– Разумеется, нет. Я же тебе объяснила.
– Но меня‑то ты приглашала в гости.
– Ты – другое дело. Во‑первых, ты не лучшая подруга, а всего лишь знакомая по переписке, из чего следует, что у тебя нет желания делать мне пакости. Во‑вторых, ты тоже неплохо устроена в жизни – живешь в Испании, от отсутствия поклонников не страдаешь, так что мой Пьер тебе даром не нужен.
– Честно говоря, у меня никогда не возникало желания отбивать ухажеров у своих приятельниц. На свете так много мужчин, что я просто не вижу в этом необходимости.
– Не стоит судить обо всех по себе. Хоть Светка и клялась мне когда‑то в любви и дружбе, она бы с удовольствием всадила мне нож в спину.
– Просто так, без всякой причины?
Аглая вздохнула.
– Не то, чтобы уж совсем без причины. Кое‑какие основания у нее, конечно, были, хотя в целом все это глупости.
– Глупости?
Некоторое время Глаша молчала, словно прикидывая, рассказывать мне или нет.
– Помнишь героя моих книг, сыщика Гава?
Лицо Аглаи приобрело отрешено‑мечтательное выражение погруженного в приятные воспоминания человека.
– Такой типаж не забудешь, – усмехнулась я. – Кстати, я давно хотела тебя спросить – зачем ты сделала главного героя кривоногим, длинноруким, волосатым и похожим на обезьяну? Чтобы уйти от стереотипного образа частного детектива?
– Ни от чего я не хотела уходить. Просто он таким и был.
– Кто он?
– Колька Сугавов. Светкин жених. Он хотел, чтобы мы называли его Ник, но, с моей подачи, все звали его Гав.
– Жених той самой Светки, с фотографии?
Аглая кивнула.
Ситуация постепенно начинала проясняться. Теперь я понимала, откуда у Глаши появилось такое недоверие к моральным и нравственным качествам лучших подруг.
– И ты увела Гава у Светки. Я угадала?
Глаша поморщилась.
– Мужчина – не ишак. Против воли его не уведешь.
– Но морковкой перед носом все‑таки надо помахать. Вряд ли парню ни с того, ни с сего приспичило бросить свою невесту.
– Разве я виновата в том, что мужчины так и липнут ко мне? С Колькой я вела себя точно так же, как с другими ухажерами, и если у него поехала крыша, моей вины в этом нет.
– А тебе самой он нравился – волосатый, обезьяноподобный и с кривыми ногами?
– Ты не понимаешь, – мечтательно вздохнула Аглая. – В Гаве за километр чувствовался настоящий мужик. Густая черная шерсть на груди, в которую можно было зарыться, как в ковер, мускулы, как сжатые пружины, острый звериный запах от подмышек… Это тебе не малохольный красавчик с рекламы одеколона. С ним я чувствовала себя как… как…
Глаша запнулась, не в силах подобрать адекватное сравнение.
– Как горилла в период случки? – с невинным видом подсказала я.
Аглая бросила на меня косой взгляд, гадая, что стоит за моими словами – ирония или искреннее желание помочь.
Я, хоть и с некоторым трудом, сохраняла на лице серьезное и заинтересованное выражение.
– Звучит несколько грубовато, но, в целом, верно, – признала Глаша. – В любви он был как зверь. Дикая, животная, всесокрушающая страсть.
– Настоящая идиллия, – восхитилась я. – А почему ты не вышла за Гава замуж?
– Замуж? За рядового милиционера? О чем ты говоришь!
– Да уж, российский мент – это действительно не подарок, – согласилась я. – И чем все закончилось?
– Это был настоящий кошмар, – Аглая блаженно зажмурилась от воспоминаний, как объевшаяся сливок кошка. – Светка накатала предсмертную записку на пять страниц и наглоталась снотворного. К счастью, ее вовремя нашли и откачали. Гав терзался от чувства вины, и в то же время был не в силах побороть всесокрушающее влечение, которое он испытывал ко мне, а я…
Честно говоря, если не брать в расчет постель, где он был бесподобен, я относилась к нему совершенно равнодушно. По сравнению с интеллектуальной элитой, среди которой я вращалась, Николай был, как бы помягче выразиться… несколько неотесан. Из тех парней, что путают Бодлера с борделем, Сартра с сортиром, а Ван Гога с Ван Даммом. В конце концов мы расстались, естественно, по моей инициативе.
Гав, как безумный, преследовал меня около полугода, но у меня к тому времени появился новый любовник, один кинорежиссер, подающий большие надежды. Убедившись, что мы с Николаем расстались, Светка снова стала со мной общаться, мы даже вместе съездили в Ниццу, где я и встретила Пьера.
– И с тех пор ты не видела Гава?
– Ни разу. В Москву меня что‑то не тянет, а на милицейскую зарплату во Францию тоже особо не накатаешься. Впрочем, из милиции его выгнали.
– Выгнали? За что?
– Боюсь, в этом была доля и моей вины, – притворно сокрушаясь, вздохнула Аглая. Чувствовалось, что роль роковой женщины весьма ей импонирует. – После того, как я в очередной раз отвергла его ради режиссера, Николай безобразно напился и в таком виде отправился на задержание.
В результате его напарник погиб, а Гав вместо бандита подстрелил сидящую на лавочке старушку. За убийство его не упекли его лишь чудом: вскрытие показало, что бабулька, испугавшись стрельбы, скончалась от инфаркта за несколько секунд до того, как Гав всадил в нее пулю. Не знаю, правда это или нет – патологоанатом, выдавший это заключение, был Колиным приятелем. В тюрьму Гав не сел, но из органов его с треском выперли. Чем он потом занимался – не знаю.
– С ума сойти, – оценила я. – У тебя жизнь – почище чем детективный роман.
– То ли еще будет, – заговорщицки подмигнула мне Глаша.
* * *
Утро следующего дня было почти точным повторением предыдущего: Аглая блистала отсутствием, а Пьер собирался на работу.
Впрочем, Глашино исчезновение меня не удивило: еще вчера она предупредила, что с утра у нее назначена важная встреча. Мое знакомство с Андресом было Аглае только на руку – теперь ей не нужно было заботиться о том, чтобы развлекать неожиданно свалившуюся на голову гостью.
– Я последовал твоему совету, – сказал Пьер.
– Какому именно?
– Узнать, не въезжал ли во Францию некто с фамилией, начинающейся на "Гав".
– Как я поняла, ответ был отрицательный?
– Совершенно верно. Все туристы с подходящими фамилиями по окончанию визы выехали из страны. А откуда ты знаешь, что из этой затеи ничего не получилось?
– Потому что фамилия прототипа сыщика Гава – Сугавов. Николай Сугавов.
– Сугавув, – сделав ударение на последнем слоге, повторил Бриали. – Как ты узнала?
– Спросила у твоей жены, – объяснила я, гадая, рассказывала ли ему белобрысая лисичка о том, что она знакома с Аглаей, и как Глаша отбила у нее жениха. – Тебе приходилось когда‑нибудь слышать эту фамилию?
– Нет, – покачал головой Пьер, и по выражению жадного интереса на его лице я поняла, что он говорит правду. – Что это за тип?
– Кажется, бывший милиционер, в смысле полицейский.
– У него что‑нибудь было с Аглаей?
– Понятия не имею, – соврала я. – Поинтересуйся у нее.
– Нет. Я уже объяснял, почему не могу расспрашивать Глашу.
– Тогда узнай еще у кого‑либо, кто может быть в курсе, – забросила я пробный шар. – Наверняка, ты знаком с какими‑нибудь русскими подружками своей жены.
– Представь себе, нет. Аглая шутила, что не доверяет подругам и никому не позволит отбить меня у себя. В Россию я не ездил, а сюда она подруг никогда не приглашала.
Ситуация становилась все более интригующей. Если Бриали не врал, он понятия не имел, что Света и Аглая знакомы. Неужели злопамятная "лисичка" решила отплатить Аглае той же монетой, отбив у нее мужа? Судя по всему, подобное поведение весьма характерно для лучших подруг.
Любопытно, знает ли Света о том, что ее бывший жених тоже находится на Лазурном берегу и работает на Аглаю? Скорее всего, нет, иначе она постаралась бы довести это до сведения Пьера. Обвинив Глашу в связи с бывшим любовником, "лисичка" могла бы подтолкнуть Бриали к разводу, а потом занять ее место.