Но вот Кир-Кириковича-старшего за что-то попросили из прокуратуры. И он стал адвокатом. Прежде он старался во что бы то ни стало всякого обвинить, а теперь наоборот — всякого оправдать. Пожалуй, к последнему у него было таланта больше, ибо постепенно у бывшего работника прокуратуры изменился характер, а спустя некоторое время стала неузнаваемой и адвокатская квартира. Из просторной она сделалась тесной, из светлой — темной.

Дубовый письменный стол и мягкое кресло, диван ковровый и не ковровый, два книжных шкафа, ковры на стенах и ковер на полу, под потолком — люстра, да такая, что прежде разве только где-нибудь в церкви встретишь; на окнах тяжелые портьеры из парчи; в углу пузатый шкаф для одежды, в другом — человеческий скелет из папье-маше; на невысоких подставках — два аквариума, в которых давно уже вся вода испарилась и водоросли высохли; у стенок прижались большие и небольшие клетки, но ни в одной из них птички не распевали. Всюду спортинвентарь, какие-то запчасти. И все это покрыто пылью.

— Ненавижу порядок, — кричал, Кесарь, чуть только домработница Тося бралась за веник. Ей и самой не хотелось подметать, но для виду она поднимала неимоверный шум и пыль...

— Вот, хозяйка, глядите, да не говорите потом, что я ленивая и неряха.

— Кеся, пусть она подметет, — упрашивала мамаша.

— Она мне так все передвинет, что и сам черт потом не разберет!

— Да ты погляди, что у тебя творится, какой беспорядок!

— Для кого беспорядок, а для меня порядок.

Он в эту пору читал уже серьезные книги и вычитал где-то, что некоторые гениальные люди предпочитали в домах безалаберщину.

И так во всем. Одевался Кесарь небрежно и пестро. Если рубашку надевал красную, то штаны обязательно зеленые, а пиджак рыжий. Стричься и причесываться не считал нужным. В школе его называли стилягой, хотя «стиль» этот был результат лени и неряшества.

На все окружающее Кесарь очень рано научился смотреть скептически. Ничто его не волновало, не трогало, не вызывало в нем интереса. Он все знал, все видел, обо всем догадывался. Спорят в классе о новом радиоприемнике, Кесарь будто не слышит. Но вот к нему обращаются как к арбитру. И он безапелляционно заявляет:

— Ерунда. Нашли о чем говорить. Древность. Вот у американцев изобрели аппарат — Венеру и Марс берет безо всяких.

— Выдумываешь!..

Кесарь ничего не ответит. Посмотрит только на сомневающегося широко раскрытыми глазами, полными пренебрежения, и отойдет прочь. И этот безобидный скепсис действовал — Кесаря считали всезнающим, каким-то особенным, непререкаемым авторитетом.

Учился Кесарь отлично. Он знал иногда больше, чем предусматривалось программой, и не раз ставил в затруднительное положение учителей, а в особенности студентов-практикантов. Зато часто не знал самых элементарных истин. Впрочем, он даже кичился этим.

— Я не перегружаю голову мелочами, — заявлял он безапелляционно учителю. И педагоги, даже опытные, теряясь перед таким убедительным доводом, оставляли ученика в покое.

Родители просто боготворили свое чадо. Стоило сыну о чем-нибудь намекнуть им, как тут же все было к его услугам. Даже человеческий скелет украшал его комнату. Им особенно гордился Кесарь.

Скелет ему был ни к чему, но с его появлением Кесарю стало куда спокойней. Тося мимо скелета даже пройти боялась.

— Я и сплю теперь, с головой накрывшись, — ужасалась она. — Все мне кажется, что мертвец задушит.

Кесарь не скрывал, что учиться ему неинтересно, что на уроках он скучает. Иной раз, вместо того чтобы слушать урок, он читал какую-нибудь книгу. Учитель запротестует. А Кесарь свое:

— Я это уже давно знаю.

Учитель умолкает. А если начинает стыдить, Кесарь и вообще к нему на урок не явится.

Сегодня Кесарь был дома. По расписанию у него должно было быть пять уроков. Русский и историю он знал наперед — стоило ли из-за них тащиться в школу! На урок географии он не пошел потому, что с географичкой был не в ладах. А труд и пение не считал за предметы. Кесарь лежал на кушетке, положив обе ноги на стол, и читал книгу про путешествие по Африке. Он любил новинки, насыщенные экзотикой, и папаша прямо-таки с ног сбивался, добывая сыну чтиво по вкусу.

Покой Кесаря нарушила Тося.

— Там пришли какие-то. Что им сказать? — крикнула она через трое дверей.

Кесарь никогда не торопился с ответом. Пришли какие-то... Принимать, разговаривать... О чем разговаривать? Все это скучно, люди такие нудные — просто ужас!

— Сказать, что никого нет дома? — кричала Тося так, что, конечно, слышали те, кто стоял в прихожей.

— Вот питекантроп еще! — буркнул Кесарь. — Скажи, что сейчас.

И неохотно стал одеваться. Натянул на костлявые, кривые в коленях ноги узенькие штаны, взял было в руки рубашку, но потом небрежно бросил ее в стоявший долгое время без воды аквариум — была охота надевать рубашку, когда на плечах шелковая майка. Лениво зашлепал в прихожую.

Там с виноватыми физиономиями стояли Фред Квач и Миколка Курило.

— Мы к тебе, Кир, по делу, — первым заговорил Фред. — Выручай, брат.

Слово «выручай» всегда действовало на Кесаря магически. Возможно, от отца унаследовал такое отношение к этому слову Кесарь. Ведь Кир-Кириковичу-старшему тоже все время приходилось «выручать». К нему шли все, а особенно те, кому не без оснований угрожала тюряга, и откровенно просили: «Выручай, брат Кир-Кирикович».

— Вы из школы? — все же осведомился Кесарь.

— Накивали пятками... — ответил в тон ему Фред.

Если еще к чему-то и сохранилось у Кесаря любопытство, так это к сенсационным новостям и открытому нарушению привычного порядка вещей. Ученику «накивать пятками» из школы было не так-то просто, и Кесарь сразу согнал с глаз сонливость, а с лица безразличие и, широко распахнув дверь, сказал:

— Прошу.

Гости с интересом рассматривали все вокруг. Они тут же, с первого взгляда, отметили, что комната Кесаря — настоящее логово, хоть и не медвежье, а человечье.

— Ничего себе ты устроился! — не без зависти проговорил Фред. — Настоящий поэтический беспорядок в твоей келье.

Миколка осуждающе посмотрел на пустые клетки, на аквариумы с испарившейся водой. Вздохнул. Сколько он мечтал о настоящем аквариуме и о клетке! Он бы и рыбок и птиц завел. Да разве с такой мамой, как у него, заведешь?

Фреда пуще всего занимал скелет.

— Привет, дядя! — закривлялся он перед ним.

Скелет насмешливо глядел на него пустыми глазницами.

Фред сокрушенно вздохнул:

— Подумать только, в каждом живом индивидууме сидит вот такой вот дядя!..

Кесаря, видно, не интересовала Фредова философия.

— Чем могу быть полезен, сэры или мистеры, не знаю, что вам больше по сердцу?

Через несколько минут потомок знаменитого юриста был полностью информирован о последних событиях в школе.

— Ну что ж, — рассудительно сказал Кесарь, — в вашем положении это, пожалуй, разумнейший выход. Строго карают только тогда, когда не притупилась реакция, вызванная совершенным преступлением. Минет время, улягутся эмоции, забудется преступление, и тогда...

Он выражался категориями своего родителя.

— Итак, я одобряю и готов, господа, оказать всяческую поддержку, в особенности моральную, безусловно.

— Спасибо, — кивнул головой за двоих Фред. — Мы были убеждены, что ты поймешь нас, Кир.

Кесарь манерно наклонил голову.

— Что юные беглецы намерены делать дальше? Если это, конечно, не тайна? — покровительственно спросил он.

Его тешило все происходящее, он был рад появлению таких гостей, рассеявших, хоть и не надолго, его пессимизм и безразличие к окружающему.

— Мы решили путешествовать.

— И куда же простирается ваш многотрудный путь, если не секрет? — В глазах Кесаря запрыгали искорки любопытства и презрения.

— Сперва по своей стране, а там посмотрим. Можно через Урал на Дальний Восток, а оттуда на Курильские... Там Миколин отец работает.