Однообразное времяпровождение тяготило. Если раньше я ничего не помнила, то и эту жизнь воспринимала по-другому. А сейчас я все больше томилась. По друзьям, родным… Скоро уже начнется зимняя сессия, а потом диплом. Пятый курс, который я не смогу закончить. Хорошо, если мне удастся восстановиться в универе. Но об этом даже рано думать, сначала надо перезимовать, дождаться схода снега. Если Андрей не вернется, то я затруднялась сказать, что будет со мной.
А еще я скучала по книгам. Ведь я так люблю читать! Особенно зимой, когда на улице завывает ветер, гонит поземку… Или тихими морозными вечерами, когда снег валит крупными хлопьями и блестит в свете фонарей. В такие моменты я обожала забираться с ногами в кресло, укрываться пледом, включать торшер и читать. А тут… Тут даже намека на книги нет. Хоть бы какая газетенка завалялась или журнальчик, все ж было бы веселее. Благо, я не любила смотреть телевизор, вот уж по нему я точно не скучала. Правда, от компьютера не отказалась бы. Куда как было бы веселее с ноутбуком на коленях.
Все эти мечты о несбыточном в существующей реальности порой вызывали грустную улыбку на губах. Ната, Ната, куда жизнь тебя занесла. Могла ли ты подумать, что окажешься в такой ситуации?
Один из дней выдался ясным и солнечным. Накануне я проявила чудеса трудолюбия и выносливости, расчистила двор от снега. Теперь в моем распоряжении была приличная площадка перед домом с высившимися вокруг нее сугробами. Честно гордилась собою и считала, что первый экзамен на выживание в суровых условиях сдала на отлично. Заскучав в доме, я вышла подышать хвойным морозным воздухом и погреться в лучах блестючего зимнего солнца. И тут я увидела ее. Это была медведица из моего сна. Пусть он мне не снился после того как вернулась память, но я сразу поняла, что это она. А еще я опять не сомневалась, что это самка.
Она стояла возле ближайшей сосны и смотрела на меня, не мигая. Глаза ее казались слишком умными для такого дикого животного. Я точно знала, что невидимая стена вокруг участка никуда не делась. А это значит, что проникнуть на мою территорию самка не сможет. Да и она вела себя странно, не делала никаких попыток приблизиться. Лишь наблюдала, словно изучала меня. Тогда и я решила проявить не меньшее упрямство, хоть и читала когда-то, что медведям нельзя смотреть прямо в глаза, что столь пристальное внимание их нервирует, злит. А учитывая, что в это время года все нормальные медведи спят в берлогах, то эта самка – шатун, а значит, особенно озлобленная и голодная. Но и я упрямая, а поэтому скрестила с ней взгляды, все больше погружаясь в нереальность происходящего.
Сколько длился наш поединок, не знаю. Только сдаваться первая не собиралась, чувствуя, как в душе разрастается упрямство. Наконец, зверюга не выдержала, встала на задние лапы и утробно заревела, тряся головой. При этом она продолжала смотреть на меня, и во взгляде ее явственно читалось предупреждение, даже угроза. Я отказывалась это понимать, потому что такого не могло быть. Не может медведица так осмысленно смотреть. Она разве что не говорила по человечьи. А хотелось бы… Я желала знать, о чем она меня предупреждает. Очнулась я, только когда медведица скрылась в лесной чаще. Захотелось поскорее спрятаться в доме от животного страха, что завладел мною в тот момент. Сидя возле очага и грея закоченевшие руки и ноги, я решила непременно поговорить об этом с Андреем, когда он вернется. Если он вернется… Прошло уже пять дней с момента его исчезновения, и надежда на возвращение становилась все более призрачной. В тот момент я отчетливо поняла, что не хочу тут оставаться одна, что привыкла к его обществу, пусть оно и было довольно специфичным.
Андрей вернулся через два дня после моей встречи с медведицей. Я уже почти перестала его ждать и готовилась к зимовке в одиночестве, когда он появился на пороге дома. Не успев обрадоваться, я испытала настоящий шок. Одежда на нем была изодрана в лохмотья. В прорехах повсюду зияли страшные раны, из которых обильно сочилась кровь. Он держался за косяк, с трудом оставаясь на ногах. В глазах его плескалась боль, но с губ не срывался ни единый звук.
Моя реакция была инстинктивной, сообразить я не успела. Подлетела к нему и поддержала, чтобы не упал. Каким-то непостижимым образом его боль передалась мне, словно это я была вся изранена.
Кое-как я довела его до топчана и уложила поверх одеяла. Все так же молча метнулась за ножницами и принялась срезать с него одежду. Все это время он, не отрываясь, смотрел на меня, словно собрался хорошенько запомнить перед смертью.
Глава 6
– Не вздумай умирать!.. – как заведенная твердила я, отдирая от него лоскуты одежды.
Взору моему открывались раны, каких я раньше не видела даже в страшном кино. Одна глубже другой. Сколько же он потерял крови? Как вообще не умер по дороге?
– Андрей, очнись, – тряхнула я слегка его, когда заметила, что он уже с трудом держит открытыми глаза.
Откуда-то пришли знания, что если он сейчас впадет в беспамятство, то я уже не смогу его вывести из этого состояния.
– Ты должен помочь мне. Что делать дальше? – спросила я, поймав его затуманенный болью, но вполне осмысленный взгляд.
– Промой раны, – с усилием получилось сказать у него.
Быстрее ветра я помчалась в баню, тихо радуясь, что незадолго вскипятила воды, хотела помыться. Оторвав кусок ткани от собственного чистого комплекта белья, я принялась промывать раны на его теле, борясь с дурнотой. Очень боялась сама бухнуться в обморок, не вынести вида его истерзанного тела. Да кто же такое мог сотворить?!
Он морщился, но терпел, с губ его по-прежнему не срывалось ни звука. Железный человек, не иначе.
– Дальше что? – спросила я, когда промыла все многочисленные раны. Неослабевающая боль помогала ему оставаться в сознании, и я была этому рада, хоть и страдала вместе с ним.
– На полке, возле входной двери возьми банку… Там мазь… – вновь велел он. – Смажь раны и наложи повязки. Это остановит заражение.
Я нашла нужную банку по запаху. Сразу вспомнила его – именно этой мазью он лечил мою ногу, когда я только появилась тут. В ход снова пошла моя сорочка. Пришлось всю ее изорвать на бинты. Ничего, о смене белья я подумаю позже. Гораздо важнее сейчас сделать все, что в моих силах, для его спасения.
Я трудилась долго, до ломоты в спине и темных кругов перед глазами. Пот стекал по мне градом, то ли от слабости, то ли еще от чего. Чувствовала я себя ненамного лучше Андрея, когда обработала все его раны и наложила повязки.
– Что дальше? – вгляделась я в его глаза, пытаясь определить, стало ли ему хоть немного легче. – Сильно болит? – не удержалась от вопроса, чувствуя, как задрожали губы.
Только этого еще не хватало – разрыдаться у него на глазах! Неужели я до такой степени испугалась, что он умрет? Да я почти на гране истерики нахожусь! Или это крайнее утомление на меня так действует?
– Легче… – пробормотал он. – Спасибо!
Это было первое слово благодарности, которое я от него услышала. Черт знает почему, но мне стало приятно. Я даже заставила себя слегка улыбнуться.
– Ты еще поил меня каким-то отваром. Как его приготовить? – вспомнила я.
Этой нехитрой премудрости Андрей меня тоже научил. Через полчаса я уже поила его отваром, подмечая, как к щекам его возвращаются краски жизни. Неужели у меня получилось отвоевать его у костлявой старухи с косой?
– Мне надо поспать, – сказал он, допивая отвар и откидываясь на подушку.
– Конечно! – устроила я поудобнее его голову и накрыла до подбородка одеялом. – А потом ты мне все расскажешь…
Последние слова я хоть и произнесла вслух, но тот, кому они были адресованы, их не услышал. Андрей уже крепко спал. На меня же навалилась такая апатия, будто я пережила величайший стресс в жизни.
Я уселась на пенек возле очага и привалилась к каменной стенке, нагретой огнем. Даже жар, исходящий от нее, не мог прогнать дрожь, что прокатывалась по моему телу крупными волнами. Слезы сами полились из глаз. Рыдания душили меня, но я старалась делать это молча, захлебываясь слезами. Мамочки родные! Такого ужаса я не испытывала ни разу в жизни. Один на один с израненным до такой степени человеком. Одна в глухом лесу. Кругом снег и дикие звери. Что если он умрет? Вдруг у меня не получилось оказать ему своевременную помощь?..