Мне стало так страшно в очередной раз, что слезы высохли сами. Вместо них появилась потребность постоянно видеть его лицо, прислушиваться к неровному дыханию, следить за мимикой. Я поняла, что не могу выпускать его из виду, чтобы вовремя оказаться рядом. Недолго думая, я подкатила пенек к топчану и уселась на него. Какое-то время сидела прямо, как натянутая струна, не отрывая взгляда от его лица. Резкая боль в натруженной спине заставила меня согнуться и положить голову на край ложа. Но и из этой позы я не переставала пристально разглядывать Андрея.

Одежда его уже давно сгорела в огне. Ее я, не раздумывая, бросила в очаг, как только срезала с него. Наверное, если он выживет, то потребует отчитаться за такое варварство. Если выживет… «Боже, помоги мне. Не оставляй тут одну. Пусть он поправится». Первый раз я до такой степени сознательно возносила молитвы всевышнему. Если пока он пропадал где-то, я наивно думала, что смогу перезимовать одна, то, увидев его еле живого, я поняла отчетливо, что умрет он, умру и я. Откуда пришла эта мысль, не знаю, но она сверлила мозг безостановочно.

Я сидела возле постели больного, как самая добросовестная сиделка, пока глаза не начали слипаться. Как уснула, даже не заметила. Проснулась от непонятных звуков. Не сразу сообразила, что слышу голос Андрея. Да и звучал он как-то непривычно – глухо, невнятно, монотонно.

– Сонно… Молодо… Ветрено… – бормотал Андрей.

Слова чередовали друг друга, но смысла я не улавливала. Он словно молился или колдовал. Стоило взглянуть на его лицо, как я снова покрылась липким потом. Черты заострились, рот обметало, дыхание срывалось с губ рванными порциями.

Дрожащей рукой я прикоснулась к его лбу и сразу же отдернула руку. У Андрея был сильнейший жар. Он не молился и не колдовал. Он бредил!

Я заметалась по комнате, заламывая руки от бессилия. Что можно сделать? Как сбить жар? Думай, Ната, думай. Что делала мама, когда я болела? А болела я каждый раз неслабо, с высоченной температурой. Прохладное обертывание! Точно! Вряд ли я найду у него аптечку и медикаменты, значит, на жаропонижающее рассчитывать не приходится. А так я собью жар на целый градус, не меньше.

Снова в ход пошла моя сорочка. На этот раз пришлось снимать ту, что была на мне. Да и бог с ней, сошью новую… Я разорвала ее по швам и смочила в прохладной воде. Сдернула с Андрея одеяло. Он даже не пошевелился, продолжая бормотать в бреду. Лицо было почти такое же бледное, как ткань, что я накладывала на него, смачивая водой. Кусок влажной материи приложила ко лбу, где-то слышала, что так тоже делают при сильном жаре.

Спала ли температура? Я щупала его лицо, шею, но они мне по-прежнему казались ужасающе горячими. Что еще можно предпринять, пока он не сгорел?

В котелке оставался целебный отвар. Я не знала, помогает ли он при жаре, но влила Андрею в рот полную кружку, поддерживая голову и следя, чтобы жидкость не выливалась, а глоталась.

Дальше я сделала то, на что никогда бы не решилась в нормальном спокойном расположении духа. Я разделась до гола и легла рядом. Накрыла нас обоих одеялом, подоткнула его со всех сторон и прильнула к разгоряченному телу. Жар охватил моментально и нестерпимый. Я сразу же начала потеть, но терпела, не раскрывалась. Казалось, что пара градусов с Андрея сразу же переметнулось на меня. Даже дышать стало трудно из-за испарений, вырывающихся из-под одеяла.

Так я и заснула, страдая от жары и не соображая уже, у кого высокая температура, у него или у меня.

Пробудилась я от внутреннего толчка. Сначала ничего не могла сообразить, а потом наткнулась на внимательный взгляд. Андрей лежал рядом и рассматривал меня. Машинально я протянула руку и коснулась его прохладного лба. Движение было скорее инстинктивным, чем осознанным. Оно явилось продолжением минувшего дня. И только потом я сообразила, что лежу голая в его постели. Вот тут я оцепенела, вцепившись в одеяло и натягивая его до подбородка. В глазах Андрея мелькнула насмешка, а мне сознание подсказало, что кризис миновал.

Не говоря ни слова, он откинул одеяло и встал с постели. Не стесняясь наготы прошелся по комнате, покопался в большой корзине в углу и достал целехенькие рубаху со штанами. Вот те раз! Я, значит, извела на него всю одежду, а он… И сколько еще у него запасных комплектов? Но все это мелькнуло в голове и исчезло. Гораздо более пристально я рассматривала его обнаженную фигуру. Да он настоящий атлет. С такими идеальными пропорциями ему бы красоваться на каком-нибудь анатомическом плакате. По нему можно изучать строение мужского тела. Каждая мышца на месте, ни грамма лишнего жира.

Тьфу ты! И что за мысли лезут в голову?! Я в раздражении отвернулась к стене, соображая, как сказать ему, что мне нечего надеть. Не валяться же целый день в постели. Да и потом… что я надену потом?

Хлопнула дверь. Ну вот, он ушел. Конечно, зачем уделять внимание человеку, который всего-навсего спас ему жизнь?

Не успела я расстроиться по-настоящему или придумать, как встать с постели и не опозориться, как вернулся Андрей и протянул мне какие-то вещи.

– Из этого можешь смастерить себе одежду, – сказал он и отвернулся, направился к очагу, который давно погас. Только тут я сообразила, что в комнате холодно, а он разгуливает с голым торсом (срамное место он прикрыл, а вот торс даже не потрудился одеть).

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, и голос мой прозвучал, как у раненного мышонка.

– Отлично!

– Но вчера…

– На мне все быстро заживает, – перебил он меня. – Раны уже затянулись, повязки скоро можно снять. И… спасибо тебе.

Я боролась с разочарованием и попранной гордостью. Получается, что все мои переживания и слезы были напрасны?

Тем временем Андрей накинул полушубок и остановился в дверях. Обернулся и ничего не выражающим голосом произнес:

– Я на охоту. Справишься тут без меня?

– Где ты пропадал? – вырвалось из меня. Исчезнуть ему снова без объяснений я не позволю.

– Лучше тебе об этом не знать.

– Да что ты говоришь!

Я была так возмущена, что даже села в кровати, буравя его сердитым взглядом.

– Считаешь нормальным, что пропадаешь на неделю, бросаешь меня тут одну?!

– Ты под защитой.

Он говорил спокойно, не повышая голоса. Орала я и ничего не могла с этим поделать.

– Под чьей?

– Моей, конечно, – пожал он плечами и снова собрался выйти.

– Вокруг медведи бродят!.. – снова выкрикнула я, хватаясь за эту мысль, как за спасительную соломинку.

Андрей снова обернулся.

– Ты видела медведей? – спросил он, и в голосе его я расслышала напряжение.

– Да! – воинственно вздернула я подбородок, в самый неподходящий момент сообразив, что нахожусь не в самом выгодном положении, сидя голой в постели. – Она была какая-то странная, пятнистая. Сроду о таких не слыхала…

Мой монолог остался без ответа. Андрей замолчал и о чем-то думал, а потом все так же спокойно произнес:

– Звери тебе не страшны. На границе стоит защита, ни одна тварь не сможет проникнуть на нашу территорию.

С этими словами он ушел. А я задумалась. И почему я довольна? Усиленно анализировала мысли, что безостановочным потоком бурлили в голове. От того что он медведицу назвал тварью или что территорию назвал нашей? Чем дольше думала, тем больше склонялась к мысли, что и то, и другое.

Тут вдруг я сообразила, что нельзя терять времени. Проворно выскочила из кровати и размотала куль с тряпьем, что он принес. Моему взору предстали (естественно!) вещи Андрея – огромные и бесформенные. Времени в запасе у меня было не так уж и много, поэтому я немедля занялась портняжным делом. Второпях исколола себе все пальцы, но к тому моменту, когда он вернулся с корзиной полной рыбы, мой новый наряд уже был готов. Пусть и не такой «элегантный», как прежние, но вполне себе приличный, а главное, прикрывающий наготу.

Все вернулось на круги своя. Как и прежде Андрей молча принялся чистить и разделывать рыбу. Потом долго жарил ее на вертеле. Единственной фразой, что он произнес, стала приглашение к ужину. Но в тот момент я уже была до такой степени голодная, что задавать вопросы не стала. Вместо этого накинулась на вкуснющую рыбу, как на самый изысканный деликатес.