— Конечно. Я совершенно забыл. — Он достал несколько банкнот и горсть серебра и положил их рядом с ее тарелкой.

Джоанна поблагодарила его и спрятала деньги в сумочку. Поднимая глаза, она перехватила презрительный взгляд тучной матроны, сидевшей за соседним столиком.

Джоанна сосредоточила внимание на еде, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

— Что вас позабавило? — поинтересовался Чарльз.

— Только то, что вы возмутили нашу соседку, — тихо ответила она. — Она, вероятно, подумала, что я — сомнительная дамочка. Надеюсь, она не пойдет жаловаться управляющему.

Чарльз осторожно взглянул на соседний столик и встретил гневный взгляд дамы.

— Простите. Я поступил не очень тактично, — признался он.

— Я подумала о другом, — задумчиво произнесла она. — Может быть, мне лучше утаить, что я работаю в кабаре. Люди почему-то считают, что артисты, работающие в ночных клубах и кабаре, ведут аморальный образ жизни. Мне бы не хотелось компрометировать вашу семью.

— Мне кажется, вы все равно привлечете к себе внимание, — с улыбкой сказал он.

— В самом деле? Почему вы так думаете?

Он перевел взгляд с ее лица на изящные руки с ухоженными ногтями, покрытыми розовым лаком.

— В наших местах не привыкли к парижской элегантности, — мягко заметил он.

— Ну, если хотите, я могу одеться еще проще, — серьезно предложила она.

Чарльз усмехнулся.

— Нет, не надо. Если только вам не вздумается надеть расшитое блестками платье, что было на вас тем вечером, вы, я думаю, избежите серьезного осуждения.

Джоанна с удивлением почувствовала, что краснеет. Она совсем забыла, что в тот вечер, когда Чарльз появился в кабаре, на ней был один из самых открытых сценических костюмов. Мысль о том, что он видел ее в нем на сцене и за кулисами, почему-то смутила девушку.

— Вы, наверное, были в ужасе, — сказала она.

— Не особенно. — В его глазах мелькнул насмешливый огонек. — По сравнению с костюмами некоторых танцовщиц ваш выглядел вполне пристойно.

— Не я сама выбираю такие наряды. Это часть моей работы, — зачем-то начала объяснять она.

— Вы, похоже, считаете меня довольно ограниченным человеком, — заметил Чарльз, наливая себе вторую чашку чая.

— Вовсе нет. Но одно дело видеть незнакомую девушку в… в весьма откровенном наряде, и совсем другое — вдруг узнать, что она доводится тебе родственницей, — заявила Джоанна.

— Не думайте об этом. Наши родственные отношения такие отдаленные, что о них можно позабыть.

Примерно через час начался последний этап их путешествия. Густой утренний туман рассеялся, а когда они выехали из города, из-за облаков выглянуло бледное солнце.

На скоростной дороге до Мейдстоуна Чарльз все внимание уделял движению, лишь изредка указывая Джоанне на местные достопримечательности. Вскоре они въехали в предместья Лондона.

— Расскажите, как Майкл зарабатывал на жизнь? — неожиданно спросил Чарльз. — Ведь по разным странам без денег не поездишь.

Джоанна вздрогнула. Она давно ждала этого вопроса и решила для себя, что раз уж нельзя употребить заведомую ложь, надо хотя бы скрыть правду. «Все и так говорит не в мою пользу, поэтому не стоит еще более ухудшать это мнение», — подумала она.

Но сейчас, неизвестно почему, она решила рассказать Чарльзу правду.

— Конечно, — неловко согласилась она. — Сначала он служил в одной конторе в Марселе. Но канцелярская работа была ему скучна, и он скоро оставил ее.

— Почему он не вернулся к живописи? — поинтересовался Чарльз.

— Он возвращался… время от времени. Мы переехали в Монако и поселились в очень дешевом пансионе. НО тогда люди почти не покупали картин, и у отца пропало всякое желание их писать. Однажды он пошел в казино и выиграл в баккара крупную сумму.

Джоанна замолчала, вспомнив далекий летний вечер, когда она проснулась и увидела огромный букет мимоз на столе и отца, который пил шампанское из розового стаканчика для зубных щеток. Он и ей дал попробовать, от пузырьков газа у нее защипало в носу. Потом отец присел на край ее постели и сказал, что они уплывут в Южную Америку на первом же корабле.

— Мы отправились в Рио, — продолжала Джоанна. — Мы плыли туда три недели, а мне хотелось, чтобы это путешествие длилось вечно. Уложив меня спать, папа обычно играл в карты с богатыми бизнесменами. Потом он всегда играл в карты… везде, куда бы мы не приезжали. — Она помолчала. — Мне, наверное, было уже тринадцать, когда я узнала, что он… профессиональный карточный шулер, — очень тихо сказала она. — Я знала, что он играет в карты на деньги и почти всегда выигрывает, но не понимала, почему.

— И так продолжалось до его смерти? — совершенно бесстрастным тоном спросил Чарльз.

— Да. Так мы и жили… обманывая людей. Поэтому нам постоянно приходилось переезжать с места на место. Понимаете, нас скоро приметили в гостиницах и на главных морских линиях. Нужно было уезжать все дальше, чтобы н-находить новые ж-жертвы. — Голос Джоанны дрогнул, и она отвернулась к окну, не желая, чтобы Чарльз увидел ее лицо. — Простите. Мне следовало рассказать вам об этом раньше. Тогда вы бы, вероятно, не повезли меня в Англию. Но поймите — я никогда не думала о папе как… о бесчестном человеке. Меня не волновало, чем он зарабатывает на жизнь. Кроме него у меня никого не было. Я… я бы все равно любила его, что бы он ни сделал.

— А как он умер? — осторожно спросил Чарльз.

— Его сбила машина на Елисейских Полях, — ответила Джоанна. — Травмы были тяжелыми, но не смертельными. Он… он умер, потому что не хотел больше жить.

— Но у него же были вы, — заметил Чарльз.

— Все зависит от того, как на это посмотреть, — сдержанно возразила Джоанна. — Вам, возможно, трудно представить, как можно так сильно любить женщину, что без нее жизнь теряет смысл. Но именно так папа любил маму. Я… я была рядом, когда он умирал. Он принимал меня за маму. В первый раз я видела его по-настоящему счастливым.

Джоанне удалось закончить свой рассказ твердым голосом, но ее глаза были полны слез и в горле стоял комок. К счастью, Чарльз воздержался от комментариев, а когда он заговорил, предложив перекусить в гостинице, она уже взяла себя в руки.

За едой они больше молчали. Джоанну занимал вопрос, не пожалел ли Чарльз, в свете ее недавних признаний, о своем решении привезти ее в Англию.

Когда они поехали дальше, она с трудом сдерживала зевоту. Убаюканная мерным шумом мотора, она задремала, а когда открыла глаза, машина стояла у заправочной станции. Распрямив затекшие ноги, она посмотрела на Чарльза, стоявшего у машины.

— Осталось всего десять миль, — сказал он, снова садясь за руль. — Что вам снилось? Вы разговаривали во сне.

— В самом деле? А я и не помню, что мне что-то снилось, — удивленно произнесла она.

— Не беспокойтесь. Вы говорили по-французски, и я почти ничего не понял. — В его голосе звучало веселье.

— А мне показалось, что вы достаточно хорошо говорите по-французски. Где вы научились? Я всегда считала, что англичане даже горды тем, что в любой стране обходятся своим родным языком.

— Не у всех же по соседству жила хорошенькая студентка из-за границы, — весело сказал он. — У наших соседей жила молоденькая няня-француженка, а я тогда был еще впечатлительным мальчишкой. К сожалению, большинство фраз, которым она меня научила, неприменимы в обычной беседе.

— Я думала, английские юноши начинают интересоваться девушками гораздо позднее, — заметила Джоанна.

— Если они учатся в закрытом интернате, у них просто нет такой возможности. А я ходил в местную среднюю школу.

— Все равно, я бы поняла, если бы вы интересовались мотоциклами, спортом или чем-то серьезным.

— Интересовался. Но ведь даже самый лучший мотоцикл выглядит еще лучше, когда на заднем сиденье сидит красивая брюнетка.

Наступило молчание. Джоанна старалась представить Чарльза долговязым подростком, но ей это не удавалось.

— А что случилось с ней потом? — спросила она.