Мой первый выбор пал на мистера Кляйншмидта из квартиры 315.

- Ого, - произнес мистер Кляйншмидт, открывая дверь. – Это же бесстрашная охотница за головами. Поймала сегодня каких-нибудь преступников?

- Еще нет, но я над этим работаю.

Я вручила ему «авиаписьмо».

- Вы можете это расшифровать?

Мистер Кляйншмидт замотал головой:

- Я разгадываю кроссворды. А это путаница. Тебе следует спросить Лоррейн Клауснер с первого этажа. Она разгадывает путаницы.

- Каждый в своем деле специалист.

- Если бы Микки Маус мог летать, то был бы Дональдом Даком.

Я не была уверена, что это значит, но поблагодарила мистера Кляйншмидта, протопала два лестничных пролета и только поднесла палец к звонку Лоррейн, как та открыла дверь.

- Сол Кляйншмидт только что мне звонил и все рассказал о записке с путаницей, - пояснила Лоррейн. – Входи. Я только что вынула печенье.

Я поставила рядом с Лоррейн стул у кухонного стола и стала наблюдать, как она раскусывает головоломку.

- Это не совсем путаница, - вынесла она вердикт, сосредоточившись на записи. – Не знаю, как к этому подступиться. Я решаю только путаницы.

Она постучала пальцем по столу.

- Знаю я кое-кого, кто мог бы тебе помочь, но…

- Но что?

- Мой племянник, Сальватор, расщелкивает такие штучки. С малых лет он решал любую головоломку. Один из этих необычных талантов.

Я выжидательно посмотрела на нее.

- Только вот он может иногда быть странным. Думаю, он протестует против ортодоксальных догм.

Надеюсь, у него нет гвоздя в языке. Я не могу удержаться, чтобы не издать эти гортанные животные звуки, когда говорю с людьми, носящими гвозди в языке.

- Где он живет?

Она написала адрес на обратной стороне записки.

- Он музыкант и по большей части работает ночами, поэтому сейчас должен быть дома, но будет лучше, если я сначала позвоню.

* * * * *

Сальватор Суит жил в высотном кондоминиуме, возвышавшемся над рекой. Здание было из цемента пескоструйной обработки и черного стекла. Участок был небольшим, но хорошо ухоженным. Вестибюль сиял новой краской, и на полу лежал ковер в серых и лилово-розовых тонах. С трудом походило на рай для инакомыслящего. И к тому же недешево.

Я поднялась на лифте на девятый этаж и позвонила в дверь Суита. Моментом позже дверь открылась, и я очутилась лицом к лицу то ли с очень уродливой женщиной, то ли с очень гомосексуальным парнем.

- Ты, должно быть, Стефани.

Я кивнула.

- А я Салли Суит. Тетя Лоррейн звонила и сказала, что у тебя проблема.

Он был одет в тесные кожаные брюки, которые по бокам держались на кожаных шнурках так, что оставляли бледную полоску плоти от лодыжек до талии, и кожаный жилет, который обтягивал конусообразные «обзавидуйся-Мадонна» груди. С черными туфлями на платформе его рост достигал футов семи. У него был большой крючковатый нос, татуировка на бицепсах в виде красных роз и - слава тебе, Господи – никаких гвоздей в языке. Он носил белокурый парик под Фару Фосетт (американская актриса – Прим.пер.), накладные ресницы и блестящую красно-коричневую помаду. Ногти были накрашены под цвет помады.

- Может, сейчас неподходящее время… - начала я.

- Подходящее, как и любое другое.

Я не знала, что говорить и куда смотреть. Правда в том, что он зачаровывал. Наподобие автомобильной аварии.

Он посмотрел сверху на меня.

- Ты, наверно, удивляешься этому прикиду.

- Очень красиво.

- Ага, шил этот жилет по спецзаказу. Я - ведущая гитара в «Красотках». И позволь тебе сказать, на хрен невозможно сохранить хороший маникюр в выходные, как ведущей гитаристке. Если бы я знал, чем это обернется, освоил бы гребаные барабаны.

- На вид дела у тебя в порядке.

- Успех – мое второе имя. Два года назад я был простецким парнем, играл в «Воющих Псах». Ты когда-нибудь слышала «Воющих Псов»? Никто не слышал об этих гребаных «Воющих Псах». Я как хрен жил в затраханном припаркованном драндулете в переулке позади «Романоз Пицца». Бывал панком, фанком, «гранж» и «ритм-энд-блюз». Побыл в «Вонючих Засранцах», «Крутых Ублюдках», «Пацанах» и «Воющих Псах». В «Воющих Псах» оставался дольше всего. Тот еще хреновый депрессняк был. Я не смог дальше, на хрен, петь все эти гребаные песни о долбаных сердцах, разбитых на хрен, и траханной золотой рыбке (косячок с марихуаной – Прим.пер.), уносящей на хрен в рай. А потом я должен был выглядеть как гребаный чувак с Запада. Я имею в виду, как можно уважать себя, когда выходишь на сцену в ковбойской шляпе?

Я и сама умею ругаться, но не думаю, что могла бы тягаться с Салли. В мои-то лучшие дни я не могла втиснуть все эти слова на букву «х» в предложение.

- Черт, возьми, здорово же умеешь ты браниться, - заметила я.

- Ты не станешь гребаным музыкантом без траханной ругани.

Я знала, что это правда, поскольку иногда смотрела рокументарии (документальные фильмы из жизни рок-звезд – Прим.пер.) на MTV. Мой взгляд остановился на его волосах.

- Но сейчас ты носишь парик Фары Фосетт. Разве это не то же самое, что и ковбойская шляпа?

- Ага, только это траханный выпендреж. Все эта долбанная политкорректность. Гляньте, вот он мужик с первородной чувствительностью. Это вроде как вытаскивает из клозета мою женскую сущность. И я вроде как говорю: вот она, любуйтесь, понимаешь меня?

- Ага.

- И, помимо прочего, я огребаю огромную кучу деньжат. Попал в струю, можно сказать. Нынче время гомиков. Мы как долбаное дерьмовое нашествие.

Он взял записку у меня из рук и изучил ее.

- Меня не только учили, как обращаться с финансами каждый уик-энд последние два года… У меня все штаны набиты проклятыми деньгами. Приваливает столько деньжат, что не знаю, куда их девать.

- Тогда полагаю, тебе повезло, что ты гей.

- Ну, только между нами. Я на самом деле не гей.

- Ты вроде как маскируешься.

- Ага. Что-то типа того. Я имею в виду, что не помышлял стать геем. Типа, думаю, я мог бы танцевать с парнем, но никакого дерьма с задницами.

Я кивнула. С таким отношением к мужскому полу я ощущала солидарность.

Он взял ручку со столика в прихожей и сделал несколько пометок в записке.

- Лоррейн упомянула, что ты охотница за головами.

- Я почти никогда ни в кого не стреляю, - произнесла я.

- Если бы я был охотником за головами, я бы на хрен перестрелял кучу людей.

Он закончил корябать на бумажке и отдал ее мне.

- Тебе, наверно, трудно поверить, но в детстве я в некотором роде был не от мира сего.

- Нет!

- Ага. Я был типа… отверженного. Потому обычно большую часть времени проводил, беседуя со Споком. Спок и я, мы посылали друг другу зашифрованные записки.

- Ты имеешь в виду Спока из «Звездного пути»?

- Ага. Вот же был чувак. Черт возьми, да мы со Споком были неразлучны. Годами каждый день занимались этой шифровкой. Только наши коды были потруднее. Этот-то слишком легкий. Тут просто набор схожих букв с кое-каким сверхдерьмом, которого тут полно. «Красное, зелень и синева. В «Клушке в Лукошке» ключ ждет тебя».

- Я знаю «Клушку в Лукошке», - заявила я. – Это как раз за залоговой конторой.

В красный, зеленый и синий цвета были выкрашены мусорные контейнеры в «Клушке в Лукошке». Зеленые и синий предназначались для бумаги и алюминиевой фольги. А большой красный собственно для мусора. Я была готова поспорить на вознаграждение за задержание, что следующий ключ был в красном баке.

В двери показался второй мужчина. На нем ловко сидели «Докерс» (Товарный знак популярных удобных мягких брюк-слаксов – Прим.пер.) и обтягивающая рубашка на пуговицах. Он был ниже Суита. Должно быть, пять футов и девять дюймов. Он был тоньше и абсолютно лысый, словно безволосый чихуахуа с добрыми карими глазами, спрятанными за толстыми очками, и ртом, который казался слишком широким и чувственным для его маленького узкого лица и небольшого носа пуговкой.