Но сейчас Кошкин был настолько далек от всей этой мироправительственной кутерьмы, что чуть, было, не прошел мимо своего излюбленного по утрам кафе, где всегда заказывал блинчики с мясом под сметаной и большую кружку «амбассадора». Следует сказать, что, не взирая на смутное состояние Кошкина и других, отдельно взятых индивидуумов, да, в сущности, и в целом, народа империи, майское утро дышало ни с чем не сравнимым запахом начала жизни. Вот у кого бы учиться парфюмерам! А они, говорят, создавая свои букеты, не брезгуют рыться даже в дерьме. Хотя последнему соответствует тоже вполне относящийся к жизни запах. Просто не лучший. Видимо, переработанная жизнь по-другому пахнуть не может. Дней пять назад, когда Кошкин радовался такому незатейливому, одетому в яблоневый цвет и голубое небо утру, его посетили отнюдь не пейзажные мысли, и он предполагал довести аналогии до логического конца. Место философских терзаний — кафе «Тещины блины», совсем недалеко от КПП. И, пожалуй, все закончилось бы рассуждением о том, что гадкий запах имеют реформы, потому как перерабатывают жизнь целых народов, а, по сути — это есть адский запах, о котором предупреждал батюшка Серафим. И то, что с одной стороны может называться прогрессом, с другой видится отвратительной деградацией. И отнюдь не совдеповский образ мышления (который приписывали людям кошкинского типа либеральные журналисты), а врожденные, выстраданные на генетическом уровне уважение и любовь к своей стране, скрепленные с загадочной русской душой актом крещения в православном храме (пусть и втайне от пионерской организации, потому как мама не могла и не хотела вычеркнуть Сережу Кошкина из общесоветского детства, а против частых болезней пенициллин не молитва) определяло движения души инженера.

Кафе работало новомодно — нон-стопом. Узнавшая Кошкина официантка без слов принесла желаемое. Улыбнулась, на что потребовался не очень уместный для смурноватого хода мыслей ответ:

— Спасибо. Вы сегодня обворожительны.

— Может, рюмку коньяку? Опять ночь работали? — дежурный комплимент дороже чаевых. Официантка, которую звали Нина, и у которой муж-дальнобойщик уехал и не вернулся, оставшись в другом городе с другой женщиной, стала улыбаться Кошкину, как потенциальная невеста.

«А почему нет?» — мысленно ответил на ее улыбку конструктор, но вслух сказал другое:

— Сегодня можно и коньячку! Эх! Так бы на домашней кухне!

— Кто ж не дает?.. — и ушла с улыбкой профана из тайного общества, готового к загадочному, а, по сути, простому обряду.

Рюмку с коньяком поставила молча. Так бы поступила и заботливая жена, дабы не прерывать рабочее течение мыслей в голове мужа, имеющего ответственную должность. У хорошей жены — это инстинкт, плохая — рефлексирует на то, что ею пренебрегают, ради чего бы там ни было.

Жена…

Кошкин почувствовал вдруг острую необходимость сию минуту увидеть Лену. Коньячные звездочки в желудке своими огоньками разожгли это желание.

Он отставил недопитый кофе и подошел к зеркалу, висевшему у входа. Оттуда грустновато взглянул на него рано поседевший мужчина, близкий к сорокалетнему барьеру и далекий от современной суеты, погони за хлебом насущным и прочими потребительскими излишествами. Бледный от бессонных ночей, непричесанный, отчего руки сразу стали искать во внутреннем кармане расческу… Эх! Если б хоть мизер понимать в мужской красоте! А так? Можно только отметить, что седина на короткой челке вроде легко гармонирует с серыми, немного печальными глазами. Модная двухдневная щетина с точки зрения современной молодежи добавляла гармонии хаосу внешнего вида. Вот только маленький, но свежий поперечный шрам на прямом носу — уснул за работой — клюнул край стола. Впрочем, на витающего в потустороннем мире невезунчика тоже не похож… Галстук засаленный — в урну, и можно идти. Слава Богу, сорочку вчера темную одел, разводов на воротнике не видно.

Ну вот, официантка Нина украдкой постреливает в его сторону заинтересованным взглядом, будто он готовится сделать ей предложение. Но, милая Нина — не Елена Андреевна Варламова, что ныне замужем за крупным предпринимателем и, как оказалось, потомственным дворянином Рузским.

Ох уж эти дворяне, сколько раз они предавали русский трон, и больше всего радовались, когда получили от Екатерины жалованную грамоту да освободились от обязательной военной службы. Не в пример своим предкам. Не все, конечно, но чем ближе к трону — тем гаже. Потому и Рузские, а не русские… Хорошо, хоть Лена оставила себе свою фамилию, впрочем, как и в случае с Кошкиным. И не обида на удачливого соперника, разрушившего первую, а для Кошкина вечную любовь, клокотала в нем, а обычное пренебрежение к самовлюбленным людям, считающим себя пуповиной, если не мира, то обозримого в пределах горизонта пространства.

Рузский Владимир Юрьевич — владелец сети бензоколонок и маркетов, известный в криминальном мире по кличке Вздор (любимое слово, применяемое новоявленным дворянином в случае проволочек с бизнесом и приобретением новых производственных мощностей), подарил жене супермаркет в центре города, который назвал в честь нее «Варламовским». Хороший, кстати, магазин, если говорить о номенклатуре и качестве товаров. И о ценах тоже… Приемного сына Виталия отправил в Сорбонну, подальше от материнской ласки и притязаний совкового отца на воспитание. А главное, чтобы не мешал нескромному семейному счастью… Елена Андреевна от дворянского титула отказалась, полагая, что он у нее тоже где-то пылится, если порыться в архивах, а вот Виталию Сергеевичу отчим его все-таки навязал.

Вздор! Действительно вздор!

А тут на улицах май! Бушующий май, стреляющий фейерверками цветущих яблонь, освежающий распыленным после первых дождей в воздухе озоном, опьяняющий загадочно-зовущими женскими улыбками. Будь ты хоть трижды книжный червь, но в мае сердце твое тревожно замрет от взгляда в небо и зайдется скороговоркой в ответ на дробь каблучков правнучек Евы.

«Вараламовский» — двухэтажный кирпично-стеклянный куб с мансардным третьим этажом, где располагаются офисы, сиял зеркально вылизанными витринами и броскими щитами наружной рекламы. На входе — охранники с рациями. Суета иномарок на прилегающей к нему автостоянке. Суматошные грузчики в униформе. И горделивые дамы, которым очень хочется быть похожими на эмансипированных, живущих в Европе и Америке сестер. Кошкина принесло сюда совсем из другого пейзажа, поэтому охранники с вынужденным подозрением зыркнули на его неглаженный костюм и усталый вид совкового инженера. Ему не предложат помочь переложить из тележки груды ярких пакетов с заморскими яствами в багажник автомобиля, и не только потому, что у него нет багажника…

У входа на третий этаж двое охранников терзали компьютер, который гулко отстреливался и смачно ругал игроков, ведущих крутого героя по лабиринтам его шлейфов и плат.

— К кому? — удостоил коротким взглядом один из них Кошкина.

— К директору.

— По какому вопросу?

— Сообщите, — кивнул Кошкин на селектор, — что пришел Сергей Павлович по поводу патента на изобретение машины времени.

Тут уже оба охранника отвлеклись от компьютерной стрелялки и внимательно посмотрели на посетителя. На всякий случай взгляды их ничего не выражали. Мол, машина времени или атомная бомба — это не их дело.

— Елена Андреевна, извините, к вам некий Сергий Павлович по поводу машины времени?.. — вопросительно пробурчал в селектор тот, кто первым обратил внимание на Кошкина.

— Проводите его ко мне. — Тон такой, как будто речь идет о поставщике лапши «доширак».

Кабинет Елены Андреевны встретил кондиционерной прохладой, внушительными размерами, ароматами кожаной мебели, освежителей воздуха и ее собственных духов. В результате сочетания модерновой обстановки, всех этих запахов и того, что Кошкин не видел свою жену пять лет, у него сложилось впечатление, что он попал в какой-то сказочный мир, не имеющий ничего общего с тем, что происходит за окнами. Лена сидела в кожаном кресле в обществе ноутбука, пары телефонов, селектора, и эксклюзивных канцелярских принадлежностей. Увидев на пороге Сергея, она встала и распорядилась маячившей за его спиной секретарше подать две чашки кофе и бутылку «мартеля».