В конце XI века в Болонье возникает университет, которыйприобретает скоро всемирную известность и делается центромвозрождающейся юриспруденции. Первые зачатки этой школы, однако, идоныне не вполне выяснены.

Не подлежит сомнению, что в Болонье уже ранее XI векасуществовала довольно цветущая школа artium liberalium; весьмавероятно, сверх того, что при общем подъеме юриспруденции в XI векеи в Болонье встречались отдельные юристы, отдельные legum doctores(«доктора права»), получившие образование в школах Равенны илиПавии и преподававшие право в своем родном городе. Упоминавшийсявыше Одофред рассказывает, действительно, о некоем Pepo, который был будто бы такимпреподавателем права. Рассказ Одофреда подтверждается некоторымидругими данными: так, в одном судебном протоколе, относящемся к1076 году, Pepo упоминается в качестве лица, участвовавшего вразборе дела, из чего можно заключить, что Pepo в это времяпользовался известностью ученого и уважаемого юриста.

Но истинное возникновение Болонской школы связывается с именем Ирнерия. Ирнерий был уроженцем Болоньи;упоминается он в первый раз в судебном протоколе 1113 года вкачестве судьи, а в 1118 году император Генрих V взял его с собою вРим для того, чтобы он убедил народ в недействительности выборапапы Геласия II. Из этого видно, что к этому времени Ирнерийпользуется уже огромной известностью и авторитетом далеко запределами своего города. Время его смерти неизвестно.

По сообщению того же Одофреда, Ирнерий был первоначальнопреподавателем риторики и диалектики в школе artium liberalium, нозатем специализировался в области правоведения: причиной такогоперехода к юриспруденции послужило будто бы перенесение рукописей«Corpus Juris Civilis» из Равенны. Но это последнее сообщение незаслуживает доверия: как мы видели выше, «Corpus» был уже широкораспространен во всех юридических школах и до Ирнерия. Возможно,что самое преподавание риторики и диалектики заставило егоуглубиться в чтение источников римского права, в особенности«Дигест»; возможно, что Ирнерий взялся за преподавание права поинициативе Матильды, маркграфини Тосканской, которая желала создатьконкурента Равеннской школе (Фиттинг). Во всяком случае, в конце XIстолетия (по преданию, в 1088 году) Ирнерий начал свое преподаваниеи этим положил начало знаменитому Болонскому университету и новомунаправлению в юриспруденции.

Скоро возле Ирнерия образовался круг его учеников, которыепродолжали дело преподавания после его смерти; ближайшими ученикамиего были quattuor doctores(«четыре доктора»): Bulgaris, Martinus, Jacobus и Hugo.СлаваБолонской школы росла; в нее стали стекаться большие массыслушателей из разных земель; ей стали оказывать покровительствоимператоры Священной Римской империи. В 1158 году Болонской школеФридрихом I была дана привилегия, в силу которой обучающиеся в нейиностранцы объявляются подсудными профессорам, вместо общих судов.Вместе с тем постепенно школа приобретает корпоративный характер учреждения,университета.

Прежде всего в корпорацию складывается приезжее студенчество. Естественно, что студенты,приезжая в чужую страну, ищут ближе сплотиться со своими земляками;так возникают союзы « nationes», землячества, называющиеся по именитой страны, откуда они происходят — Gallia, Portugalia, Provincia(французский Прованс), Alamania, Ungaria, Polonia, Boemia ит. д. Каждое землячество имеет своих выборных представителей(consiliarius, syndicus). Но есть много общих интересов для всехnationes; вследствие этого все землячества образуют в совокупностиединую общую корпорацию во главе с выборным из среды студенчества ректором(rector). Эта — то корпорация всехnationes и есть universitas.

С другой стороны, мало — помалу превращается в корпорацию ипреподавательский персонал — профессора. Для вступления в нее и дляполучения права преподавания необходима promotio — получение званиядоктора (doctor), для чего необходимо выдержание особого экзамена ипубличного диспута (conventus), который обыкновенно происходил всоборе.

Но отношения между студентами и профессорами на почвепреподавания были совершенно частные: профессор читал, по общемуправилу, у себя на дому тем слушателям, которые того желали; заслушание студенты должны были вносить профессору плату, имустановленную. Плата эта не всегда вносилась аккуратно; по крайнеймере, тот же Одофред жаловался: «Scholares non sunt boni pagatores,quia volunt scire, sed nolunt solvere… Scire volunt omnes, mercedemsolvere nemo» («студенты нечестны, так как хотят знать, но не хотятплатить… Знать хотят все, платить плату — никто»).

Разумеется, город был в высокой степени заинтересован впроцветании школы: проживание множества студентов, по большей частисостоятельных, давало горожанам немалый доход. Вследствие этогогородское управление всячески заботится о том, чтобы обставить этопроживание наилучшим образом: так, например, квартиры оценивалисьособой комиссией таксаторов, в которую входили в равном числевыборные от города и от студенчества. Тем не менее, иногдавозникали между городом и студенчеством недоразумения истолкновения, переходившие временами в вооруженные смуты. Иногда вконце таких смут часть студенчества с частью профессоров переходилав другой город, и таким образом создавался новый университет(например, Падуанский, основанный выходцами из Болоньи в 1222году).

Чем же объясняется такой быстрый расцвет Болонской школы и в чемсостоит ее значение в истории юриспруденции?

Выше было указано, что и до нее римское право занимало ужевидное место в жизни и юриспруденции; но юриспруденция доболонскогопериода пользовалась им лишь в качестве материалапри разрешенииспорных вопросов жизни — наряду с другим материалом в виде правалангобардского и т. д. Конечным критерием при оценке этихматериалов являлась aequitas. Вследствие этого юристы доболонскойэпохи привыкли относиться к положениям римского права с известнойсвободой, считая самих себя призванными творить новое право наоснове aequitas. Вместе с тем и всякий судья, воспитанный в этомдухе, склонен был при решении спорных дел давать простор своемуусмотрению, осуществляя то, что ему казалось in concretoсправедливым.

На этой почве развивалось, конечно, известное правовоетворчество, но в то же время и известная субъективность при решениисудебных дел, которая легко могла перейти в судейский произвол. Сдругой стороны, это искание справедливости юристами доболонскойэпохи, вследствие неполного знакомства их с творениями классическихюристов, приводило их часто к решениям недостаточно продуманным,скороспелым. При более обстоятельном изучении римского права,особенно «Дигест», можно было прийти к выводам лучшим, именно сточки зрения aequitas.

В этом именно направлении и поворотил юриспруденцию Ирнерий.Первым лозунгом его и всей Болонской школы был призыв обратиться кболее тщательному изучению источников, причем особенное вниманиебыло обращено на центральную часть Юстиниана — «Дигесты». Идействительно, Болонская школа изучила «Corpus» в совершенстве: еетрудами были установлены места параллельные и противоречивые ит. д.

С этим связана была и другая основная тенденция школы: впротивоположность прежней свободе обращения с позитивным правом исвободе судейского усмотрения, Болонская школа требовала, чтобысудья, отказавшись от своих субъективных представлений осправедливости, держался положительных норм закона, то есть «CorpusJuris Civilis». Уже Ирнерийпровозгласил, что в случае конфликтамежду jus и aequitas разрешение его принадлежит теперь толькозаконодательной власти. Тем не менее, вопрос этот был спорным ещемежду ближайшими учениками Ирнерия: между тем как Булгарбыл последовательным продолжателем идейИрнерия, Мартинсохранял еще воззрения доболонцев; обалагеря вели между собой ожесточенную борьбу, причем булгаристыупрекали мартинистов в том, что та aequitas, которую последниепытаются ставить выше закона, есть « ficta aequitas»(«фиктивная справедливость»), инаграждали ее насмешливыми эпитетами « aequitas Martiniana», «aequitas(«мартинианскаясправедливость») bursalis»(«школярская справедливость») ит. д. В конце концов идеи Ирнерия и булгаристов одержали верхи стали общим тоном всей Болонской школы.