Изабель запахнула поплотнее свою тонкую кожаную курточку, скрестила руки.

— Тебе холодно? — спросил Элистер. — Якоб сейчас спустится. Что с тобой вообще? У тебя лицо какое-то другое.

Наклонился к ней, поцеловал в губы, обнял за плечи и продолжал целовать, когда в дверях показался Якоб. Элистер, резко оторвавшись от Изабель, повернулся к нему:

— Я подумал, ты возражать не будешь. — И в глазах его мелькнула насмешка.

Изабель оцепенела от страха: вдруг он все знает про Джима, вдруг осуждает ее? Коротко глянув ей в лицо, Элистер чуть подтолкнул Изабель к Якобу. Опять другие руки на ее плечах, другие губы на губах, но не волнуют ее нисколько. Изабель сделала шаг назад, испытующе посмотрела на обоих, провела рукой по лицу. Элистер широко улыбнулся, встал поближе к Якобу, вот они плечом к плечу, и тут Изабель испугалась: из-за угла выскочил мотоцикл, с ревом понесся дальше, за ним полицейская машина, с переднего сиденья высовывается полицейский, что у него в руках, оружие?

Элистер положил руку Якобу на плечо. Черный лимузин резко затормозил, снова рванул с места. Как по команде, оба, Элистер и Якоб, повернулись к Изабель, в глазах вопрос и ожидание. А она смотрела вверх, надеясь увидеть Бентхэма или Мод, пусть хоть знак подадут, пусть ей объяснят, что происходит. Но дом, кажется, пуст, закрыты даже окна читального зала, которые Крэпол обычно держит нараспашку.

Снова завыла сирена, на этот раз где-то вдалеке, за ней другая, третья.

— Проклятье, что там случилось?! — Элистер выпрямился, опустил руку. Сирены выли и выли.

Это, должно быть, на Портленд-стрит. — Вытащил из сумки телефон, набрал номер: — Энтони, ты где, в метро? Портленд-стрит? — И, услышав ответ, спокойным голосом продолжил: — Ладно, ладно, я только хотел узнать, что там такое, почему сирены.

— Да что с тобой? — удивленно спросил Якоб.

— Сам не знаю. — Элистер засовывал телефон в сумку, на место. — Слышите, вертолет?

Якоб и Изабель подняли головы. «Ничего там нету», — успела подумать она, как вдруг над крышами действительно появился вертолет и с угрожающим стрекотом завис в воздухе.

— Это «скорая помощь», — пояснил Элистер. — Бентхэм мне рассказывал, будто у какого-то его приятеля из МИДа есть информация о британских солдатах в Ираке: они зверствуют. Расстреляли людей по ошибке. Неправомерное лишение жизни — так у них это называется. Восьмилетнюю девочку…

— Что значит: у него есть информация? — решил уточнить Якоб.

— Ну, есть отчеты, может — фотографии. Бентхэм был вне себя от негодования. Бог ты мой — это я ему, — да кто ж поверит, что они незверствуют? Американцы с англичанами. Но Бентхэм в ужасе, просто убит.

— Надо же, а мне ничего не сказал, — пробормотал Якоб.

Изабель вопросительно взглянула на него:

— Якоб?

Но он не расслышал. Вертолет, сделав круг, набрал высоту и крутым виражом ушел в сторону юга.

— Вы о чем вообще разговариваете? — резко спросила она.

Послышался стук: это Крэпол открыл окно. Изабель хотела ему помахать, но тот не взглянул вниз. Она беспокойно обернулась к улице, где теперь было совсем тихо и сирены умолкли.

— Однажды дойдет и до нас, — заметил Элистер. — Почему бы именно нам не волноваться, а?

Изабель смотрела на Якоба, но тот выглядел отстраненно. «Почему он никогда и ничего не делает? — размышляла она. — Почему не сопротивляется?» Однако чувствовала в нем какую-то внутреннюю борьбу. Даже не спросил, как она, забыл про нее, что ли?

— Посмотрели бы сами, какие вы тут стоите! — раздался сердитый голос Элистера.

— Вообще я хочу домой, — тихо ответил Якоб, шагнул от решетки, секунду поколебался, а потом решительно пошел прочь, даже не обернувшись. Изабель и Элистер так и замерли на месте.

— Это что? — бессильно произнесла она, почувствовав, как на глаза наворачиваются слезы. — Это что такое?

— Ну, тебе уж лучше знать, — отчеканил Элистер.

— Да, но что там с Бентхэмом, фотографии и все прочее, вам-то какое дело?

— Нам какое дело? Какое дело, что англичане зверствуют в Ираке и расстреливают детей? — Элистер только плечами пожал. — Да никакого, наверно. Главное, у нас-то все в порядке. — И он усмехнулся, холодно и зло.

— Но не в том ведь причина, — настаивала Изабель.

— Может, и так, — признал Элистер. — Пойдем-ка выпьем что-нибудь. Дадим Якобу время успокоиться. Или вы не ругаетесь?

Изабель покачала головой:

— Мы не ругаемся.

Якоб уже скрылся за углом, и ей подумалось: домой он не пойдет. Похоже, сам не знает, что с ним.

— А почему бы нам ругаться?

Элистер подошел ближе, коснулся пальцами ее лба:

— И что ты там думаешь, что у тебя в голове творится?

Битых два часа вышагивал Якоб по Кэмдену в надежде найти и узнать ту улицу, где живет Мириам, но так и не нашел. В конце концов он вернулся в контору. Крэпол еще расставлял книги по полкам, остальные давно ушли, от Изабель и Элистера — ни следа. Якоб решил было позвонить Элистеру на мобильный, потом раздумал. Ничего не произошло, так ведь? Но все же он беспокоился.

На письменном столе лежала записка от Мод: господин Миллер просил с ним связаться. А под ней еще одна записка, от Бентхэма: «Давайте съездим вместе в Берлин. Небольшое путешествие пойдет мне на пользу, Шрайбер в восторге от этой идеи. Если Вы согласны, завтра в 11 часов вылетаем из Хитроу. Если нет, перезвоните мне домой. Я заказал три билета на случай, если Ваша жена захочет полететь вместе с нами».

Якоб аккуратно сложил записку. И так ясно увидел Бентхэма, будто тот и вправду здесь, перед ним. Потом начал собирать документы, нужные для поездки.

Изабель явилась лишь к полуночи, на вид нетрезвая. Бросилась к нему на шею, но где он был — не спрашивала. Услышав новость об отъезде с Бентхэмом в Берлин, она, кажется перепугалась. Пошла на кухню, налила себе стакан красного вина.

— А как надолго?

Якоб поколебался, прежде чем дать ответ:

— Всего на два-три дня.

Лицо у нее стало каким-то жалким.

— И прямо завтра утром?

Изабель легла в постель и тут же уснула. Он погладил одеяло, под которым она свернулась калачиком и тихонько, ровно дышала, и устыдился, что не спросил, хочет ли она в Берлин. Два костюма и рубашки уже в чемодане.

Когда он наутро встал, Изабель еще спала. Подумал было ее разбудить, но потом оставил записку, что позвонит, и положил деньги на комод в ее комнате — в вазочке оставалась лишь одна двадцатифунтовая бумажка. Вышел на улицу и сказал себе: «Будто вор». Но не успел сесть в метро, как почувствовал себя радостным и счастливым. Позвонит ей сразу из Тегеля, вот и все.

— Не знаю, — ответила Изабель.

Андраш настойчиво переспрашивал, отчего же она не знает, как у нее дела, но тут она и вовсе замолчала. В трубке слышался шумок на линии, и трудно было представить, что в действительности нет никакой линии — пусть тоненькой, но зато крепкой, — которая их бы связывала.

Андраш повернулся, открыл окно, хотя на улице было по-осеннему холодно, и высунулся наружу, будто нарочно увеличивая расстояние между собою и Магдой. Он крепко держал телефон в руке, чтобы не выронить, а поскольку Изабель ничего не говорила, он, казалось, держал в руке ее молчание, протянул в окно и может унести, куда захочет. Она продолжала молчать. Полюбовавшись телебашней и блеклым в дневном свете подмигиванием рекламы на табло, он вернулся к столу, где сидела Магда, взял листок бумаги, ручку и написал: «Если ты еще хочешь, я к тебе перееду». Магда улыбнулась, легко тронула его руку и пошла в спальню.

— Изабель, что с тобой? — снова спросил он.

Она не отвечала, но Андраш слышал ее дыхание короткое, жесткое. «Как у зверька, который мечется по клетке», — подумал он и рассердился.

— Андраш, ты можешь сюда приехать?

Он почувствовал, как трубка в руке стала влажной. Три месяца назад, — кольнула его боль, — услышь он такое три месяца назад, ночью помчался бы в бюро заказывать билет.