Ветер унялся так же неожиданно, как и начался… кругом валялись отломанные ветки… в сарае тревожно ржали лошади… Таня, плача, сидела на тропинке… И отовсюду к нам, пошатываясь, потихоньку брели оборотни. Пожилые, среднего возраста, молодые и совсем дети.

Пара зарёванных блондинок поддерживала с двух сторон парнишку с хохолком на голове, который едва перебирал ногами, почти повиснув на подругах.

Тай:

Я с самого рассвета нарезал круги по местности. Круг налево, и я там, где был вход. Круг направо. Круг большой. Зигзами между деревьев. Углом и резко снова к воротам. Сесть и почесать за ухом. Тщательно. Есть-то как хочется! Пойманная ночью про запас конкау уже давно оприходована. А ворота всё не открываются!

Я лёг, вытянув передние лапы и положив на них морду. Лес всегда полон шума и звуков. Даже сейчас, когда многие птицы перебираются в другие края — туда, куда придёт тепло. А насекомые заканчивают свои земные дела и готовятся уснуть. Большая часть — навсегда. Пролетающий мимо толстый жук замер в воздухе. Никакой магии, только природа. Интересно, что его насторожило? В кустах протрещала киявва. Откуда-то справа ей ответила вторая. Сплетничают, как наши самки вечером у костра. С верхушки дерева раздалась трель фиелси. Прощается.

У этой птицы на каждый цикл года своя песня. Прилетая — поёт одну, радуется. Здоровается. Потом песня поиска партнёра. Затем радость — птенцы проклюнулись. Попозже — птенцы оперились. Песня первого полёта. Следом ещё одна — дети выросли. Ну, и вот — прощание. Направляются за море. Зимовать в тепле.

Где же этот маг с самкой?! Ладно, ещё попрыгаем и покружим. Влево — за дерево, потом вправо — за другое. Теперь снова влево. Вправо. Влево. Р-р-ртяф!

Татьяна:

Мне хотелось уйти, как можно скорее.

Этот сад… благодаря тому, что оборотни быстро пришли в себя, они не дали ему погибнуть, уверив меня, что магия этого места ещё несколько лет не позволит зиме здесь разгуляться, а потом они наберутся достаточно сил, чтобы… ну, и слава мурлыке. Пусть живут тут, это их дом, особенно теперь, когда они осиротели. Всё же старая магиня останется в их памяти не только умалишенной убийцей.

Им всем было грустно и больно… не меньше, чем мне. Они всё понимали — про «бабушку», про привязки и про её сумасшествие. Но она любила свой сад, и, как бы там ни было, пусть и недолго, была и моей бабулей.

Она же не виновата, что сошла с ума. И злиться на неё за это «убей её!» — я не буду. Человек был болен. И в нашем-то мире старики часто теряют рассудок, а здесь… бабушка испугалась, ведь её сознания ещё хватило, чтобы понять — едва я перережу привязки, она умрёт.

Короче, хватит об этом. Только не терпится исчезнуть отсюда побыстрее, а магёнок зачем-то ускакал в дом и не появляется уже около получаса.

Ромэй:

Я перерыл все свитки, переворошил все книги, пыль стояла стеной… Кожа противно зудела, в горле першило, в глазах слезилось, в носу свербело… Но маленькой тоненькой книжки и листа с пророчеством не было! Хоть плачь, матервестер!

А ведь там записано последнее восьмистишье… Наверное, важное, хотя, может, и совсем бесполезное, но мы об этом никогда не узнаем. Потому что братец чокнутой старухи имел такой почерк, что сразу разобрать написанное им было просто невозможно!

А я, идиот, зачем-то кинулся сначала расшифровывать верхние строки. Нет, про понимание там всё правильно, но мне про него и кагхни прекрасно объяснил. Про дружбу, понимание и про то, что я, в отличие от некоторых, пока ещё в своем уме. Даже если являюсь частью пророчества…

Тут я не очень удачно что-то задел или пнул, и на меня с грохотом посыпалось содержимое двух полок стеллажа. Единственного в этой свалке, матервестер! Почему мне так везёт-то в последнее время?!

Поминая пророчество, старуху, девчонку и даже лонгвеста, ну и себя, за компанию, «тёплыми», «ласковыми» словами, я попытался вылезти из-под кучи книг. В процессе снова зацепил стеллаж, и с полки, поблёскивая, упало что-то тяжёлое, чтобы стукнуть меня по лбу, матервестер! и со звоном закатиться куда-то в пыль и грязь.

Татьяна:

Ромка вылез из дома рассвирипевший, грязный и со звездой во лбу. То есть, конечно, не со звездой, а с шишкой, но светила она не хуже.

Постояв на крыльце, магёныш облил всех вокруг и меня персонально недовольством и потопал к воротам. Надутый, как индюшонок перед Рождеством. На ворота он долго любоваться не стал, помахал на них руками, и они открылись, как миленькие. А вот за оградой…

Я думала о своём, лишь изредка поглядывая на насупленную звёздность, и потому не сразу заметила лиса. Оп-па! На людей, то есть на оборотней, в смысле, на меня! Кидается!

У меня после отравы реакция стала замедленной, поэтому он сумел меня достать. Ударил лапами в грудь и уронил навзничь. Но я быстро опомнилась и через пару секунд выкрутилась из-под бешеного лиса уже пантерой, ошарашенно рявкнула и отскочила в сторону. Его кто-то покусал?!

Стоит. Смотрит. Псих какой-то. И Ромей такой же! Я снова вернула человеческий облик и на всякий случай отошла подальше от этих ненормальных. Оба надутые и недовольные, а меховушка ещё и дерётся! Я и сама так гаркать умею… И вообще!

— Ты как тут оказался?

Прижав уши к голове и широко расставив ноги, лонгвест рыкнул, оскалился, потом принюхался и обернулся к магёнышу, меняя при этом ипостась.

— Ну что, удалось найти конец пророчества?

Мой вопрос этот шелудивый потомок собачьих проигнорировал, выслушивая злющего Ромку:

— Я там всё перерыл, но старая грымза книгу перепрятала! Зато смотри, что я нашёл! — и парень покрутил перед носом у чернобурки чем-то блестящим. Мне тоже стало любопытно, и я приблизилась. Хм. Кольцо. Мужская печатка с камнем кроваво-красного цвета. Явно магическая штука.

Лис скривился и разве что не плюнул, выражая своё отношение к неудачным поискам и их результату. А потом, наконец, соизволил обратить внимание на меня:

— Я тут так… мимо пробегал, — и зыркнул злобно. — Вместо мира тебя спасаю всё время. Надо было тут оставить, но его, — и он кивнул на мага, — жалко стало.

Нет, ну ни фига себе наглая лисья морда! И смотрит ещё, как на таракашку:

— Сразу дальше двинемся, или тебя совсем всю наизнанку вывернуло?

— Мы пойдём, — упрямо выдала я. — А тебя никто о спасении и не просил! Шёл бы себе… в лес.

— Ну, как никто, — хмыкнул черно-бурый нахал. — Вот он просил, — и снова кивнул на магёныша, сразу сделавшего вид, что он тут не при чём. — Травку, после которой из тебя вся отрава вышла, я достал. Мало только. Отрава вышла, дурь осталась. Тебя без присмотра оставлять нельзя — не поняла ещё, что ли?

— Слушай, ты!!!

Он меня реально достал. Настолько, что я опять перекинулась и дальше ругалась уже рыком.

— Тебя никто не звал с нами! Я всё сделала, чтобы ты, дубина упёртая, шёл домой и размножался, блин, редкий генофонд! За каким бесом ты постоянно прёшься за мной и пытаешься командовать?

Нет, я понимала, что надо сказать этому самцу спасибо. Я и скажу. Потом. Когда поскандалю как следует!

— Потому, что без меня ты никуда не пёрлась, а подыхала в этом саду. Вместе с пацаном. Ясно?

Лис был злой, но спокойный, абсолютно спокойный. А вот Ромка нервничал и переводил взгляд с меня на «спасителя» и обратно.

— Вопрос же: «сразу дальше пойдём или как» — задают, когда хотят услышать чужое мнение. Так, из уважения к слабостям самок, например. Вдруг тебя лапы не держат или есть хочешь.

И всё это с этаким пренебрежительным сочувствием. Ну, лохматун, ты нарвался!

— Ты не лонгвест, ты КОЗЁЛ! — рявкнула я уже на лету. Сейчас я покажу ему слабость, шерсть ему по ветру, хвост ему в капкан!

Приземлилась я на пустое место, вернее, как раз по хвосту лапой и задела. Теперь в когтях клочья лисьей шубы, а напротив — морда к морде — чернобурка. Уши прижал, хвост вытянул, глаза прищурил, мех на загривке дыбом. Р-р-р-р! И прыг на меня! Р-ряу!