— Так это какая-то особенная категория парней. Мне это не нужно.

— Перестань выписывать кренделя, поворот близко… Я говорила не о парнях, а просто о женщинах как таковых. Одни красивы, а другие — нет, и тут ничего не попишешь…

— Тоже мне Америку открыла… Во всяком случае, мне бы такое не понравилось: если бы кто-то предпочел видеть меня дурочкой, — стояла на своем Шпулька, когда за смертельно крутым поворотом они снова стронули с места повозку.

Тереска потеряла терпение.

— Мне тоже не понравилось бы, но, может быть, потому, что мы с тобой недостаточно красивые. У нас другой подход к жизни. По-моему, мы должны быть красивыми интеллектуалками. На поразительную красоту у нас шансов нет, значит, остается развивать мозги и получать образование. Некий шанс у нас есть.

— Ага, — ехидно подтвердила Шпулька, — особенно на примере Богуся это очень даже бросается в глаза…

— Ну вот именно, — вежливо ответила Тереска, — как раз потому мне все это вообще пришло в голову. Не знаю, как сделать, но я обязательно должна быть умной, искушенной и образованной.

Отталкиваясь ногами, одна — правой, вторая — левой, они все больше удалялись в направлении Виланова. Столешница на колесиках трещала, скрипела и визжала.

В машине, которая стояла в зарослях на обочине дороги, скрытая сумраком, надолго воцарилось молчание. Трое мужчин изумленным взглядом следили за тающим во тьме объектом.

— Чтоб я сдох, — сказал один. — Вы, часом, не знаете, что это такое было?

— Гоу-карт с ножным приводом? — неуверенно сказал второй.

— В оккупацию я видывал такие штуки, — сказал задумчиво третий. — Но в наши дни?..

— Это ведь были две девушки, правда? Что у них, черт побери, такое было? На чем они ехали?

— Корыто на колесиках. Какое тебе дело, давай отсюда убираться, и выбрось это, к черту, из головы. У нас есть дела и поважнее…

Не отдавая себе отчета в том, какой интерес они вызвали, Тереска и Шпулька относительно быстро устроили все дела и, прикрепив веревками двадцать два саженца, двинулись в обратный путь. Посапывая от усилий, они волокли стол по неровной дороге, пока не выбрались на шоссе, где снова могли применить свой улучшенный способ передвижения. Теперь они выглядели страннее некуда, потому что двадцать два саженца, корни которых были профессионально замотаны для защиты от вредных воздействий, образовали здоровенный, торчащий во все стороны воз, а они обе, оставив по бокам место только для одной ноги, с огромным трудом удерживали равновесие. На самом верху благодетели положили по доброте душевной еще и смородину с малиной, только закрепили их плоховато.

— За мной, там, сзади, вот-вот упадет, — предупредила Шпулька. — Надо привязать, давай остановимся.

— Так мы уже на повороте, — заволновалась Тереска, — Это наше чудище что-то уж очень разогналось… Тормози!

— Как?

— Не знаю!! Ногой! Господи, что-то едет!!

— Нас сейчас задавят! — отчаянно завопила Шпулька, — Ноги нам переломают! Бежим!

Со стороны Варшавы показалась машина. Тереска и Шпулька со своим грузом находились как раз посреди дороги. Однако минимального уклона шоссе в самом начале поворота оказалось вполне достаточно, чтобы солидно нагруженная повозка замедлила ход, позволяя им соскочить без боязни переломать ноги. Они еще несколько секунд воевали с повозкой, причем в свете фар казалось, что огромный высохший куст сам собой пляшет на дороге, пока им, наконец, не удалось столкнуть ее на обочину.

Мимо проехал «фольксваген», чуть замедлив ход перед поворотом, замел лучами фар окрестности и быстро поехал в сторону Виланова.

— Получилось! — сказала Тереска, еще подрагивая от волнения. — Вот тебе шнурок, а вообще-то мы потеряли смородину.

— Я удивлюсь, если вся эта общественная работа позволит нам остаться в живых, — горестно заметила Шпулька и поплелась на двадцать метров назад — подобрать два куста смородины. — Привяжи ты это по крайней мере как-нибудь поприличнее!

Из машины, которая продолжала стоять в зарослях, за девочками напряженно следили три пары глаз.

— Мусора, — тревожно буркнул один из типов. — Они нас выследили.

— Ты почем знаешь?

— Они ездят на «фольксвагенах». Ты себе можешь представить водителя, который увидел на дороге такое зрелище и не притормозил? Не устроил скандала? Это менты, а те с ними в сговоре…

— Кто знает, может, ты и прав…

— Она специально повернула на середину, чтобы показать, что это здесь. Не нравится мне что-то вся эта вонючая история.

Третий вдруг рассердился.

— А ну-ка попрошу не впадать в панику, — сказал он холодно. — Что значит «здесь», какое там «здесь», мы здесь первый раз договорились встретиться! Никто про нас не знает, так что попрошу без преувеличений!

Двое остальных замолчали.

— А все-таки хорошо было бы понять, что это за штука, — сказал осторожно один, помолчав минутку. — Эти девки и эта… платформа. Куда они с этой штукой едут и что с ней делают.

— Это всегда можно, только не нахально. У нас есть два часа времени.

Машина медленно выехала из кустов и поехала к Варшаве.

— Я боюсь разгоняться, — сказала Шпулька обеспокоенно. — А то этот монстр потом снова не захочет тормозить.

— Толкай, потому что иначе остаток жизни мы проведем на этом шоссе! Нам нужны тормоза, по-моему, Зигмунт должен нам их поставить!

— Зигмунт говорит то же самое, что и все остальные: что у нас в голове не хватает пятой клепки, что надо было сперва уговориться с людьми, а потом взять грузовой фургончик и перевозить все сразу, как полагается, раз в две недели…

Тереска вдруг соскользнула со столешницы, попыталась остановиться как вкопанная, но ремень, за который она держалась, потянул ее за собой, так что ей пришлось пробежать несколько шагов с тележкой вместе. Шпулька тоже соскочила, и обе они наконец остановились.

— Что?

— Раз в две недели! Из-за этого Богуся мы превратились в таких идиоток, каких свет не видел, просто мировой рекорд глупости! Что случилось?

Тереску словно посетило видение.

— Раз в две недели! Ну, знаешь! Почему ты этого раньше не сказала? Ведь это же гениальная мысль! Не каждый день, а раз в две недели!

Шпулька пожала плечами.

— Это Зигмунт так говорит, и очень может быть, что он прав. Но если речь идет о Богусе, — добавила она трезво и немилосердно, — то он придет как раз тогда, в этот единственный день. Он специально так выберет. Всегда так получается, независимо от того,о чем идет речь. Можно год сидеть возле телефона и ждать, а отойдешь на две минуты — он как раз и позвонит, но ты не услышишь.

Тереска смотрела на нее с негодованием.

— А вообще-то и так уже поздно, — сказала она сердито. — Завтра мы поедем в последний раз к тому мужику в деревню. Потом остаются Тарчин и Груец. Вовремя Зитунт выдумал, ничего не скажешь, ложка ведь к обеду дорога…

— Он-то давно уже выдумал, — вступилась за брата Шпулька. — Только ты не хотела слушать. Кроме того, у меня такое впечатление, что и Каракатица говорила что-то в этом роде. Поехали, потому что действительно, того и гляди, заночуем на шоссе.

Через десять минут они поменялись местами, чтобы сменить ноги. Потом Тереска оглянулась несколько раз, а потом наклонилась к Шпульке.

— Послушай, — сказала она зловещим пронзительным шепотом. — Не хочу тебя пугать, но за нами едет какая-то машина.

— Ну и что? — удивилась Шпулька. — Она нас объедет, мы же едем по краю шоссе.

— Но эта машина совсем не приближается. Она все время едет за нами на одном и том же расстоянии.

С минуту казалось, что Шпулька вот-вот задохнется. Глаза у нее вышли из орбит, она посмотрела на Тереску, открыла рот, закрыла его, а потом, не говоря ни слова, стала резко отталкиваться ногой. Тереска, хотя и протестуя, невольно была вынуждена приспособиться к новому темпу.

— Опомнись, ты что, с ума сошла? Что нам это даст, ведь мы не разгоним наше пугало до ста километров в час! Если кто-то захочет, он нас и так догонит! Мы в канаву упадем!