Подошел еечеред и Анна Петровна подошла к аналою. Все страхи испарились, когда ее накрылабатюшкина епитрахиль. Она каялась, а батюшка принимал на себя все ее немощи, ибудто кто-то невидимый подхватил ее под руки и приподнял вверх — такая вдругприхлынула легкость. Батюшка сказал ей сейчас лишь несколько слов, но онапоняла, что он помнит о них с сестрицей и не обделяет их своей многомощнойпастырской молитвой. Слава Тебе, Господи!
Послеисповеди читались часы перед литургией и батюшка скрылся в алтаре. АннаПетровна, испытывая скорбь от своей немощи, вышла на несколько минут на улицу,чтобы подышать: болезни, будь они неладны, гнали ее на воздух, хотя бы накраткое время.
На скамеечкеперевела дух. Сколько же теперь к батюшке приезжает народа? Просто дивудаешься! И раньше, как помнилось ей, было немало, но теперь в храме вообщеяблоку негде упасть. Самые нестойкие стояли на улице. Может быть, наслушалисьпро батюшку чудес и ожидали знамений? Но где им понять, что главные чудеса происходятв сердце. Именно там рождаются все духовные чувства и переживания, тамвстречается человек с Богом. Но они все стояли и ждали, когда их пригласятсмотреть чудо, а вдоль церковных стен, по кладбищенским тропкам, играя в пряткии догонялки, бегали дети. На причастие родители призовут их в храм. Бездумнопримут они Тайны и опять вернутся к своим играм. Нет, Анна Петровна несомневалась — благодатное действие Святых Тайн незримо преобразит их, сделаетих выше и ближе к небу, но насколько все могло бы быть сильнее и действеннее! О, если бы сумели научить их родители тому благоговению, тому страху, о которомчитают в молитвах ко причащению. Увы... Конечно, никому невозможно статьсовершенно достойным этого великого Таинства, но надо стремиться к этому, надосознавать свою немощь и делать все возможное, чтобы ее преодолеть...
— Здравствуйдорогая Анна Петровна, — это поздоровалась, присев рядом на скамейку,церковница Нина, женщина лет пятидесяти, одна из тех, кто в последние годынаходились при батюшке. — Как здоровьице? Как сестрица, здорова ли?
— Слава Богу,живы здоровы, — закивала Анна Петровна, — да в наши годы-то что о здоровьедумать? О смерти надо.
— Да поживиеще матушка, чего спешишь?
— Спаси тебяГосподи, Нинушка. А как батюшка? Вроде как бледноват он? Не приболел?
— Знаешь,Анна Петровна, — Нина понизила голос, — грех говорить на людей, но замучили онибатюшку, покоя ему нет. Когда служба, он по двенадцать часов в храме, не кушаетничего, не пьет, а они все лезут и лезут. Некоторые с такой ерундой, что смехпросто. Сплетни передают, пересуды. То кому-то, говорят, сделано, помоги,говорят, батюшка, то муж пьет, да бьет смертным боем, то сын в тюрьме, то дочкане хочет венчаться, да в храм ходить... У самих по десять абортов сделано, дагрехов не перечесть, покаяния настоящего нет — видимость одна — и подай импосле этого райскую жизнь! И все к батюшке лезут: и с болезнями, и с житейскиминапастями, и с семейными. Господи, помилуй! Свалится батюшка, вот будут знать.Он же блокадник, у него здоровье слабенькое. А как пост, так он вообще как теньходит. Мы ему: “Батюшка, поешь!”, а он улыбается только. И едут, и едут. Теперьавтобусы эти...
— Нинушка, —тихо сказала Анна Петровна, — а куда же им идти? Этот счастье, что есть у настакой батюшка, и надо конечно его поберечь. Но изболелись люди по настоящемудуховному слову. Это вы тут избаловались, это вы всегда рядом со старцем, аони? Пусто, голодно на подлинное духовное — услышали, что есть старец ипоехали. Слава Богу, что за духовным едут. Было время — за колбасой ездили. Абатюшку вы сами поберегите, но с миром и любовью к людям. Прости, Нинушка,Христа Ради, мне причащаться.
— Богпростит, и я прощаю, — сказала Нина и устало махнула рукой. — Да разве батюшкапозволит кого не принять? Он и ночью поднимется, если надо...
— Нина! —позвали ее их храма, и она быстро убежала.
Анна Петровнавстала и пошла в храм. Вот-вот батюшка возгласит “Благословенно Царство...” иначнется литургия.
Для АнныПетровны Богослужение и было настоящей жизнью, тем более то, которое совершалбатюшка. И жаль, что время бежало так быстро. Если бы была хотя малюсенькая нато возможность, уцепилась бы она за стрелку часов и не пустила: остановисьмгновенье...
Но вот ужеспета и Херувимская, вот на разные голоса вытягивают верующие Символ веры, иобязательно звонит в это время колокол, вот совершает батюшка Евхаристическийканон... А потом уже и “Отче наш...”
Причастившись,батюшка вышел на амвон и начал воскресную проповедь: “Во имя Отца и Сына иСвятаго Духа...” Говорил он с закрытыми глазами. Кого-то это смущало, но сам онобъяснял это просто желанием сосредоточиться, не отвлекаться, сказать все, чтозадумано, что следует сегодня сказать для духовной пользы. Он сам признавался,что иногда приходит вдруг мысль сказать то или иное, о чем заранее говорить несобирался. Подробно об этом батюшка не распространялся, но можно былодогадаться, что это и была, та чудесная батюшкина способность попадать всегда вточку, говорить всегда на потребу. Многие называли это прозорливостью. Батюшказапрещал. Однажды, когда кто-то из паломников спросил: “Где же этот прозорливыйбатюшка?”, он услышал и ответил: “Да не прозорливый, вам неверно сказали —прожорливый!” Он крайне не любил, когда его возвышали. Но наверное поэтому итянулся к нему так православный люд?
— В книгеДеяний и посланий Святых апостолов, — говорил батюшка, — мы читаем: “Поминайтенаставников ваших, молитесь, подражайте их жизни”. Какие же сейчас у наснаставники? Можно ли всем им подражать? Нет. Не все, называемые словом “учитель”,действительно способны научить нас.
Добрымнаставником был праведный Иоанн Кронштадтский, который проповедовал, писал,много трудился, но, главное, жил благочестиво, чем больше всего угодил Богу.Таковыми же наставниками являются преподобный Амвросий Оптинский, СвятительФеофан Затворник и многие другие. И в те времена они спасали людей, и сегодня научают нас духовной жизни. Их письма люди переписывали от руки — такая была вних великая польза. В этих письмах правильное, неискаженное православие.Святитель Игнатий Брянчанинов собрал наставления святых отцов в книге“Отечник”. Они жили так, что жизнью своей угодили Богу и заслужили высшиенаграды человеческие: венцы в Царствие Небесном. Это истинные наши учителя,нужно стараться подражать им. Нужно, как и они, всегда думать о Боге, о Егосвятости, благости, милосердии, любви, о Его делах, страдании, терпении,кротости, смирении, о том, как нам угодить Богу…
А закончилбатюшка словами:
— Учителясмирения — вот какие нам нужны наставники. Потому что смирение — самый короткийпуть ко спасению! Аминь!
— Спаси, вас,Господи! — зазвучало со всех сторон.
Батюшкаскрылся в алтаре и тут же, отворив Царские врата, появился со Святой Чашей:
— Со страхомБожиим и верою приступите! — возгласил батюшка и стал читать молитву: — Верую,Господи, и исповедую...
И толи отзолотой Чаши, толи от самого батюшки разлился по храму необыкновенный свет:будто солнце, привлеченное необыкновенным таинственным действом, опустилось снеба, раздвинуло массу вековых древ и заглянуло в церковное оконце. Изаблистало от его огненного взгляда все вокруг: батюшкина риза, оклады икон,подсвечники, паникадило. И сами свечи вдруг будто воспрянули и засветили ярче ивеселей…
Апричастники, положив земной поклон, неспешно подходили к Святой Чаше.
— ТелоХристово приимите, — пели на клиросе, — Источника Безсмертнаго вкусите...
Подошла иАнна Петровна, кто-то поддерживал ее сбоку под руку. Поклониться земно она немогла, но сделала это мысленно, и так это получилось ясно — будто на самомделе. По щекам катились слезинки — от радости, что свершилось, от того, чтослышит она батюшкины слова:
— Причащаетсяраба Божия Анна Честнаго и Святаго Тела и Крове Господа и Бога и Спаса нашегоИисуса Христа, во оставление грехов своих и в жизнь вечную.
Как же,действительно, близко! Шаг — и вот она благая вечность с Богом! Господи, славаТебе!