Отправляясь в изгнание, Янь Шифань отдал всех, кто был у него в услужении, в областную и уездную управы, где ими должны были распорядиться по усмотрению. Способных к службе определили на чиновничьи должности, другие вернулись к прежним хозяевам. Дошла очередь и до Цюань Жусю.

— В свое время я состоял при господине Ша Юйчэне, но был дворцовым служащим, а не слугой, — сказал молодой человек. — После кончины досточтимого Ша меня должны были отправить ко двору, а передали сановнику Яню. Прошу отправить все мои бумаги трону, дабы я лично все разъяснил государю. Он и решит мою судьбу! Дело мое скрыть нельзя, ибо в случае проверки могут возникнуть большие неприятности!

Областные чиновники испугались и передали бумаги Цюаня начальству, которое тотчас переправило их в столичное ведомство. Вскоре Цюаню сказали, что он определен во дворец. Оказавшись в «запретных палатах», юноша скоро заметил, что дворцовые девы пользуются товарами из лавки «Собрание изысканностей», которая поставляет во дворец ароматные масла и мыло, а также благовония, которые обычно носят у пояса.

— Они из моего прежнего дома, — сказал он однажды какой-то придворной даме. — Так, видно, распорядилась судьба, чтобы владелец и его товар вновь соединились.

— Значит, ты владелец Башни Собрания изысканностей? — воскликнула дама. — Почему же ты не женился, не продлил свой род? Такой красавец и дал себя оскопить!

— На то есть причина, но о ней я пока умолчу, ибо если мои слова вылетят из «запретных палат» и достигнут слуха злодеев, мне никогда не удастся осуществить месть! Поведаю я обо всем только государю.

От одной девы к другой пополз слух, который в конце концов дошел до ушей государя Шицзуна.

— Оказывается, новый евнух был когда-то торговцем.

— Его погубил какой-то злодей, обладавший неограниченной властью!

— Юноша сказал, что лишь вам, ваше величество, поведает о своих бедах, больше никому. Десять тысяч лет вам здравия, государь!

Шицзун призвал юношу к себе и с пристрастием допросил. Цюань Жусю во всех подробностях рассказал свою печальную историю, не прибавив и не убавив ни единого слова. Государя охватил гнев.

— Мы и раньше слышали, что этот Янь, употребляя власть свою во зло, измывается над людьми, но не верили слухам, ибо они казались неправдоподобными, — промолвил Сын неба. — Теперь вам ясно, что сей Янь не человек, а лютый зверь, и все, что о нем рассказывали, — сущая правда! Ты долго жил у него и многое должен знать. Скажи, какой вред принес он трону, что содеял, дабы ослабить мощь страны?

— Ваши вопросы, ваше величество, — истинное счастье для меня, простолюдина! — воскликнул Жусю. — В них я вижу божественное проявление воли предков и знак алтаря нашей отчизны! Злодей совершил мерзостей столько, сколько волос на голове, а может, и больше. Заботясь об интересах двора, я, ваш раб, внимательно за ним следил. Всех его злодеяний упомнить невозможно, но три-четыре из многих десятков постараюсь назвать. У меня есть книжица, куда я записывал все, что довелось видеть или слышать. Я не дерзнул бы представить ее на суд вашего величества, не будь в ней каждое слово истинной правдой! Обман государя — величайшее преступление!

Шицзун поднялся с трона и взял книжицу в руки.

— Наш добрый Ян Цзишэн, ты явился тогда пред наши очи, словно вновь рожденный Би Гань или Цзи-цзы [222]. — Государь хлопнул рукой по столу. Голос его был подобен грому. — Все, что ты докладывал нам, оказалось правдой — каждое слово! О, одинокий [223], как мог ты по собственному недомыслию погубить верного друга?! Ты недостоин ничего, кроме злых насмешек и порицаний на тысячу лет, как государь, который привел страну к гибели! А мы еще хотели вернуть злодея ко двору, когда страсти немного поутихнут!

Ведь всем хорошо известно, что после грома непременно прольется дождь и выпадет роса. Ссылкой ему не искупить всех своих злодеяний. А потому мы вернем его ко двору и казним. Только этим можно умерить гнев простых людей и успокоить их честные сердца. Каждый день его жизни, даже в тех далеких и зловредных местах, несет угрозу нашему трону. Кто знает, быть может, он стакнулся с южными варварами и замышляет мятеж против двора!

Так сказал император Шицзун, хотя его по-прежнему одолевали сомнения. И все же злодей принял жестокую смерть. Нашлось при дворе немало людей, которые «подлили масла в огонь». Честные чиновники составили бумагу на имя государя, в которой написали; «В наши земли вторгаются восточные разбойники — варвары Во, с коими Янь Шифань вошел в преступный сговор, ибо был в свое время ими подкуплен. Сие преступление совершается не первый день, о чем известно при дворе и за его пределами. Но никто не дерзнул об этом сказать, ибо сила злодея, подобно смрадному пламени, доходила до самых небес. Когда он был сослан, отовсюду стали приходить люди с жалобами, и было их так много, что они, как говорится, наступали друг другу на пятки. Почтительно просим вас, государь, изничтожить злое семя по всей строгости закона!»

Доклад верных мужей укрепил волю владыки. Он приказал немедля доставить злодея в столицу и свершить над ним казнь.

Цюань Жусю поспешил к месту казни, дабы бросить в лицо злодею горькие обвинения.

После казни Янь Шуфаня Цюаню удалось раздобыть его череп, и он сделал из него сосуд для мочи. В минуты довольства, а у него их было немало, юноша часто плевал на череп и многократно им пользовался по назначению. В назидание власть держащим, дабы они не следовали путем Янь Шифаня, юноша сочинил стих на древний манер, где короткие строки чередовались с длинными. Послушайте его.

Ты нижнюю плоть у меня отрезал,
А я главу у тебя отсек, —
Так верхнее поменялось с нижним,
И я расквитаться смог.
Решил ты со мной поиграться жестоко,
Теперь же в твой рот плюю, —
Так грязное поменялось с чистым,
Так месть продлеваю свою.
Не раз после казни твоей вспоминал я
О зле, причиненном тобой,
Но ты в гнильё и смрад превратился,
А я доволен судьбой.
Предостеречь теперь я хотел бы
Всех, кто живет на земле:
Нет преступленья без возмездья,
Забудьте о лжи и зле!
Скажу тому, кто злое задумал:
Дурные мысли отринь —
Получишь за восемь лянов коварства
Отмщенья полный цзинь [224]!

БАШНЯ РАЗВЕЯННЫХ ОБЛАКОВ

Двенадцать башен img_11.png

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Если красавица смоет румяна и пудру, она становится еще прекрасней; если безобразная женщина старается походить на красавицу, она становится еще безобразней

В женских покоях беды таятся.
А что их ростки порождает искусно?
Конечно же, хитрости ловкой служанки,
Способной разжечь любовные чувства.
Гостя коснулись осенние волны [225],
А девичья кожа — белее сливок,
И вот уж приходят весенние письма [226]
На языке порхающих иволг.
Цветет мэйхуа — из беседки выйдешь,
И в душу запах повеет милый,
Он в сад влечет: мотылек подружку
Ждет, легкомысленный и легкокрылый.
Коль хитрые нити Хуннян не сплела бы,
Возникнуть могла бы любовная сцена?
И разве прелестной Инъин удалось бы
Найти ненаглядного друга — Чжаншэна [227]?
вернуться

222

Би Гань, Цзи-цзы. —Би Гань — вельможа древней эпохи Шан, дядя деспота Чжоу-вана. Неоднократно обличал злодеяния сиятельного родственника, за что был казнен. Цзи-цзы — был также дядей государя, но по другой линии. Неоднократно критиковал действия правителя, за что был брошен в темницу.

вернуться

223

Одинокий. —Император обычно говорил о себе в третьем лице.

вернуться

224

Цзинь —китайский фунт, равный 596 г,

вернуться

225

Осенние волны —образ женских глаз, чистых, как осенняя волна в реке.

вернуться

226

Весенние письма —любовные послания.

вернуться

227

Инъин и Чжаншэн —герои пьесы «Западный флигель». Служанка Хуннян способствовала их любовным свиданиям.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: