В этом есть парадокс жизни – не знать о других реальностях рядом существующих, и не знать всего разнообразия чувств, мыслей и переживаний, каждую секунду возникающих в окружающих нас людях. Миры, галактики, и все разные и по величине, и по содержанию, а кажется, просто человек. И правда, что в одном множество миров, а в другом один убогий узкий мир. И как распознать эти жизни в других. Загадка!

Андрей Степанович знал в себе много жизней, и ему порой казалось, что и другие, также как и он, полны этих жизней. И однажды, тогда в юности, он понял, что жизни людей несовместимы, есть видимость возможности их соединить, но по настоящему мир конкретного человека только ему понятен, и счастье, если кто-то заподозрил в тебе эти твои жизни, миры, и это можно назвать любовью – возможность понять и принять жизни другого. Но это недоступно большинству смертных, и как жизни появляются с человеком, так с ним умирают непонятые, незамеченные. Страдание – это непреодолимое желание свои жизни передать, рассказать другим, а рядом бездна, стена, молчание. Жизни разбиваются о них, и ничего не остается, один пепел, а человек живет, сохраняя в душе воспоминания о них.

Непроизвольно все что происходило с Андреем Степановичем однажды стало его тяготить. Его чувство радости стало уменьшаться и он все реже вспоминал свои радостные настроения – на смену им пришло чувство тревоги от того, что все куда-то уходит.

Однажды после работы он встретил Лилечку, и сразу чувство тревоги заменилось чувством радости, и он задержался около нее, и они вместе вышли на улицу и долго шли, и неожиданно Андрей Степанович остановился, и Лилечка остановилась. Оба не понимали, о чем они говорят, и непроизвольно Андрей Степанович обнял Лилечку за плечи, ее лицо оказалось рядом и он прижался губами к ее щеке, и через мгновенье порывистое движение соединило их уста, и они так остались на некоторое время посреди улицы, не замечая ничего вокруг.

– Лиля, милая. Я давно хотел вам сказать. Я устал… – Андрей Степанович остановился. Лилечка смотрела на его лицо и угадывала, подбадривая словами то, что хотел сказать Андрей Степанович.

– Я понимаю. И я тоже хотела… – она подыскивала нужные слова.

– Лиля, я не могу так больше жить.

Они продолжали идти и опять разговор стал путаться…

– Знаете, а я ведь во сне с вами познакомился. – Он посмотрел на реальную Лилечку и удивился, что им придуманный образ совсем другой, и неожиданно он испугался своей откровенности и на полуслове замолчал.

Лилечка ждала, что он скажет еще что-нибудь, но Андрей Степанович отстранился – он почувствовал, что этот поцелуй их не сблизил, а отдалил, не возникло того желания, которое хочет реализоваться, отчего и разговор неожиданно прекратился на полуслове.

Та мужская сила, которая в юности заставляет мужчину говорить нужные слова чтобы женщина ему доверилась и захотела вместе с ним того же самого, эта сила не была у Андрея Степановича импульсивна, и он замкнулся от неуверенности, что он сможет еще раз пойти навстречу той своей жизни, которая его оставила неожиданно, непредвиденно, и оказалось, что его сон в реальности не может осуществиться. Это его огорчило, и это почувствовала Лилечка и сразу начала говорить что попало, чтобы не молчать.

Андрей Степанович шел медленно, не зная что отвечать Лилечке, и когда они подошли к остановке троллейбуса Лилечка сказала:

– Ну вот и прощайте.

Она быстро вошла в троллейбус, так что Андрей Степанович не мог ей ничего сказать. Он молча смотрел вслед уходящему троллейбусу, а потом медленно пошел вдоль домов не думая ни о чем и испытывая чувство разочарования и тревоги, которые давно его хотела захватить и сейчас у них это получилось.

Облегчение пришло когда вечером он сидел за письменным столом, и постепенно чувство утраты чего-то и от этого неуверенности вдруг заменилось интересом к тому, что он начал писать. Он вернулся к своим занятиям и чувствовал, что он в очередной раз возвратился из нереального путешествия в интересные незнакомые места, где он был не он, а другой, и он глубоко вздохнул что наконец-то это закончилось. Реальная жизнь вступила в свои права, и теперь уж он никогда не пустится в приключения.

Через месяц он похоронил маму.

.

Глава 8.

Андрей Степанович остался совсем один. Как это часто случается с людьми интеллигентными, у него не оказалось родственников. Собственно говоря, они реально существовали, но для него их, как будто, не было. Так получилось, что на похороны Натальи Аркадьевны приехал издалека ее двоюродный брат, мужчина лет преклонных, в бежевом длинном пальто, и для всех, кроме Андрея, было ясно, что этот человек откуда-то из-за границы, но поскольку похоронами занималась близкая приятельница мамы, то Андрей Степанович толком никого не знал, кто стоял около гроба мамы.

Он никогда не интересовался всерьез знакомыми родителей, а о родственниках имел весьма смутное представление. Он не знал того, что мама специально оберегала его от лишних сведений, так, на всякий случай, помня те времена, когда она сама должна была забыть многих своих знакомых и друзей из опасения быть заподозренной в связи с неблагонадежными людьми. Это ее угнетало, и это была семейная тайна, которую она унесла с собой, и Андрей Степанович не узнает, через что прошли его добропорядочные родители, чтобы семьи не коснулось то ужасное, через что прошли многие их знакомые.

Андрей Степанович впервые на похоронах мамы узнал, что у него есть родственники за границей, но это не произвело на него никакого впечатления – он всегда был в стороне от политики и мало интересовался тем, что занимало умы его соотечественников. В этом он был ретроградом, считая что можно спокойно прожить не вникая во всякие перипетии и передряги потрясающие его страну. И к стране он относился как к данности, раз и навсегда ему предоставленной для его «жизней», и в мыслях он не имел, изменять место своего проживания.

Когда после кладбища Андрей Степанович вернулся в свою опустевшую квартиру, он не раздеваясь сел около двери на кресло, и мысли его плавно потекли в неопределенном направлении. Он посмотрел на длинный коридор, в конце которого была кухня, и почувствовал усталость и апатию и невозможность что-либо делать. Зазвонил телефон. Андрей Степанович смотрел на него и не брал трубку – у него не было желания общаться. Он не знал, как ему теперь жить.

Два последние месяца он ухаживал за мамой как настоящий медбрат – уносил утки, подавал еду, перестилал постель, общался с докторами. Он приглашал всех возможных специалистов, но никто не мог поставить диагноз, а тем временем Наталья Аркадьевна угасала на глазах.

Случилось это так. Однажды, она пришла с работы, легла в постель и больше уже не вставала. Она мало ела, потом вообще перестала есть, силы ее покидали и она не могла встать, а Андрей безропотно исполнял ее малейшие желания, которых было так мало, что он терпеливо ждал, сидя недалеко от ее постели, слушая как она дышит и ожидая, когда же она к нему обратится. Его жизнь превратилась в «ожидание чуда», но он чувствовал – оно не произойдет, и молчаливо исполнял свою роль сиделки. Он был загипнотизирован, он застыл, он ждал, но день ото дня надежды на выздоровление мамы становилось все меньше.

Однажды мама позвала его.

– Андрюша. Сядь ко мне. – Андрей Степанович придвинул стул. – Ты помнишь, как ты приехал из экспедиции, где познакомился…. – она еле выговаривала слова, было впечатление, что ей трудно шевелить губами.

– Да, – ответил тихо Андрей. Наталья Аркадьевна повернула к нему голову.

– Вот тогда ты должен был…– и вдруг Андрей услышал хрип, она задышала чаще, и наступила тишина.

Андрей взял ее руку – она была без жизни. Он положил руку вдоль тела, повернул голову Натальи Наумовны, чтобы она прямо лежала на подушке, и вышел.

«Это все» – промелькнула мысль…

Андрей Степанович полгода был как во сне. Он ходил на работу, приходил домой, общался с людьми, но внутри он как будто окаменел. Он ни с кем не обсуждал случившееся, и если кто-то пытался его утешать, он перебивал говорившего на полуслове, резко отворачивался и отходил.