Воспоминание на миг ослабило его решимость — правильно ли он поступает? Да. Правильно. Они были загнаны в угол своими семьями. Измучены постоянной нервотрепкой. Он напомнил себе, как безнадежно их положение. Дошло до того, что чуть не каждый вечер у них с Люси вспыхивали ссоры, для которых всякий раз находился повод.
Какой смысл быть дальше вместе, позволять, чтобы любовь гибла в бесполезных перебранках?
Дети возбужденно визжали, обнаружив в неводе улов, а Люси в последний раз пыталась убедить его: надо все послать к черту, вырваться из удушливого мира семейной тирании, бежать от чувства вины, от шантажа, на котором специализируются родители. Могут же они начать совместную жизнь, только они двое — и больше никого.
Изо всех сил стараясь сохранить решимость, он ответил, что это уже сто раз обсуждалось, что семьи все равно затравят их, найдут способ. Единственный выход — побыстрей все кончить.
«Хорошо, — сказала она, — больше нет смысла разговаривать». И ушла. Он остался сидеть у моря.
А теперь, когда родители и их друзья, попивая скотч с содовой, обсуждают его будущее, ему кажется, будто он подслушивает разговоры посторонних. Они увлеченно играли в «конференцию круглого стола» — так они это назвали, — планируя его женатую жизнь с таким смаком, как обсуждали бы партию в вист или дружескую попойку.
— Есть одна проблема, — говорил мистер Бурди. — Мы, конечно, заперли конюшню и не дали вырваться коню, но теперь нужно искать кобылку.
— О чем он? — не поняла тетя Наргеш.
— Мистер Пословица считает, что жених готов, но надо найти ему невесту.
— А вы не думаете, — робко спросила она, — что брак по любви был бы лучше сватовства?
— Безусловно, — ответил его отец. — Думаешь, мы против? Но дело в том, что наш Нари, похоже, не влюбляется в девушек-парси. Значит, мы сами должны подобрать ему подходящую невесту.
— И будет это непросто, помяните мое слово, — вмешался мистер Котвал. — Можете искать не в одном Бомбее. Можете искать невесту от Калькутты до Карачи. Но как только семья невесты начнет наводить справки, сразу выяснится, что у Нари была связь с феранги, с иноверкой.
— Этого не скрыть, — согласилась миссис Унвала, — так что придется идти на компромисс.
— Не сомневаюсь, что Нари найдет прелестную жену. — Мать проявляла лояльность к сыну. — Лучшую из лучших.
— А я думаю, что про лучших лучше забыть, — возразил мистер Бурди. — Что посеешь, то и пожнешь. Нельзя пахать стерню сегодня, а назавтра ожидать урожай.
Посмеялись. Шутки становись все вольнее. Соли высказался насчет феранги, которые подтирают задницы бумагой, не понимая, что вода гигиеничней.
Отрешенность, с которой Нариман слушал все это, испарилась.
— Как мне всех вас жалко, — сказал он, не скрывая отвращения. — Вы дожили до старости, не нажив мудрости.
Он резко отодвинул стул, царапнув им о пол, и вернулся на балкон. Взялся за книгу, глядя на страницу невидящими глазами. С моря дул легкий бриз. Из гостиной доносились голоса родителей, они извинялись за выходку сына: бедный мальчик не в себе, он же совсем недавно порвал с этой… Он пришел в ярость от того, с какой уверенностью они судят о его чувствах.
— Прекрасный принц не оценил нашего юмора, — говорил мистер Бурди, — но зачем же оскорблять нас?
— По-моему, это он из какой-то книги, — предположил мистер Котвал.
— Большая моя ошибка, — сказал отец. — Книги. Слишком много книг. Нари набрался современных идей. А находить равновесие между традицией и современностью так и не научился.
— Со временем все придет в норму, — успокоил его Соли. — Не волнуйся и не спеши — шаг за шагом.
— Вот именно, — подхватил мистер Бурди, — поспешишь — людей насмешишь. Тише едешь, дальше будешь.
Но, вопреки собственным советам, друзья семьи быстро нашли ему пару.
— Тебя познакомят с Ясмин Контрактор, она вдова, двое детей, — сообщили Нариману. — И это лучшее, на что ты можешь рассчитывать, мистер, с твоим-то прошлым.
Или вдова, объяснили они, или женщина с дефектом. Выбор за ним. Что значит с дефектом? — полюбопытствовал он. Ну, скажем, косоглазая, или глухая, или одна нога короче другой, а может быть, просто болезненная — слабые легкие или проблемы в департаменте деторождения, шутливо отвечали они. Мололи кто попадется. Если он предпочитает такую, они наведут справки и составят список.
— Никто не спорит, ты жених видный и образованный. Твой недостаток — твое прошлое, потерянные годы, из-за которых ты перешагнул за сорок. Но ты не волнуйся, мы все учли — ее характер, положение ее семьи, как она готовит и дом ведет. Мы считаем, что вдова будет хорошей женой.
Как инвалид, на каждом шагу опекаемый врачами и сестрами милосердия, он безвольно прошел весь процесс, подавляя сомнения и дурные предчувствия, внушая себе, что традиционный путь лучше всего. Он стал мужем Ясмин Контрактор и официально усыновил ее детей — Джала и Куми. Но за ними сохранялась фамилия отца. Менять детям фамилию, сказала его новая жена, все равно что историю переписывать. Сравнение импонировало его академической душе, и он согласился.
«И это, пожалуй, была моя первая ошибка», — думал Нариман, продолжая бороться с пуговицами на подаренной ко дню рождения рубашке. Как реагировали Джал и Куми в детстве на фамилию, которую не носили остальные члены семьи? Обижались? Чувствовали себя обойденными? Надо было подумать, как они это воспримут, прежде чем соглашаться с Ясмин. Он был обязан постараться заменить детям умершего отца, дать им нормальное детство, которого у них никогда не было, водить их на экскурсии, устраивать пикники, игры, стараться подружиться с ними — и, возможно, все обернулось бы по-другому. Но тогда он не владел искусством видеть мир детскими глазами, по-детски воспринимать его. Теперь это куда легче.
Так и не совладав с пуговицами, он отложил рубашку и направился в клозет. В животе угрожающе урчало. Бредя по длинному коридору в конец квартиры, пытался припомнить, что съел.
Каждый шаг требовал напряженной сосредоточенности, дрожащая рука искала опору у стены, по всей длине увешанной большими портретами. Его предки — строгие лица и жесткие линии губ — хмурились в потемневших рамах, сверху вниз наблюдая за его частыми проходами в клозет. Он нередко тревожился, поспеет ли вовремя. Но эта несчастливая квартира хотя бы оправдывала мрачность семейных портретов. Ему чудилось, что лица на фамильных изображениях делались все угрюмей с каждым днем.
Он запер дверь на задвижку и сел с благодарностью за то, что в единственном выжившем клозете есть стульчак. В двух других приходилось присаживаться на корточки, чего бы он никак не сумел.
С другого конца коридора, от его комнаты, донесся голос Куми, которая просила папу поторопиться, поскольку Роксана с семьей должны вот-вот подойти. Потом он услышал в коридоре ее шаги, приближающиеся к клозету. Она подергала ручку.
— Кто там?
— Я.
— Можно бы по вони догадаться.
Вернувшись к себе, он застал ее в комнате. Где-то в доме продолжал стучать молоток.
— Ты нарушил правило, папа. Пошел в клозет без предупреждения.
— Извини. Забыл.
— Мне нужно по-маленькому, я бы сбегала первая. А теперь придется нюхать твой запах. — Она помолчала. — Хорошо, одевайся. Они придут с минуты на минуту, и я окажусь виноватой, что ты еще не готов.
Он протянул ей новую рубашку. Рука дрожала так, что рубашка развевалась как флаг.
— Пуговицы не застегиваются.
Рубашка была с длинными рукавами, Куми помогла ему надеть ее. Он спросил, откуда этот непрерывный стук.
— Это Эдуль Мунши внизу. Откуда еще. У нас в доме только один маньяк «умелые руки».