Как толькосворачиваешь  с шоссе в сторону городища, сразу открывается купол храма,возвышающийся над буйным морем могучих старых древ. Реки и оврагов еще невидно, они появляются внезапно, уже у самого погоста, а пока — видно лишь полеи в нем зеленый  остров с церковной главкой и крестом...

Таков былпогост Камно — без всякой новомодной фальши, настоящий, русский, притягивающийк себе еще и еще, если однажды тут побывал. А может быть виной этому былздешний батюшка, протоиерей Валентин — такой же настоящий русский священник,без малейшей фальши.

О батюшкеАнна Петровна готова была думать безконечно. Казалось ей, что знакомы они всюжизнь. Нынче, на закате ее лет, он олицетворял для нее все самое-самое лучшее,в нем как бы  слились все ее духовные отцы и наставники, бывшие ей добрымиучителями с самых юных лет, и все прочитанные духовные книги с наставлениями ижизнеописаниями святых подвижников. Батюшка говорил, что бывают люди,наполненные мудростью как духовные книги — он имел ввиду старцев, к примеру —Оптинских. Но он и сам стал такой книгой — доброй и спасительной, мудрой ичуткой к каждому биению человеческого сердца. Батюшка... Анна Петровна зналаего давно. С начала пятидесятых годов он, будучи семинаристом, также, как иона, окормлялся у отца Симеона и часто приезжал в Псково-Печерский  монастырь.Бывал он и у отца Иоанна Максимова, служившего тогда в здешнем Георгиевскомхраме погоста Камно. Этот-то замечательный батюшка и благословил его брак.“Выбирай себе невесту”, — сказал отец Иоанн, указав на певчих со своегоклироса. И тут случилось нечто удивительное: отец Валентин медленным взглядомобвел притихших девиц и указал на одну из них: “Выбираю вот эту”. Таковым былоих знакомство с будущей матушкой. “Венчается раб Божий Валентин рабе БожиейАлександре...” Матушка его была уроженкой здешних мест.  Странная, почтимистическая связь с местом: здесь родилась его жена, здесь упокоился позже ихбезвременно ушедший сын, здесь предстояло ему служить последние годы, здесь же,как думается — умереть и быть погребенным...

В пятьдесяттретьем стал отец Валентин священником. Кто-то из святых сказал, что не всякийможет приблизиться к Богу, но только тот, кто подобно Моисею, способен вместитьславу Божию.*  Батюшка смог бы. Анна Петровна была в этом уверена более, чем втом, что земля круглая. В нем великая власть, дарованной Богом каждомусвященнику, приобрела подлинную свою силу, возмогшую превзойти человеческуюприроду и освободиться от страстей. Анна Петровна всегда высоко почитала своихдуховных отцов. Но это был ее последний — на нем для нее завершалось все земноеи открывалось все небесное. Батюшка... В шестидесятые, когда служил он вПорхове, они ездили к нему с сестрицей, пели на клиросе и выполняли послушания.Времена были темные и колючие для всех православных. Опять тюрьмы сталинаполняться людьми духовного звания, опять закрывались и разграблялись храмы.Многие священники попритихли и не казали носа за церковную ограду: крестили сопаской, молились больше со старухами, да стариками, их же исповедовали,причащали, а потом и отпевали. Не было икон для мирян, не было молитвословов,что уж говорить о Священном Писании или духовных книгах? А как же все это былонужно! И болело сердце молодого священника. По его благословению ездилипорученцы-послушницы в Киев, Москву и другие города и веси за маленькимисамодельными иконками, отпечатанными фотоспособом молитвами и краткимидуховными поучениями, переписывали каноны, акафисты, целые духовные книги. Стех далеких лет погрузился батюшка в необозримый мир святоотеческих творений.Ночами он делал выписки, заполняя десятки и десятки общих тетрадей. Он собирал,как скажет позднее, сливки — самое важное, самое нужное, самое спасительное.Двадцать лет он возрастал здесь из силы в силу, наполнялся молитвой и мудростью— не высокоумной, но понятной простецам, пригодной и исполнимой в ихприземленной, безыскусной жизни. Потянулся к нему народ: за молитвой, засоветом. Это порождало и некоторую зависть от собратьев и, безусловно, ненавистьсо стороны безбожных властей. Пошли в епархию донос за доносом. Частеньковызывали к уполномоченному для “серьезных” разговоров — просили, чтобы был каквсе, жил тихо — служба, дом — и ни каких паломников!   Владыка Псковский Иоанночень любил и батюшку, и всю его семью, он многократно бывал в Порхове на егоприходе, много чаще, чем у других, даже самых маститых, священников. И само этотоже рождало недоброжелательство. “Большой трезвенник... примерный,трудолюбивый... Богослужения совершает неопустительно с назиданием словомБожиим своих пасомых” — вот так писал о нем покойный ныне Владыка. Да, Владыкаего любил, но давление со стороны властей оказалось слишком сильным. Пришлось,скрипя сердцем, его, ни в чем, кроме горячей пастырской ревности, не повинного,перемесить на другой приход. А и тогда уже таких пастырей, как отец Валентин,было поискать... Потом был Старый Изборск: некоторое время пустовавшей до негохрам Рождества Пресвятой Богородицы и маленький приход. Но, оказывается, тамего ждали. И не просто ждали, а писали прошения архиерею: “Всеусерднейше просимВаше Высокопреосвященство перевести в нашу церковь на постоянное служениенастоятеля из Порховской церкви протоиерея Валентина, который постоянно будет унас проживать. Тогда мы можем внести в фонд мира тысячу рублей... Не откажите внашей просьбе. Староста... помощник старосты... казначей...” Вот такаямаленькая хитрость, чтобы ублажить жестоковыйные власти  в лицеуполномоченного.  А что такое тысяча рублей в 1983 году? Большие деньги, темболее для крохотного прихода. Но что же произошло после назначения батюшки? Ато, что и должно было... Опять потянулся народ, стали приезжать паломники издругих городов. Батюшка молился и учил молитве своих духовных чад. После службыоставались в храме и читали акафисты, молитвы из батюшкиных тетрадей за болящихи страждущих. Здесь же батюшка стал использовать целительную силу святыхисточников. Появились исцеленные, и это еще прибавило ему известности иприхожан. Среди нецерковных местных жителей поползли слухи, что священникзанимается колдовством... Опять последовал вызов к уполномоченному, жалобыархиерею, угрозы и подписки не делать этого и того. Его штрафовали за небывшиенарушения, угрожали посадить. И опять Владыка был вынужден переместить священникаподальше от глаз мирских начальников, в самую Тмутаракань. Хотя и там былилюди, и там кто-то обрел мудрого духовного отца и наставника... Но Господьблагословил иначе: в восемьдесят шестом году последовало назначение бытьнастоятелем Георгиевского храма на погосте Камно. И вот батюшка здесь.Батюшка... Здесь он подвизался уже более десяти лет. Здесь раскрылся, какнебывалой величины духовный цветок, благоухание от которого разлилось далеко запределы Псковской земли. И ехали автобус за автобусом из Питера, из Молдавии,из Белоруссии. И все еще было впереди...

* * *

Наступилодолгожданное утро. Около семи заехал Андрей. Анна Петровна уже поджидала его.Все необходимое было приготовлено и уложено в сумочку с вечера: поминальныезаписочки от Антонинушки, ее собственные, пирожок для батюшки, гостинцы дляцерковниц, хлеб и конфеты на канун и даже хлебные крошки для птичек.

— Помолисьпреподобному Никандру и преподобной матери Фекле, — напутствовала Антонинушка, — и к Мишеньке на могилку зайди поклонись.

Мишенька —это сыночек батюшки, владычнин иподиакон и общий любимец. Он давненько ужепогиб, еще в Порхове. Забрал его Господь. Случилось несчастье в праздник святыхапостолов Петра и Павла. После литургии пошел Мишенька искупаться, жара быланесусветная. Нырнул... и больше уже не показалась на поверхности его головушка.Мишенька только что причастился Святых Христовых Тайн и было ему отродушестнадцать лет... А как он пел? Слава Богу, сохранились магнитные пленки ииногда, когда заводили старенький магнитофон, Анна Петровна со слезами слушалаего такой знакомый голос:

Пусть ногиустали, болит твоя грудь,

И спину тыможешь едва разогнуть,

И пусть быхотелось тебе отдохнуть,