— Гляди! — задыхаясь, воскликнула она в интерком. Майкл заметил это в ту же секунду и резко накренился. Он вошел в поворот, сперва слишком круто, но потом все-таки справился с управлением. Внизу впереди них, сияя словно ярмарка с аттракционами, находился прямоугольник резкого, белого света, озаряющий затуманенный пейзаж.

— Здесь должен быть последний ориентир! — поведал ей Майкл.

— Ориентир! Это аэродром? Забавно, если действующий!

— Нет, — медленно произнес пилот, разворачиваясь для лучшего обзора. — Нет, думаю, это тюрьма. Посмотри, весь периметр освещен. Чтобы поймать любого, кто захочет сбежать.

— Мы точно летим по курсу? — с сомнением спросила Мэдди.

— Это ты мне скажи. — Но произнес он это уверенно. Он просунул свою помеченную карту, а следом и фонарик через окошко в перегородке. — Сильно не высовываемся, — произнес он. — В двадцати милях к востоку должен быть аэродром. Я стараюсь сторониться его. Черта с два мне нужен эскорт.

Соорудив из кителя палатку, Мэдди изучила карту. Насколько она могла судить, Майкл двигался в верном направлении. Яркий тюремный забор был близок к железнодорожному мосту через реку, которая должна была стать ориентиром на обратном пути. Мэдди выключила фонарик и уставилась в окно, ночное зрение пострадало от попыток прочесть карту. Но заметить, что они вернулись, она сумела.

— Тебе не нужна была моя помощь, — сказала она, вернув ему фонарик и карту.

— Я бы последовал за Джейми прямиком к Парижу, если бы ты не напомнила мне повернуть.

— Он же не собирался в Париж, так?

Майкл завистливо ответил:

— Он не в восторге от Эйфелевой башни, но подобрал парочку парижских агентов. Он должен был сесть за чертой города. — Затем, уже спокойнее, добавил: — Но я все равно рад, что ты полетела. Тюрьма сбила меня с толку. Я был так уверен, что следую курсу, а потом...

— Ты и следовал, — сказала Мэдди.

— Я рад, что ты полетела, — повторил Майкл.

Он повторил это в третий раз, когда они приземлились в Англии двумя часами позднее. Лидер эскадрильи, успокоившись, улыбнулся и терпеливо кивнул, приветствуя их по возвращению.

— Нашли дорогу?

— Еще бы, если не считать того, что ориентир оказался проклятой огромной тюрьмой!

Лидер эскадрильи рассмеялся.

— Теперь понимаю, что ты действительно нашел путь. В первый раз это всегда сюрприз. Но доказывает, что ты там был. Или тебе помогли?

— Он справился сам, — правдиво заявила Мэдди. — Буду чрезмерно благодарна, если вы позволите мне идти.

— В апреле в Париж, да?

— Звучит отлично. — Мэдди скучала по Парижу, оккупированному, недоступному, отдаленному.

— Не в этом году! Может быть, в следующем! — Майкл отправился спать, насвистывая. Мэдди шла через темный Коттедж, а в голове крутилась мелодия. Спустя какое-то время она узнала ее — «Последний раз, когда я видел Париж».

Разбор полетов

Было почти четыре часа утра, когда Мэдди, сияя от восторга, вошла в комнату, которую делила с Квини. Она проверила, опущены ли затемняющие шторы, и зажгла свечу, не желая включать свет и будить подругу на случай, если Квини спит. Но кровать Квини оказалась пуста и не разобрана, стеганое покрывало лежало ровным пластом. Маленький чемодан Квини стоял закрытым у подножия кровати, куда Мэдди собственноручно поставила его накануне. Независимо от того, по какому заданию Квини здесь находилась, она все еще была в процессе его выполнения.

Мэдди надела пижаму и закуталась в одеяло до самого подбородка, а разум ее полнился воздухом, лунным светом и серебристой Сеной. Она не могла уснуть.

Квини пришла в половину шестого. Она не думала о том, разбудит ли Мэдди; даже не проверила, опущены ли жалюзи. Она включила свет, поставила чемодан на пустой комод и достала выданную ЖВВС пижаму и расческу. После она уселась перед зеркалом и уставилась на себя.

Мэдди тоже посмотрела на нее. Квини была другая. Волосы собраны как всегда, но без французского шиньона, ее отличительной черты, который был вчера вечером, когда Мэдди уходила. Сейчас же волосы Квини были связаны в тугой пучок на затылке. Не аккуратно. И от этого она выглядела более серо, лицо казалось бледнее. В линии губ появилось что-то жесткое, чего Мэдди никогда раньше не замечала.

Мэдди наблюдала. Квини отложила расческу и медленно сняла мундир ЖВВС. Только спустя несколько мгновений Мэдди поняла, что она осторожничает, а не медлит — двигается аккуратно, будто ей больно распрямить плечи. Она сняла блузу.

Одна рука была сплошь в кровоподтеках, красно-фиолетовых, четких, оставленных большой грубой рукой, которая крепко ухватила ее и долго не отпускала. На шее и плечах красовались такие же отвратные метки. Несколько часов назад кто-то пытался ее задушить.

Она осторожно коснулась шеи и повернула голову, изучая повреждения в маленьком зеркальце на комоде. В комнате было прохладно, и спустя минуту-другую Квини вздохнула и укуталась в хлопковую рубашку от одной из пижам ее мужчин, двигаясь по-прежнему с большой осторожностью. Встав, уже не столь грациозно, она вытянула все шпильки из прически. Сноровистым движением руки стерла бежевую губную помаду. И вдруг стала выглядеть более похожей на саму себя, слегка взъерошенную, будто только сняла маску. Она обернулась и увидела, что Мэдди наблюдает за ней.

— Привет, — смущенно улыбаясь, сказала Квини. — Не хотела тебя разбудить.

— Не разбудила. — Мэдди ждала. Она была слишком осторожной, чтоб спрашивать.

— Ты видела?

Мэдди кивнула.

— Не больно, — яростно сказала Квини. — Не очень больно. Просто... тяжелая работенка выдалась прошлой ночью. Пришлось импровизировать больше обычного, подобраться ближе к границе дозволенного...

Она резко потянулась к мундиру за сигаретами. Мэдди молча наблюдала. Квини присела на край кровати Мэдди и зажгла сигарету слегка трясущейся рукой.

— Угадай, где я была сегодня ночью с несколькими парнями? — сказала Мэдди.

— В пабе?

— Во Франции.

Квини обернулась, чтобы посмотреть на нее, и в глазах Мэдди увидела отражающиеся небо и луну.

— Франция! — Мэдди обняла ее колени, пошатываясь от опьяняющих магии и ужаса украденного полета.

— Тебе нельзя мне рассказывать, — возразила Квини.

— Я и не рассказываю, — согласилась Мэдди. — Я даже не должна была лететь. Да и мы там не приземлялись.

Квини кивнула и осмотрела сигарету. Мэдди еще никогда не доводилось видеть подругу настолько расстроенной.

— Знаешь, на кого ты сейчас похожа? — спросила Мэдди. — Когда ты вошла, с причесанными волосами в духе викторианской гувернантки, то выглядела как...

— Eine Agentin der Nazis, — подсказала Квини, делая долгую, глубокую затяжку.

— Что? А. Да. На немецкую шпионку. Ну или на ту, которая может всем показаться немецкой шпионкой — справедливую и устрашающую.

— Думаю, я слегка мелковата для арийского идеала, — возразила Квини, критически оценивая себя. Она снова двинула шеей, осторожно погладила ушибленную руку и поднесла сигарету к губам, на этот раз более уверенным движением.

Мэдди не спрашивала, что случилось, — никогда не была столь мелочной. Она не гонялась за мальками на поверхности, когда поглубже можно было поймать тридцатикилограммового лосося.

— Что, — тихо спросила Мэдди, — ты делала?

— «Беспечные разговоры стоят жизней», — парировала Квини.

— Я не болтаю, — сказала Мэдди. — Чем ты занимаешься?

— Говорю по-немецки. Ich bin eine...

— Давай серьезнее, — попросила Мэдди. — Ты переводишь... Но что именно? И для кого?

Квини снова повернулась к ней с хищным взглядом.

— Ты переводчица для военнопленных? Работаешь на разведку — переводишь допросы?

Квини скрылась за облаком дыма.

— Я не переводчик, — возразила она.

— Но ты же сказала...

— Нет. — Квини говорила слишком тихо. — Это ты сказала. Я говорю по-немецки — это мои слова. Но я не переводчик. Я — дознаватель.