— Тогда сам виноватый.
— Слушай, я могу поделиться. Если ты мне поможешь.
— То есть ты хочешь, чтобы мои ребята прикрывали твою задницу, пока ты будешь сдавать девчонку и пересчитывать деньги? И что я за это получу? Я очень занятой человек, Юл. Ты даже не представляешь насколько. Купцы хотят, чтобы их лавки никто не грабил, и нищие не распугивали покупателей; работяги — чтобы им платили их законные гроши; бродяги — чтобы им было где взять еды, а окружной полицмейстер, похоже, отрастил себе ещё две пары рук, чтобы ловчее было брать… И всё это дерьмо приходится разгребать мне. Даже представить себе трудно, сколько времени это отнимает. А тут заявляешься ты и требуешь от меня помощи. Ну посуди сам, что я могу тебе ответить.
— У тебя карандаш и бумага есть?
— В углу, на коробке с гвоздями.
— Вот…
— И это всё? Ты хочешь, чтобы я отрывал парней от работы за эти гроши?
— Чёрт, Брадобрей! Пять лет назад ты бы на голову встал и за половину этой суммы!
— За пять лет мои возможности несколько возросли…
— Ты хочешь сказать, что эти деньги тебе лишние?
— Нет. Лишними деньги не бывают. Но у меня есть другой интерес.
— Другой? Слушай, Брадобрей, я всё понимаю, но когда ты вот так начинаешь крутить в руках бритву, я нервничаю.
— Извини Юл, у самого нервы ни к чёрту, взял за привычку всё время теребить что-нибудь в руках…
— Чего ты хочешь?
— Наклёвывается тут у меня одно дельце. Для которого нужен достаточно пронырливый и не слишком широко известный на лицо типчик. Как раз вроде тебя.
— Ты знаешь, я за что попало не берусь. Не терплю сырости, и вообще чту законы. По крайней мере, уголовные.
— Именно поэтому ты без малейших колебаний готов продать невинную девочку каким-то мутным типам?
— Не трави. Если бы не я, её бы уже второй день как приходовали в лончском борделе.
— Что-то мне подсказывает, что ты спас её от этого от силы ещё на пару дней…
— Эти типы не похожи на людей с Канатного. И на извращенцев тоже.
— Но ты всё равно не знаешь для чего она им?
— Слушай — мне нужны деньги. Тебе тоже нужны деньги. Так какого ты взялся играть в проповедника? И положи эту чёртову бритву! Пожалуйста…
— Так ты готов оказать мне ответную услугу?
— Какую.
— Детали я расскажу позже.
— Это кот в мешке.
— Не бойся. Мы же друзья. Я не буду требовать от тебя работы не по профилю. Для этого у меня другие люди есть…
— Брадобрей, ты не оставляешь мне выбора.
— Так не выбирай.
— Хорошо. Но пусть тебе будет стыдно…
— Ха. А ты шутник. Ладно. Когда и где?
Выбравшись из подвала, где обосновался босс, Юл нашёл девушку в компании Куто и нескольких его коллег.
— Акко перкеле, Юл, ты что, учил её играть? Она нас почти раздела…
— Вы преувеличиваете, господин Рихве, мне просто чуть-чуть повезло.
— Я смотрю, вы уже освоились, госпожа Кеслеш. А я-то волновался.
— Ну что вы. Это милейшие люди, господин Пикаро.
— Вот уж никогда бы не подумал… Однако нам пора.
— Мы уже уходим?
— Да, нам следует торопиться. Впрочем, господин Рихве и его товарищи составят нам компанию.
— Как здорово! Он так весело рассказывает истории. Ну те, про китов и про то, как они ходили в Лунгпуль. И ещё он сказал, что я ему кого-то напоминаю.
— Истинное пламя, барышня. Где-то я ваше лицо видел. Точно вам говорю.
Юл прищурился. Может действительно что-то знакомое… Нет, он видел много лиц и хорошо их помнит. С кем-то похожим он никогда не встречался. Никогда. Он бы запомнил. Он всегда запоминает лица тех, с кем сталкивался. Это профессиональное.
— Вообще-то мне все говорили, что я пошла в дедушку, — добавила Лана, — он был солдатом и даже в гвардии служил…
— Дело уже к обеду идёт, — перебил её Юл, — нам пора.
Ветер с моря. Холодный. Пронзительный. У непривычного человека уже через пару часов начнут краснеть и гореть лицо и руки. И будут потом гореть ещё неделю, а то и больше. Прибой болтает по бурому песку мусор, в небе орут чайки. На горизонте серой ниткой виден берег Коронного острова с тонкими шпилями башен.
— А что это за место, господин Пикаро?
— Старый маяк…
— Вы знаете, а я раньше никогда не видела моря…
— Догадываюсь.
— Но я думала, что оно синее. А это какое-то серое. И мутное.
— Это здесь, в заливе, барышня. А ежли за Горло выйти, там оно совсем другое. А уж на юге так и вовсе чистый сапфир.
— А вы бывали на юге, господин Рихве?
— А как же. Там кит мелкий, зато большими косяками ходит. Ну и дюгоней много. А вот ещё когда я на хинском чайном ходил…
— Мы уже пришли.
— Что, нам прямо туда?
— Да, мы с тобой пойдём внутрь, а Куто и остальные присмотрят снаружи.
— А это точно надо? Мне кажется, что Куто очень приличный человек, и он вполне сможет помочь и с работой.
— Тебе стоит водить компанию с другими людьми, Лана. Поверь мне. А теперь идём.
Они все ждали внутри. Странно видеть все эти дорогие пашминовые пальто и сюртуки здесь, среди осклизлых камней, выкрошенного кирпича и ржавых остовов. Маяк уже много лет как заброшен. Ровно с тех пор, как дальше по фарватеру построили новый, электрический.
Стоят на возвышении у стены, где посуше. И где сверху падает свет из проёма выбитой двери. Все на виду. Знакомые лица. Холёные, раздражённые и нервные. Юл разбирается в людях. Эти — далеко не пример достоинств. Каждый из них запросто его продаст, купит и ещё раз продаст. Однако практически никто из них не станет лично пачкать руки. Они не опасны. Кроме одного. Того, поджарого, с угловатым шрамом на щеке. Вот он — опасен. Очень. Это Юл чувствовал аж спинным мозгом.
— Добрый день, господа.
— Мы договаривались, что вы будете один.
— Я всего лишь маленький человек, господа. Маленькому человеку в наше время опасно ходить в одиночку по столь глухим местам, имея при себе значительные ценности…
— Вы бесчестный человек, Пикаро…
— Мы ж люди простые, нам честь по чину не положена.
— Да он ещё издевается…
— Спокойнее, господа, спокойнее. Я вижу, вы привели девушку?
— Как видите.
— Господин Пикаро, я не понимаю…
— Не бойтесь, Лана, всё будет хорошо. Эти люди о вас позаботятся.
— Сестра-наставница Морвин, могу я вас попросить заняться девочкой.
— Я не хочу никуда уходить!
— Не надо Лана, так действительно будет лучше для всех.
— Но… но…
— Пойдём, бедняжка, теперь с тобой всё будет хорошо. Эти ужасные люди больше тебя не потревожат.
Юл проводил её взглядом, и снова поднял глаза на заказчиков.
— Итак, свою часть сделки я выполнил.
— Асторе, отдайте ему его деньги.
Это тот, со шрамом. Надо быть начеку.
Подошёл. Отдал пакет. Вроде всё нормально. Подвоха не видно.
— Надеюсь, вы счастливы, Пикаро. Можете идти, больше мы в ваших услугах не нуждаемся.
— Прошу прощения. Я бы хотел пересчитать…
— Да как ты смеешь!!!
— Спокойнее, спокойнее. Мы имеем дело не с аристократом, а с торгашом. Пусть считает. Асторе, проследите, чтобы у нашего друга не слишком заплетались пальцы при подсчёте. Когда закончите, догоните нас у пирса.
— «Проклятье, в его присутствии ведь действительно заплетутся».
Плотная бумага шуршит в руках.
— Всё нормально, господин Пикаро?
— Да. Всё как договаривались.
— Тогда позволю себе попрощаться. Я должен идти.
— Конечно, конечно. Всегда приятно иметь дело с честными людьми. Единственное…
— Да?
— А зачем вам девушка?
— Это не ваше дело, господин Пикаро.
— Ну не моё, значит, не моё… Но чтобы вы с ней не делали, я хотя бы надеюсь, что она не будет очень страдать…
— Это я вам обещаю.
— Всего хорошего, господин Асторе.
— И вам, господин Пикаро.
Одна маленькая, но очень гордая птичка
Долг благовоспитанной дамы заключается в том, чтобы быть безупречно учтивой и рассудительной в любой ситуации. Никакое проявление сильных чувств, кроме как предписанных этикетом, не может быть для неё оправданным и приличным, даже наедине с мужем и детьми. Она должна всегда помнить, что является опорой и поддержкой супруга и чад, и должна всегда выглядеть в их глазах опорой верной и надёжной.
Сдержанность, благонравие и терпение — вот основные добродетели истинной дамы, а её природное назначение — хранить в спокойствии и благости доверенный ей семейный очаг, не давая ему остыть. Подобно тому, как в древние времена доспехи защищали рыцарей и свидетельствовали их благородство, так учтивость и следование этикету должны быть защитой и бронёй дамы, получившей респектабельное воспитание, её сверкающими доспехами.