Украинская Центральная рада на последней сессии, вопреки решению Малой рады, то есть своего политического бюро, отказалась послать представителей на Государственное совещание в Москве, как отказались и большевики. Но принять участие в протесте против Государственного совещания тоже не дала согласия. Однако украинцы, то есть те из рабочих и служащих украинцев, которые группировались в различных организациях Центральной рады — певческих товариществах и «просвитах» либо в профсоюзах железнодорожников–украинцев и сахарников, — прекращали сейчас работу вместе со всеми киевскими трудящимися.
Кроме того, Центральная рада только что провела Всеукраинский рабочий съезд, и этот съезд создал Всеукраинскую раду (совет) рабочих депутатов и направил для пополнения состава Центральной рады сто новых членов — украинцев–пролетариев.
Как же теперь должны были относиться большевики к Центральной раде и тем, кто за нею шел?
Горячий Саша Горовиц уже вскочил с места и размахивал руками:
— Ясно! Все ясно! Массы украинцев, в силу национальной инерции, идут под руководством Центральной рады, но симпатии трудящихся украинцев, как видите, на стороне общепролетарского движения!
— Горовиц! — нетерпеливо прервал его Юрий Пятаков. — Ты, как всегда, забегаешь вперед со своими выводами… — Искры раздора, проскочившие между Горовицем и Пятаковым после того, как Горовиц заявил, что становится на позиции ленинских Апрельских тезисов, то и дело разгорались и взрывались пламенными стычками, и Пятаков не мог простить этому бывшему яростному «пятаковцу». — И потом — я тебе сейчас не предоставлял слова!
Но Горовиц уже вытащил из кармана бумагу и размахивал ею у самого пенсне Пятакова. Это была только что напечатанная прокламация с текстом постановления Всероссийской конференции большевиков по национальному вопросу.
— Вот посмотрите! — кричал Горовиц, тыкая пальцем в строчки плотного набора прокламации. — Вот, «Отрицание такого права…» Речь идет о праве наций на самоопределение, — Саша чуть не прорвал указательным пальцем бумажку, — «…и непринятие мер, гарантирующих его практическое осуществление…» Практическое осуществление! Понимаете вы это? «…равносильно поддержке политики захватов и аннексий». Вам это понятно?! И далее еще: «Отрицание права на свободное отделение ведет к прямому продолжению политики царизма…» Вы в состоянии это понять?.. А раз так, то как же нам, спрашиваю я вас, не быть в органах руководства украинским государством?
Иванов положил руку на плечо разгорячившегося Горовица:
— Но, Саша, я был делегатом Всероссийской конференции и выступление Ленина хорошо помню. Ты прочитай, Саша, дальше. Там же написано что… — он взял бумажку из рук Горовица и прочел: — «Вопрос о праве, — он подчеркнул это слово, — праве наций на свободное отделение непозволительно смешивать с вопросом о целесообразности, — это слово он также подчеркнул, — целесообразности отделения той или иной нации в тот или иной момент». Вот что записано в резолюции дальше.
— Вот–вот! — обрадовался неожиданной поддержке Пятаков. — Ты, Горовиц, как всегда, прочитал только до половины! Иванов правильно тебе указывает. Молодец, Иванов, я вижу, мы с тобой вправим мозги… оппортунистам!
Он смотрел на Иванова, дружелюбно улыбаясь, но за стеклышками пенсне в его глазках сверкали холодные, недобрые искорки. После того как общегородская конференция киевских большевиков отклонила его, Пятакова, кандидатуру на Шестой съезд партии и избрала от городской организации делегатом Иванова, Пятаков поглядывал на Иванова волком. От областной организации на Шестой съезд делегатом была избрана Бош. И теперь между руководителями областной, городской и районной организаций партии не прекращались постоянные, непримиримые споры.
Бош сказала:
— Я тоже считаю, что Всеукраинская рада рабочих депутатов, раз уже она заявила о своем существовании, не может оставаться вне поля нашего зрения.
— Но ведь она не наша! — вскрикнули одновременно Георгий Ливер и Довнар–Запольский, руководители шулявской и подольской организаций. — Она целиком в руках шовинистов — украинских эсдеков!
Бош пожала плечами:
— Киевский совет рабочих депутатов тоже не наш, а меньшевистский. Совет военных депутатов не наш, а эсеровский. Однако мы входим в их состав и боремся в них за нашу большевистскую правду.
Пятаков возмущённо и патетически всплеснул руками:
— Следовательно, ты предлагаешь нам войти и в ее состав?
— Я предлагаю, — сдержанно ответила Бош, — больше не медлить с созывом Всеукраинского съезда Советов или, по крайней мере, съезда Советов Юго–западного края. А тем временем, раз Всеукраинская рада рабочих депутатов уже провозглашена…
— Ее самовольно провозгласили украинские сепаратисты! — закричал Пятаков. — Ее избрали на сепаратистском сборище только рабочих–украинцев, без представительства от пролетариев других национальностей! Она контрреволюционна!
Бош сказала спокойно:
— Это верно: ее политика может быть только контрреволюционной. Наша задача, задача большевиков, — развенчать ее перед массами. Наша политика, политика большевиков, — оторвать слои украинских трудящихся от Центральной рады, а теперь, следовательно, и от новоявленной сепаратистской Всеукраинской рады рабочих депутатов…
Горовиц снова вскочил:
— А как же нам развенчивать и отрывать, ежели мы даже не входим в них и лишены возможности проводить подрывную работу изнутри?
Пятаков, пока говорили Бош и Горовиц, сидел молча, задумавшись. Взгляд его сначала перескакивал с лица Иванова на лица Горовица и Бош, затем вдруг уперся в какую–то невидимую точку на стене: он смотрел сквозь стеклышки пенсне на эту точку, словно увидел в ней нечто неожиданное, удивительное, и не отрывал взгляда даже тогда, когда поворачивал голову. Впрочем, в эту минуту он ничего не видел и никуда не смотрел: в минуты сосредоточенности и напряженного размышления он всегда смотрел в пространство — такая уж у него была привычка… Черт возьми! А может, и в самом деле есть логика в соображениях этого сепаратиста Винниченко — насчет альянса социал–демократических партий и соответствующих межпартийных комбинациях? А?.. Юрий Пятаков тоже понимал революцию не как движение широких масс, а только — как борьбу партий.
— Что же, — молвил Пятаков неожиданно спокойно после недавнего крика, — вполне возможно, что именно сейчас наступил подходящий момент завоевать изнутри и Всеукраинскую рабочую раду, и самую Центральную раду, чтобы захватить в них руководство и…
— Ты предлагаешь нам войти в состав самой… Центральной рады?! — изумилась Бош.
— А почему бы и нет? Став членами Центральной рады, проводя работу среди сотни пролетариев и вырывая их из–под влияния сепаратистов, а с другой стороны — преодолевая расхождения с винниченковской националистической социал–демократией, мы тем самым получим возможность влиять на политику самой Центральной рады и…
— Я категорически против! — крикнул Иванов. — Центральная рада — орган украинской буржуазии. Точно так же как Временное правительство является органом всероссийской буржуазии. Мы же не входим во Временное правительство и не поддерживаем его!
— Вот видишь: теперь ты против! Но ведь ты сам вечно настаиваешь на том, что мы не имеем права отмежевываться от украинского национального вопроса и должны всячески поддерживать освободительную национальную борьбу!
— Но не на путях Центральной рады должны мы решать национальный вопрос. Мы, а не Центральная рада должны возглавить освободительную национальную борьбу! Ленин точно сказал: только тогда, когда во главе национальной освободительной борьбы станет пролетариат…
— Ленин! Ленин! Снова — Ленин! — завопил Пятаков. — Я отказываюсь всех вас понимать. Возможны лишь два варианта: либо мы идем в Центральную раду, либо мы не идем в Центральную раду. Я думаю, что при теперешней ситуации, если мы завоюем руководящие позиции в Центральной раде, то тем самым мы станем во главе национальной борьбы!