Говоря, он осторожно подталкивал купюру ногтем по полированной поверхности стойки, пока ее краешек не повис в воздухе прямо перед носом у дежурной. Та бросила на деньги беглый взгляд и снова подняла глаза на Юрия.

— Молодой человек, — сухо отчеканила она, — вы будете заселяться? Вы, персонально, — будете? Или мне вызвать милицию?

— Ну вот, так сразу и милицию, — огорченно сказал Юрий, извлекая из бумажника еще сто долларов. — Неужели нельзя обойтись без милиции?

— Может, у вас в Москве и можно, — с неприязнью сказала дежурная, — а у нас нельзя. Здесь вам не Москва, поэтому уберите свои деньги.

— Это ваши, — сказал Юрий, уже понимая, что ничего не выходит, но не желая сдаваться. Не умел он давать взятки, никогда не умел, но поворачивать обратно в Москву из-за такой мелочи, как забытый паспорт, ему совершенно не хотелось. — Берите, берите. За принципиальность…

Дежурная вспыхнула. У нее даже лицо пошло красными пятнами, а губы вытянулись в тонкую, почти неразличимую ниточку. Не спуская с Юрия глаз, она положила ладонь на трубку архаичного телефонного аппарата.

— Все понятно, — сказал Юрий, забирая со стойки деньги и паспорт. — Жаль. Разве мы похожи на террористов?

— Это вам виднее, на кого вы похожи, — отрезала дежурная. Одержав победу над Юрием, она буквально на глазах приходила в норму, и рука ее, оставив в покое телефон, как бы невзначай легла на переплет отложенной минуту назад книги — теперь Юрий видел, что это был один из романов Даниэлы Стил. — У меня инструкция, молодой человек, и нарушать ее я не имею права. В другой раз будьте внимательнее. Время сейчас такое, что без паспорта из дома лучше не выходить.

Юрий поколебался, решая, промолчать ему или все-таки сказать какую-нибудь колкость, но так и не успел ничего решить, потому что на верхней площадке лестницы, что вела на второй этаж, появился какой-то растрепанный, одетый по-домашнему человек и благим матом завопил на весь вестибюль:

— Дежурная! «Скорую», срочно! Человек умирает!

Поднялся жуткий переполох. Дежурная уронила книгу, чуть не сбила со стола телефон, потом все-таки поймала болтающуюся на шнуре трубку, и тут обнаружилось, что телефон не работает. Человек на лестнице продолжал кричать и размахивать руками; похоже, он был основательно пьян. Ника почти сразу же бросилась наверх и принялась трясти его, спрашивая, в каком номере больной; дежурная, вскочив со своего места, принялась истошно вопить, требуя, чтобы беспаспортная девица немедленно вернулась.

— Успокойтесь, она медик, — сказал ей Юрий и выбежал из вестибюля на площадь.

К счастью, милицейская машина еще стояла на прежнем месте, и из ее окна все так же, лениво клубясь, выплывал табачный дым. Юрий подбежал к «луноходу» и постучал в стекло. Некоторое время ушло у него на то, чтобы убедить двух сонных сержантов в том, что он не пьян и никого не собирается разыгрывать, после чего они все-таки вызвали по рации «скорую». Покончив с этим делом, они зачем-то проверили у Юрия документы — надо полагать, просто на всякий случай. Документы оказались в порядке, и Юрию позволили уйти, окинув его напоследок долгим запоминающим взглядом.

«Скорая» прибыла минут через десять. Юрий видел, как через вестибюль пробежали пожилой врач с чемоданчиком и двое санитаров, которые волокли свернутые носилки. Он подумал, не подняться ли и ему наверх, но решил, что в номере, где лежит больной, и без него достаточно тесно. Пожилая дежурная, вернувшись за стойку, капала что-то из коричневого аптечного пузырька в стакан с водой. По вестибюлю распространился запах валерьянки. Юрий заметил в углу удобный с виду диван, подле которого стоял журнальный столик. На столике поблескивала чистенькая хрустальная пепельница. Восприняв это как приглашение, Юрий присел на диван и закурил. Дежурная метнула в него поверх стойки недовольный взгляд, но промолчала.

Затем на лестнице опять послышался шум шагов, пыхтение, и в поле зрения Филатова появились санитары, с натугой тащившие носилки, на которых горой громоздился смуглый гражданин, весивший никак не меньше полутора центнеров. Гражданин был до пояса укрыт простыней, давно не брит и одет в несвежую белую рубашку. С другой стороны из-под простыни выглядывали огромные ступни в полосатых носках. Его приятель в тренировочном костюме семенил следом за носилками, заметно покачиваясь на ходу. Когда носилки проносили мимо Юрия, его обдало волной коньячного перегара. Санитары, шагая в ногу, вертели носами, и на их физиономиях виднелось одинаковое выражение черной зависти.

Юрий встал с дивана и открыл перед санитарами дверь. Они молча протиснулись через нее со своей ношей, даже не взглянув на Юрия, и направились к поджидавшему их «уазику» с красным крестом на борту. Там их уже дожидался водитель, предупредительно распахнувший задние двери автобуса. Санитары вдвинули носилки в кузов и стали закуривать, обмениваясь с водителем какими-то неразборчивыми репликами, из коих Юрию удалось разобрать только одно слово: «допился». Собутыльник больного продолжал выписывать вензеля вокруг машины, норовя пробраться внутрь, пока его не отогнали, пригрозив милицией. Тогда он, вздыхая, отошел в сторонку, присел на бордюр и тоже закурил, горестно покачивая взлохмаченной головой.

Юрий выбросил окурок в стоявшую на крыльце мятую жестяную урну и вернулся в вестибюль, где за время его отсутствия уже объявились Ника и пожилой врач «скорой помощи». Врач что-то объяснял дежурной, которая слушала его, взволнованно поблескивая очками. Затем он повернулся к Нике.

— Еще раз спасибо, — сказал он, устало кивнув, будто в подтверждение своих слов. — Вы его сегодня вытащили. Не знаю, правда, стоило ли его вытаскивать, но это уже вопрос философский и к нашей работе отношения не имеющий.

Он переложил свой чемоданчик в другую руку и двинулся к выходу, на ходу доставая из кармана сигареты. Возле Юрия он остановился и спросил, нет ли огонька. Филатов поднес ему зажигалку, он закурил, молча кивнул в знак благодарности и вышел на залитую теплым закатным светом площадь. Через минуту там заворчал двигатель «уазика», скрежетнули шестеренки коробки передач, звук работающего двигателя удалился, и стало тихо.

Ника подошла к Юрию и устало прислонилась лбом к его плечу.

— Все в порядке? — спросил он.

— Да, — сказала она, отстраняясь от него и убирая со лба упавшую прядь. — Все в порядке. Просто перепил немного, вот сердце и не выдержало. Обычный случай, ничего страшного. Полежит немного в кардиологии и оклемается. Поехали?

— Ну, поехали.

Стараясь не смотреть на дежурную, Юрий подошел к барьеру, взял свои сумки и двинулся к открытым дверям, из которых тянуло вечерней прохладой и слабым, но явственно различимым запахом коровника. По дороге он обнял за плечи Нику И увлек ее с собой.

— Молодые люди! — окликнула их дежурная.

Юрий оглянулся через плечо. Дежурная, привстав со стула, протягивала ему через барьер ключ с прикрепленной к нему старомодной деревянной грушей.

— Номер двадцать четыре, — сказала она. — Если вы еще не передумали. Душ и туалет, к сожалению, в коридоре. Ресторан работает до двадцати трех ноль-ноль.

— С чего вдруг такая перемена? — не удержался Юрий и немедленно устыдился своей внезапно проснувшейся мстительности.

— Будете брать номер? — строго, как ни в чем не бывало, спросила дежурная.

— Будем?: — спросил Юрий у Ники.

— Придется, наверное, — ответила та, пожав плечами. — Что-то я совсем устала. Не люблю делать прямой массаж сердца людям с избыточным весом. Наверное, мешки с цементом разгружать и то легче.

— Не знаю, — честно признался Юрий. — То есть насчет мешков я в курсе, а вот делать массаж сердца не пробовал, не довелось как-то…

Номер оказался довольно просторным, но при этом сумрачным и, как показалось Юрию, грязноватым. Выгоревшие дешевенькие обои местами отставали от стен, потолок отливал нехорошей желтизной, рассохшиеся половицы на разные голоса вскрикивали под ногами, а продавленная двуспальная кровать выглядела так, словно ее неоднократно выбрасывали в окошко, а затем, кое-как собрав из обломков, снова водворяли на место. Помимо кровати и тумбочек, в номере имели место два просиженных кресла с изрядно засаленной обивкой и шаткий журнальный столик, испятнанный белыми кругами от донышек бутылок и стаканов, а также многочисленными подпалинами от сигарет. Все это великолепие было кокетливо прикрыто застиранной, желтоватой салфеткой, поверх которой красовалась стеклянная пепельница — точь-в-точь такая, как та, которую Юрий видел в вестибюле. Запах в номере стоял затхлый, нежилой, и, бросив сумки на кровать, Юрий первым делом открыл форточку.