— Что за срочное дело привело сюда уважаемого профессора? — Голос генерала был мягок, но в нём звучала вкрадчивая настороженность, присущая людям его профессии, больше всего на свете не любящим неожиданности и сюрпризы. Еще не дождавшись ответа, он нажал кнопку селекторной связи и отдал приказание дежурному офицеру:

— У меня гость, пожалуйста, обеспечьте нас ужином на две персоны. Да! Именно! Да, по высшему классу! И поторопитесь! Я надеюсь, Вы, профессор, не откажетесь от нехитрого армейского ужина?

Лобенштайн, который уже открыл было рот, чтобы поведать о причинах своего столь неожиданного визита, вдруг понял, что мысли, вертевшиеся у него в голове, никак не хотят складываться в осмысленные фразы, уж больно всё его беспокойство напоминало фантазии маниакального разума. Он почувствовал, что у него внезапно пересохло в горле. Только сейчас профессор со всей отчётливостью осознал, что беспокойство по поводу начавшихся работ может быть напрасным, и тогда вся его логика, все его умозаключения и впрямь окажутся умозаключениями идиота, а визит к генералу будет расценен коллегами как предательство общих интересов. От этих мыслей у профессора окончательно испортилось настроение, горло сжал сухой спазм. Он несколько раз судорожно глотнул и попытался откашляться. Стало немного легче, но профессор так и не успел сплести нить разговора, когда из боковых дверей показалось широкое азиатское лицо посыльного по штабу.

— Господин генерал, разрешите войти? — произнёс посыльный, в голосе которого вопреки ожиданию не было даже намека на акцент или иной говор. Генерал благосклонно кивнул, и тот скорее вплыл, а не вошел в помещение, неся перед собой широкий поднос, уставленный всевозможными кушаньями. Ужин хоть и был армейским, но это был "армейский генеральский ужин", состоявший из нескольких горячих блюд, такого же горячего чая и бутылки какого-то темного вина в красивой бутылке с золотистой этикеткой поверх деревянной оплетки, выполненной из тонкой темно-коричневой лозы. Посыльный расставил всё принесённое многообразие на стол и приоткрыл крышку небольшой фарфоровой супницы. Вырвавшийся из неё аромат был поистине восхитителен.

— Что ж, как говорится, делу время, а ужину — всё остальное. Профессор, прошу Вас, присоединяйтесь! — генерал сделал красноречивый жест руками, приглашая ученого разделить его вечернюю трапезу, но, вопреки ожиданиям, тот отрицательно замотал головой.

— Нет, нет, профессор, так не пойдёт! Никаких слов и дел, сперва трапеза, потом разговоры. Я помираю с голоду. Или же вы хотите моей смерти? — лукаво усмехаясь, генерал отпустил посыльного и, невзирая на молчаливые протесты Лобенштайна, на правах хозяина принялся разливать по тарелкам исходящий паром жирный украинский борщ. Что было поделать? Александр Абрамович тяжело вздохнул и, смирившись с трапезой как необходимостью, вслед за хозяином налег на предложенное блюдо, тем более что оно и в самом деле оказалось восхитительным. Ужинали молча. Всё поданное на стол было приготовлено прекрасно, а так как отсутствием аппетита никто из них двоих не страдал, то вскорости большая часть принесенного к удовольствию поваров и к большой досаде гарнизонных кошек была съедена, посуда собрана всё тем же самым узкоглазым и широкоскулым посыльным и отнесена в моечную. После того, как полированный стол из настоящего дуба был тщательно протёрт, вновь вернувшийся в благостное расположение духа, генерал откинулся в кресле, всем своим видом показывая, что он весь внимание и готов слушать "глубокоуважаемого профессора", сам же профессор всё ещё пребывал в размышлениях.

Лишь минуту спустя, вытерши выступившую на лбу испарину белым, в коричневую клеточку, носовым платком, и кое-как приведя хаотичность своих мыслей в хоть какой-то порядок, Александр Абрамович еще раз взвесил все "за" и "против", и решил: его карьера, имя и, вообще, его собственная судьба ничто в сравнении с жизнями других людей. Приняв это как данность, он немного успокоился, поправил сбившийся чуть в сторону узел галстука и, почему-то встав, обратился к сидевшему напротив и непринужденно, (а может на самом деле нетерпеливо) что-то насвистывающему Ильченко.

— Генерал, я прибыл сюда, чтобы поставить Вас в известность об открытии, сделанном геологами. Впрочем, это не геологическое открытие, а скорее, археологическое…

— А причем здесь мы? Как Вам известно, мы не занимаемся раскопками, хотя, конечно, рыться в земле нам приходится довольно много, — Ильченко улыбнулся краем рта, вспомнив, как дружно копала капониры рота, занявшая последнее место на недавних учениях. После такого "поощрения" в другой раз волей- неволей захочешь победить.

— Вы меня не дослушали, — профессор слегка поморщился. — Дело в том, что эта находка имеет непосредственное отношение именно к вам, к военным.

— То есть? — на лице генерала отразилось непонимание.

— Вы знаете, это прозвучит странно и неправдоподобно, но в пещерах близ города обнаружено подземное хранилище военной техники, — от необъяснимого волнения на лице профессора появились маленькие бисеринки пота. — Причем, заметьте: техника прекрасно сохранилась, словно её специально поставили на полную консервацию. Совет…

— Интересно, — задумчиво протянул генерал, потирая подбородок. Холодок змейкой скользнул по его груди, заставив подпрыгнуть сердце в необъяснимой тревоге. — Это хорошо, что Вы сообщили нам об этом факте, завтра же утром мы вышлем наших специалистов для обследования пещер. Военная техника прошлого может хранить множество неприятных тайн…

— Генерал, вы снова меня не дослушали! — Лобенштайн гневно повысил голос. — Научный совет города принял решение приступить к изыскательным работам немедленно! Они не собираются ничего откладывать на завтра. Они хотят первыми добраться до хранилища. Для этого решено пробить направленными взрывами туннель, ведущий с поверхности до дна пещеры. Работы уже идут.

— Так значит, те взрывы, что я слышал…

— Да генерал, именно! — в свою очередь перебив собеседника, профессор ожесточенно принялся размахивать руками. — Эти остолопы от науки желают разъезжать по хранилищу на собственных джипах! В их опьянённых лучами будущей славы разумах не укладывается, насколько это может быть опасно! Они не понимают…

— Я с вами совершенно согласен, они действительно не понимают, что творят. Военная техника… А если там ядерные устройства, а если у них детонирующая система взрыва? Если, если… Идиоты, право идиоты! — рука генерала как бы сама собой снова потянулась к селектору. Голос, который донесся до дежурного по бригаде, напоминал рык льва.

— Кряхов, всех офицеров штаба ко мне! Через пять минут чтобы все были на месте! Кто опоздает — уволю и отправлю на Землю! Общая тревога. Сигнал готовности синий. Ясно?

— Так точно, господин генерал!

— Выполняйте!

— Есть!

Закончив отдавать указания, генерал выругался и отпустил кнопку селектора. И уже минуту спустя личный состав бригады, застегивая на ходу камуфлированную форму, мчался по своим боевым местам и машинам. Механики заводили и прогревали двигатели. Башенные стрелки расчехляли и проверяли пулемёты и лазерные пушки. Командиры боевых систем в спешке торопились к складам, чтобы подать заявку на получение боеприпасов. Экипажи БТРов выгружали учебные инертные заряды и укладывали в боеукладку боеприпасы, способные уничтожить и разрушить любое творение человека.

Через три часа все вверенные генералу Ильченко подразделения вышли на переднюю линию готовности, а еще через двадцать минут личный состав бригады ускоренным маршем двинулся к месту проведения взрывных работ. Но не успела колонна техники уйти за горизонт, как генерала вызвали по видеофону. В его наушниках зазвучал пронзительно-гневный голос члена-корреспондента Академии Наук Антона Антоновича Рязева.

— Генерал, как вы посмели снять охранение города? Я, как глава объединённого совета, требую, чтобы Вы срочно вернули войска на свои позиции!