу – она держала Барби за белокурые волосы. Когда девочка ушла, сын торговки инжиром решил, что на него теперь никто не смотрит, стряхнул с половых органов липкие, поблескивавшие на солнце песчинки и поправил шорты.

Седобородый горбун – у него было восковое лицо – перекрестился и поцеловал кончики своих костлявых, испещренных черными точками пальцев. Веки и брови горбуна были подведены черной тушью, глаза с желтоватыми белками налиты кровью, редкие волосы на голове перекрашены в черный цвет. Мимо него по площади Святого Петра прошли одетые в красные сутаны епископы. Они вытирали пот со лбов носовыми платками, на которых были вышиты желтые митры. Задыхаясь, горбун открыл рот и, ловя воздух, судорожно сжал рукой горло. Его пальцы были унизаны золотыми перстнями. Проходившие мимо паломники морщились от отвращения и перешептывались. «Pantalom lunghi! diecimila Lire? pantaloni lunghi!»[44] – кричала женщина, торговавшая бумажными брюками с надписью «Roma». Она раскладывала папские талеры ровными столбиками. Мимо нее прошла группа школьников. На желтом флаге, который несла их учительница, была изображена пиета. На майках девочек и мальчиков спереди зелеными буквами было написано «Jesus», а сзади бордовыми – «Alleluja». Бродячий пес, встав на задние лапы, пытался схватить маленькое распятие, висевшее на запястье прислонившейся к стене паломницы. Рядом на земле сидели молодой монах и девушка – она опиралась рукой на бедро своего спутника. Монах держал в руках пластиковый пакет с только что вымытыми персиками – покрытые каплями воды фрукты поблескивали сквозь прозрачную оболочку. Две девочки написали свои имена и номера телефонов на бумажных брюках – между рисунками пронзенных стрелами сердец – и передали брюки мальчикам. Мальчики тут же, смеясь и болтая, сняли шорты и надели бумажные брюки. Проходившие мимо молодые туристы, замедлив шаг, насмешливо смотрели на горбуна – он, высморкавшись, оставил на белом носовом платке следы черной застоявшейся крови, а на его правую руку упало несколько капель алой. «Апчхи!» – весело воскликнула девушка – на ней были солнцезащитные очки с синими стеклами в ядовито-зеленой оправе. Ее спутники рассмеялись. Увидев больного горбуна, испанка положила руку на плечо своего сына-подростка – на его лице уже пробивался светлый пушок, – а потом нежно погладила его по спине и обняла за талию. На развевавшемся подоле ее длинной, почти касавшейся мостовой юбки были вышиты павлиньи перья. Монахиня в черном одеянии, наблюдая за харкающим кровью горбуном – у него было восковое лицо и желтая, испещренная пятнами кожа, – достала из кожаного портмоне четки и поцеловала одну из костяных бусин. Сын торговки инжиром – подросток с длинными черными, почти касавшимися щек ресницами – ушел с площади Святого Петра вместе с белокурой девочкой. Покусывая висевший на шее серебряный крестик и поигрывая болтавшимися на запястье правой руки пластиковыми сосками-пустышками, он прошел всего в нескольких метрах от своей матери, кричавшей: «Fichi freschi! vuole fichi! fichi freschi!»,[45] и братишки, пересчитывавшего большие плоские лепешки инжира. Пикколетто и белокурая девочка – на ее белой футболке были изображены бордовые верблюды и песочного цвета пирамиды – двинулись по виа ди Порта Ангелика по направлению к Пьяццале Ризоргименто. Наголо остриженный мужчина лет пятидесяти в белой майке с надписью «Mafia. Made in Italy» ударил насаженной на палку головой пластмассовой куклы по стене – на ней висел плакат с изображением сидевшего на электрическом стуле ребенка в маске. «Mamma! Mamma!» – завопил он и стал гримасничать, теребя свои половые органы. Калека уже исчез с площади. Ветер носил по улице клочки газеты «Osservatore romano». На Пьяццале дель Ризоргименто сын торговки инжиром – подросток с длинными черными, почти касавшимися щек ресницами – и белокурая девочка сели в зеленый трамвайный вагон кольцевой линии и поехали по направлению к Вилла Боргезе.