Он делает приглашающий жест в сторону вертолета, двери которого гостеприимно распахнуты. Оттуда выглядывают два вооруженных солдата. Вежливо улыбается. Но, несмотря на весьма располагающую внешность, этот молодой глава совсем не внушает мне доверия. Конечно, его привлекательность видна за версту. Но я доверяю своим инстинктам. Предчувствие меня обычно не обманывает.

Взволнованно оборачиваюсь на корабль, выглядывая знакомую фигуру в синем костюме. Чонгук так и остался стоять на одном месте, не сдвинулся ни на миллиметр. В следующее мгновение что-то больно колет меня в руку. Резко дёрнувшись, ошарашено смотрю на мистера Кима и вижу в его руках шприц и вскрытую ампулу.

— Простите, мисс Ли, но это вынужденная мера.

Стискиваю зубы. Одариваю прохвоста убийственным стальным взглядом, не обещающим ничего хорошего. Хватаю за руку, всматриваюсь в название вколотого препарата. Кетамин. Сука. Чувствую лёгкое головокружение, как при опьянении. Пальцы сжимают с силой резиновую перчатку. Ким Сокджин пытается оставаться хладнокровным, но видно, что все-таки ошеломлён и расстерян. Прожигаю его взглядом до тех пор, пока в глазах не начинает темнеть и я медленно и картинно не оседаю на землю.

Уже не вижу, как доктор Чон, пошатнувшись, цепляется рукой за железный каркас шаттла. Как меня подхватывают и бессознательную втаскивают в вертолет, укладывают на заранее приготовленные носилки и пристегивают ремнями. И как Ким Сокджин весь полет не спускает с меня своих холодных глаз.

Приятный летний ветерок ерошит волосы, солнышко ласково целует щеки. Я слышу щебетание птиц и мамин заливистый смех. Поднимаюсь с травы, что пахнет цветами и осокой, и вижу её в нескольких сотнях метров от меня. Мама машет рукой, а значит, все уже давно разложено и готово. Радостно вскакиваю и несусь галопом по склону. Подол желтого ситцевого платья развевается, косички подпрыгивают от каждого прыжка. Пикник! У нас наконец-то будет пикник. Как же я давно мамулю на это уговаривала. У самого подножия горки замечаю сидящего на корточках папу. Тот раздувает газетой угли в мангале. На шпажках уже шкворчат и лопаются толстые сосиски, истекая жирным сочным соком. Он оборачивается на меня, улыбается:

— Давай скорее сюда, зайчонок!

Я смеюсь, почти уже подлетаю и падаю в мамины объятия, как солнечный свет внезапно гаснет, будто в комнате щелкнули выключателем. Спотыкаюсь и кубарем лечу на землю. Очень больно колет правую руку. Морщусь, глаза щиплет от слез:

— Мама… Мама! — ничего не вижу в этой темноте.

— Мисс Ли, вы очнулись? — слышу мужской голос.

Он выдергивает меня из анабиоза, я открываю глаза и мутным взором осматриваюсь вокруг. Похоже на больничную палату. Стены выкрашены в белый цвет. Стерильная чистота аж режет глаз. Какие-то незнакомые люди в белых защитных костюмах и масках. Следят за датчиками рядом, записывают что-то. Я лежу на кушетке уже переодетая в больничную робу…

— Мисс Ли?

Поворачиваюсь на голос и вижу склонившееся надо мной лицо симпатичного молодого мужчины. Ким Сокджин. Только теперь не в костюме, а в медицинском халате. Он долго вглядывается, потом щелкает пальцами перед носом, обращается к кому-то в сторону:

— Отклонения есть?

— Никак нет, сэр. Все показатели в норме, — отвечают ему откуда-то справа.

Мистер Ким кивает и чем-то мажет мне кисть, острое жжение расходится по запястью. Втягиваю воздух через стиснутые зубы, бросаю взгляд на саднящую конечность. Замечаю небольшую колото-резаную рану на ладони прежде, чем ее заклеивают бандажем. Ах ты ж, сволочь… Болезненной стимуляцией решил воспользоваться, чтобы вывести из глубокой седации? Как будто я просила меня усыплять! Бросаю гневный взгляд на лидера главной группы. Тот делает вид, что не замечает его. Отдергиваю руку.

Мужчина медленно поднимает голову. Холодные темные глаза оценивающе смотрят. Я же избегать этого пристального внимания не собираюсь. Не на ту напал! У него светлая, почти белая кожа. Гладкая, ухоженная. Прямой нос и пухлые, полные губы. Светлые каштановые волосы, разделенные на пробор, аккуратно уложены на бок. Его лицо такое идеально красивое, что аж противно.

— Заразиться не боитесь? — так, голос срывается, как же некстати.

Уголок рта руководителя дернулся в ироничной усмешке, он откидывается на стул и скрещивает руки на груди:

— Я слишком долго проработал в этой сфере, чтобы понимать, от кого можно заразиться, а от кого нельзя. Мэм… — добавляет он с намеренным нажимом. Потом вдруг резко придвигается, сцепляет пальцы и почти по-доброму улыбается. — Хочу ввести вас в курс дела… Вы же понимаете, зачем вы здесь? — я молчу. — За всё шестилетие вы единственная, кто избежал инфицирования. И я надеюсь на ваше дальнейшее сотрудничество с нами. Ваше любезное содействие очень нам поможет.

— У меня есть выбор?

— Нет. К сожалению, нет, — саркастически фыркаю. А распинался тут! И ежу понятно, что меня никуда не отпустят, пока не получат того, что им нужно. — Я всего лишь пытался быть учтивым.

Мистер Ким встает, кланяется. Потом дает какие-то распоряжения медперсоналу и удаляется из палаты. Кучка людей в защитном снаряжении окружает меня плотным кольцом. Успеваю лишь заметить большое панорамное стекло вместо одной из стен, а за ним удаляющуюся по коридору широкоплечую фигуру в белом халате. Дальше начинается какая-то жесть…

Меня хватают за руки и за ноги, намертво привязывают кожаными фиксаторами к кровати. Рефлекторно дёргаюсь, пытаясь вырваться. Они меня тут вообще за человека не считают что ли? Один из лаборантов больно протыкает иглой вену на локтевом сгибе и ставит катетер. Я шиплю на него, поливая ругательствами. Из меня выкачивают невероятное количество крови. После шестой пробирки сбиваюсь со счету. Потом подключают к капельнице. Сильно сомневаюсь, что это безобидный физраствор.

Тут же крепятся дополнительные датчики и всего спустя минуту я оказываюсь опутанной проводами и трубками. Одна из медсестер, судя по миловидному лицу в окошке маски, бесцеремонно пихает в рот длинную ватную палочку, елозит ею, собирая слюну. Полагаю, медперсонал уверен, что добровольно я не собираюсь им даваться, а значит нужно поднажать. Хочется накинуться на всех с тумаками, да ремни сдерживают. Еще какое-то время трепыхаюсь, вынужденно терпя неприятные процедуры, пока веки снова не тяжелеют и я не погружаюсь в беспокойный медикаментозный сон.

***

Они до сих пор так и не нашли причину моей невосприимчивости к вирусу. Имея на руках детальные отчеты доктора Чона, живого здорового представителя, они так и не смогли вывести сыворотку. Бесполезные идиоты! Несмотря на все мои мучения, несмотря на все болезненные процедуры, которыми я все это время безжалостно подвергалась. Взятие бесконечных всевозможных анализов, МРТ, электроэнцефалограммы, электроды, датчики, наблюдение и днем, и ночью, невозможность нормально поспать — всё это цветочки. То ли в порыве отчаяния, то ли от безысходности обследования становились всё суровее и бесчеловечнее.

Они прокалывали спинной мозг, воздействовали на слизистые, стимулировали током, брали жидкость из костного мозга, вводили непонятные инъекции и, кажется, напрямую штамм вируса. На мне столько раз применяли местную анестезию, что когда лимит был превышен, ничего не оставалось, как делать всё наживую, без седации.

Ким Сокджин, как надзиратель, присутствовал почти на каждой процедуре. А я сверлила его глазами полными ненависти между истошными криками и стонами. Ему во что бы то ни стало нужен эффективный результат. И точка. Словно маньяк, глава исследовательской группы был помешан на достижении поставленных целей. Ему необходимы хоть какие-то плоды труда. Прямо сейчас. Но их нет. Руководитель раздраженно цокает языком, когда лаборант раз за разом разводит руками.

Я потеряла счет времени с тех пор, как началась эта пытка. Организм стал давать сбои. Рано или поздно это все равно бы случилось. Просыпаться ночами от нехватки воздуха и кошмаров не самая приятная вещь, сказать по правде. Количество полученного стресса от непрекращающейся боли зашкаливает. Я истощена и с каждым днем все слабее.