— Вам спасибо, — сказал Вишневецкий.
Тиресий замер.
— Нет, — сказал он. — У вас нет оснований меня благодарить, даже если это ирония. У вас вообще нет оснований ко мне эмоционально относиться. Я — не ваш партнер. Я — ваше будущее. Старайтесь, чтобы оно скорее наступило. Или не старайтесь. Для Бесконечного Неба наши желания безразличны... Прощайте, Филипп.
Тиресий подобрал трость и вышел — прямой, оплывший, уверенный.
Вишневецкий долго смотрел на дверь, которая за ним закрылась.
Сверхчеловек чертов...
Во что мы ввязались? — подумал он чуть ли не с ужасом. Сколько в армии тайных уранитов? Неизвестно ведь, Старец эти данные секретит от всех... А если все-таки война? Что они выкинут? Какие у них еще тузы в рукавах?.. Он улыбнулся: Тиресий был одет, по обыкновению, в бесформенную накидку, рукава там широкие... Вдруг стало холодно. Он не мог понять — ветер это из окна или озноб. Что будет завтра?.. На полной скорости несемся непонятно куда. И не свернуть. Будущее... Хоть бы оно не наступало, это будущее... Он прошелся по комнате. За окном уже совсем стемнело. Небо накрывало континент черным куполом, и посреди него, в самом зените мира, остро горел Рог Амальтеи. И холод не проходил.
"Это волчьи глаза или звезды — в стволах на краю перелеска? Полночь, поздняя осень, мороз. Голый дуб надо мной весь трепещет от звездного блеска, под ногою сухое хрустит серебро. Затвердели, как камень, тропинки, за лето набитые. Ты одна, ты одна, страшной сказки осенней Коза! Расцветают, горят на железном морозе несытые волчьи, божьи глаза".
Майор Альфред Херрман по кличке Доминик, сотрудник отдела кадров штаба Корпуса кавалергардов, был завербован разведкой Департамента логистики шесть лет назад. Тогда он был всего лишь поручиком. Консультанты Департамента незримо помогали ему в служебном продвижении, одновременно диктуя — куда и как двигаться. Он считал свою карьеру успешной и всерьез рассчитывал года через два-три дослужиться до полковника. И никаких угрызений совести: в конце концов, работа на одну из служб собственной Империи ни по какому закону не может считаться государственной изменой. Хотя он был реалистом и понимал, что в случае провала это его не спасет.
Получив приказ перейти в "красный" режим, Доминик испугался. Он знал, что это означает, и совсем не ждал, что когда-нибудь это коснется его лично. Он даже подумал: а стоит ли такой приказ вообще выполнять? Но Цапля определила характер Доминика верно. Он был слишком большим конформистом (проще говоря — трусом), чтобы не подчиниться начальству; любому начальству, пусть даже и тайному. Он послушно активировал экстренную коллатераль и начал сбрасывать рапорты в Центр с предписанной "красным" режимом частотой, то есть раз в час-полтора, когда не спал.
Засечь такую активность было для кавалергардов вопросом времени, причем не слишком долгого. Произошло именно то, чего Доминик боялся больше всего на свете: Департамент сознательно его засветил, чтобы посмотреть на реакцию противника. И заодно — чтобы заставить противника понервничать. А может быть, даже чтобы вызвать его на диалог: раскрытый чужой агент — это ведь еще и канал, по которому можно передавать любую информацию...
Кавалергарды локализовали утечку быстро. Уже через двое суток доклад о деле майора Херрмана получил начальник внутренней контрразведки Корпуса генерал-майор Грамматиков. С выявленным шпионом началась работа.
Генерала Грамматикова подвел профессионализм. Если бы он взял Доминика сразу и начал всеми средствами допрашивать — это сорвало бы игру с противником, но все же дало бы контрразведке некое количество полезных данных. А если бы он вообще оставил Доминика в покое — это означало бы большой потенциал для игры, но и большой риск. В результате было принято взвешенное решение: оставить шпиона на свободе, ограничив поступление к нему важной информации и взяв его под ненавязчивое внешнее наблюдение.
К сожалению, это оказался тот самый случай, когда компромисс хуже любой из альтернатив. Доминик уже на следующее утро заметил, что характер поступающих к нему по службе документов несколько изменился. Он занервничал. И когда в тот же день что-то заставило его заподозрить слежку — сорвался. Контрразведчикам удалось найти на улице Севастиополя только его брошенную машину. И то — через четыре часа.
Этих часов Доминику как раз и хватило.
...Крепость Аквила была построена на острове в Срединном море триста лет назад, при императоре Льве Шестом. Форт из белоснежного камня, с квадратными башнями, вдающийся в море, как скала. Он и стоял прямо на скале. С континентом остров соединялся дамбой, по которой тянулась одноколейная железная дорога; когда море волновалось, идущий по ней поезд казался кораблем.
Как раз на таком поезде Доминик и уехал. "Поезд" — громкое слово: на самом деле это был маленький паровоз с одним вагоном, перевозивший только военных. К счастью, кавалергардское удостоверение помогло Доминику туда сесть...
— ...Мне нужен комендант крепости полковник Аммон, — сказал он солдатам, сойдя на береговую платформу.
Старший ефрейтор, чуть помявшись, отсалютовал и предложил подождать.
Все, подумал Доминик. Пути назад нет.
Хотя, наверное, его и шесть лет назад уже не было...
— Господин майор?
Вот он, полковник. Ему лет сорок пять. На синем артиллерийском кителе — Юстиниановский крест.
Все нормально...
Доминик поднял правую руку так, чтобы полковник видел надетый на его безымянный палец иридиевый перстень. Открытой ладонью вперед. Там, на печатке перстня, был знак: фигура коня, перечеркнутая стрелкой. Символ бога Урана.
Полковник всмотрелся — и вытянулся перед майором по стойке "смирно".
— Во имя Неба, — сказал Доминик. — Мне нужно убежище.
Море вскипело.
Рудольф Бертольд находился на борту военного корабля в первый раз в жизни, и от души надеялся, что — в последний. Мостик "Деметрия Полиоркета" шатало так, что Рудольф едва держался на ногах, схватившись за поручень.
— Советник, вы целы? — капитан Араго. Заботливый, черти бы его взяли...
— Со мной все в порядке. Что связь? Они не отвечают?
— По-моему, они только что ответили, — заметил старпом, лейтенант Георгиос.
Капитан пока промолчал.
Рудольф стиснул зубы. Да, они ответили. Залпом из пушки Витицкого. База примерно такой же пушки вертелась впереди, на баке "Деметрия". Она напоминала винт вертолета, только была округлой в сечении — и с серебристыми тарелочками на концах. Включив подачу энергии, можно мгновенно создать в точке пересечения лучей от этих тарелочек температуру в шесть тысяч градусов. Если эпицентр такого залпа окажется внутри корабля — от него останется облако пара.
Вот это с нами чуть и не случилось...
На крейсерах типа "Пирр", в том числе и на "Деметрии Полиоркете", пушек Витицкого было по две: на баке и на юте. Но — они слабые. По сравнению с крепостной, конечно.
— Что все-таки со связью? — спросил Рудольф.
Капитан и старпом посмотрели на него, кажется, с сочувствием.
— Вы действительно считаете, что они станут с нами разговаривать? — капитан Араго был невозмутим, как Юпитер.
— Да. Я не имею права считать по-другому. Мы здесь, чтобы добиться разговора.
— А если не добьемся?
Рудольф вздохнул.
— Мы обязаны добиться. Капитан... Вы даже не представляете, что иначе будет.
— Не представляю, так объясните, — сказал капитан сухо.
Помягче надо с моряками, напомнил себе Рудольф. Они нервничают.
— В общих чертах я уже вам говорил. Вчера в этой крепости скрылся некий человек. Офицер. Кавалергардский майор, подозреваемый... в измене. Комендант крепости не только отказался его выдать, но и заявил, что больше не подчиняется приказам командования. Дальнейшее мы видели... Это заговор. Крупный заговор. Причем мы не знаем, насколько далеко он протянулся, вот в чем дело... Поэтому — надо попытаться хоть как-то договориться. Чтобы притушить это здесь... потому что, если такие мятежи пойдут цепочкой — вы сами понимаете, что будет...