Старательно не обращая внимания на мгновенно поднявшуюся на диванчике пока еще легкую, игривую возню, Симон вернулся на кухню и застал там Маринку, сидящую все в той же позе, слегка опираясь подбородком на коленку. Похоже, она не сделала и пары движений за время его отсутствия, разве что - погасила сигаретку и долила себе в стакан коньячку.

- Ты все скучаешь в одиночестве? - из вежливости поинтересовался агент, обдумывающий на ходу свои дальнейшие действия. - Интимные игрища не привлекают?

Из комнаты выглянул уже достаточно возбужденный внешне парнишка, округлил, якобы удивляясь, глаза и позвал:

- Машка, тебя не хватает!.. чего ждешь-то? пока в Зойку все сольем? Потом не ной, что тебе не досталось... пошли уже, что ли...

Из-за его спины уже достаточно громко доносилось пыхтение, постанывание, сладострастные чмокающие звуки и почти сразу следом - легкие, звонкие шлепки друг о друга обнаженных тел.

- Захочу - приду, не маленькая, - ответила своему приятелю Маринка, чуть пренебрежительно дернув плечом, а потом обратилась к усевшемуся на свое место - лицом на выход - Симону: - А то я так еще не наигралась, мне ж не пятнадцать лет...

- Интересно, а сколько? - автоматически спросил Симон, занятый "прокруткой" в голове фамилий и адресов верхушки секты - так у него в памяти добротнее укладывалось увиденное и прочитанное - и строя планы на ближайшее будущее.

- Какая разница, - поморщилась на нетактичный мужской вопрос Маринка, но тут же по внешнему виду агента поняла, что тот спрашивал лишь для поддержания разговора, а вовсе не с какими-то "кривыми", потаенными целями. - Ну, почти семнадцать, как твоей Зойке, наверное...

- Зое уже двадцать три, - сказал Симон, возвращаясь из собственной памяти за стол. - Это она выглядит так... хорошо сохранилась.

Он едва не добавил, что хорошо сохранилась еще до смерти, а уж в Преисподней просто законсервировалась, как и положено грешным душам после смерти плоти. Чтобы хоть как-то унять неожиданный зуд собственного языка, Симон плеснул себе коньяка и спросил чуть философски:

- А если ты уже все попробовала и ничего теперь особо интересного для тебя нет, то как же дальше жить? Не скучно будет?

- Ну, кто же сказал, что - все? - удивилась девчушка. - Все, наверное, и за всю жизнь не попробуешь, но то, что было сразу - вот так - интересно, пробовала... и даже нравилось сначала, когда не просто, а с изюминкой какой-то, ну там - групповуха, или с девчонкой...

"Странно все это, - подумал Симон. - Сижу в доме объекта, рассуждаю об интимных удовольствиях с совершенно посторонней, да еще совсем юной грешницей, а Нулик в это время где-то пропадает. А меня почему-то совершенно не волнует: а вдруг его кто-то перехватит? вдруг опередят или свои же, или эдемские... Время уходит, но постоянно кажется, что все так и должно быть, все уже предначертано и сбудется, чтобы я тут не делал и не говорил..." Агент едва заметно ухмыльнулся собственным мыслям, особенно поименованию возможных конкурентов из Преисподней "своими".

- А ты сам-то? - казалось, не замечая молчания собеседника, оживилась девчушка. - Тоже, вот, сидишь со мной, а реакции и эрекции - нуль... ну, ладно, с Зойкой не хочешь или нельзя тебе к ним, чтобы вместе с ребятами покувыркаться, но неужели меня не хочешь?

Она поставила на стол стакан и неожиданно легко и как-то совсем непринужденно подняла вверх, к потолку, прямые ножки, и развела их на всю возможную в кухонной тесноте ширину, чуть прихватив их ладонями где-то под коленками, но не удерживая, а просто фиксируя в такой позе.

- А я - умелая, - похвасталась Маринка, плотнее прижимаясь спиной по стенке, чтобы не сползти с сиденья табуретки. - Еще и гимнастикой занималась совсем недавно, какую хочешь позу могу закрутить, Камасутра отдыхает...

- Я бы не возражал, - откровенно признался Симон, опуская под стол опустевшую и извлекая из холодильника привычно поставленную туда хозяином дома сразу после возвращения с кладбища и магазинов вторую бутылку коньяка. - Правда, есть некоторые обстоятельства, не позволяющие просто снять штаны и вставить тебе...

- Вот! - по-своему поняла его расплывчатые слова девчонка, опуская ноги и усаживаясь поудобнее. - У меня тоже - обстоятельства. Приелось под горлышко, знаешь ли, вот так: выпили - трахнулись - еще выпили - еще трахнулись - разбежались. Иногда хочется и просто выпить, без траха, а иногда - и по-особенному...

- По-особенному выпить - это ты гурманкой становишься, - нарочито приняв нужный ему смысл в словах девчушки, констатировал Симон, разливая коньяк. - Наверное, разнообразия ищешь, новых ощущений.

- Не-а, - возразила Маринка, принимая второй уже стакан с янтарным напитком, впрочем, из первого изрядная часть досталась Зое. - Это не разнообразие, с этим-то как раз у меня все в порядке, это, ну, как в компьютерной игрушке, новый уровень, на котором все и сложнее, и совсем по-другому...

- Понятно, - кивнул агент, хотя экранными забавами никогда не увлекался, даже популярный в его жизни тетрис не складывал.

Он глотнул коньяк и поставил фужер на... чистый стол. Теперь и стол, и вся кухонька были аккуратными, чистенькими, ухоженными. Над блистающей белизной раковиной висела симпатичная, семейная полка-сушилка, заполненная тщательно промытыми тарелками, чайными чашками, блюдцами. В спину поддувал холодный, неприятный ветерок из полураспахнутой форточки, слегка задрапированной тюлем.

На Симоне была непонятная, но явно военная, форменная рубашка желто-кремового цвета, с пристегнутыми погонами, на которых можно было легко разобрать два черных, узких просвета. И весь агент изменился, стал поменьше ростом, пошире в плечах. Напротив него, подперев голову маленьким, острым кулачком сидела далеко уже не юная, но все еще очень привлекательная женщина в пестреньком домашнем халатике, с огромными васильковыми глазами. Они прощались. Прощались без слов, без объятий и поцелуев. Просто смотрели друг другу в глаза, один - обещая вернуться, другая - обещая ждать.

Женщина протянула руку, и Симон-офицер взял её тонкие, похожие на детские, пальчики в свою ладонь, потянул ближе к губам...

Дверь ударила о притолоку громко, гулко, возвещая о появлении в квартире - рыжеволосового хозяина дома, да еще и не одного, в компании с какой-то, похоже, сильно подвыпившей девицей. Та едва не рухнула прямо на пороге, запнувшись за разбросанную в беспорядке чью-то обувь, тут же весело, без злости, но от души выругалась, причем, досталось всем - и Нулику, и его родителям, и бесхозной обуви, и безалаберным гостям, и сочетанию планет на небосклоне.

- Мальвина пришла, - внимательно вслушавшись в доносящийся из мизерного коридорчика матерок, заметила Маринка. - Теперь тут спокойно не посидишь, шебутная она...

И, заметив легкий, вопросительный жест со стороны Симона, пояснила чуть подробнее:

- Её, вообще-то, Веркой зовут, просто года полтора назад неудачно покрасилась, почти месяц ходила с сиреневыми волосами, вот и прозвали. А как подвыпьет, даже совсем немножечко, сразу возбуждается и начинает ко всем приставать... все равно - к мальчикам, девочкам, лишь бы партнер был живой... хотя и не очень живого можно...

Девчушка хихикнула и, чуток понизив голос, продолжила сплетничать:

- Сама видела, как она у вусмерть пьяного Вальки подымала, а тот - вообще, лежит, почти не дышит, пережрал капитально... смешно было...

- Ага, все знакомые, - мельком глянув на комнатную возню трех тел, чуть внимательнее оглядела кухоньку, близоруко щуря веселые желтовато-табачные глаза, длинноногая рыжеватая блондинка с изящным, но абсолютно растрепанным каре на голове. - Всем привет, с кем еще сегодня не сношалась...

Мальвина-Верка захохотала над собственным незамысловатым приветствием, при этом пропихивая в комнатку помогавшего ей подняться с пола Нулика, кажется, взъерошенного и возбужденного больше обычного - во всяком случае, так показалось Симону.