— Ты же знаешь, что нет. Тех копеек, что вы высылали, на еду еле хватало. — попытался перевести стрелки.

      — А мы тебе и эти копейки не обязаны были высылать, Максим. — ответила чересчур спокойным и тихим голосом — явный признак того, что она закипает, и горячая лава вот-вот вырвется наружу, не щадя никого в округе. — Мы с отцом не намерены дальше терпеть твои капризы. Ты и так уже три года впустую потратил. Думали, может случилось что, ладно, необходимо время. Но три года — большой срок. Пора возвращаться, поступать на нормальную специальность, работу в конце концов нормальную найти. Ты слишком заигрался.

      — Ма… — начал я, но на том конце невидимого провода повисла подозрительная тишина. Я посмотрел на потухший экран.

      Охренеть… меня родная мать скинула? Нет, ее, конечно, тоже можно было бы понять — ей нелегко смотреть как ее сын пытается забраться на вершину детской горки в то время, как дети ее подружек покоряют Эверест. Но сложно войти в положение и принять слова матери, когда ты сидишь на грязной лавке на самом отшибе огромного города и не имеешь ни малейшего понятия, куда тебе податься.

      Битый час я обзванивал всех бывших одногруппников, с которыми раньше хоть более или менее нормально общался. Это был самый яркий парад лицемерия, который я видел в своей жизни. Почти все разговоры начинались с «Как я рад тебя слышать» и «Пофиг, что учеба закончилась, надо бы пересечься», и заканчивались «Нет, я сам как раз ищу жилье», «Ой, а ко мне нельзя» и «Блин, я забыл, мне же срочно нужно уезжать».

      Выслушав с десяток таких отмазок, я плюнул на это бесполезное занятие. Хоть весь список контактов до конца пролистай, результат будет тот же, уверен. Даже если те, с кем нормально общались, и то дали от ворот поворот, что уж говорить об остальных? Согнув спину, я сидел, облокотившись на колени и задумчиво вращал в ладони телефон.

      А что если позвонить Толику? Хотя... наверное, спустя столько времени это будет глупо. Если он за это время сам не вспомнил обо мне, понятно, что я ему нахрен не нужен. Да и к тому же, если вспомнить, как именно мы с ним расстались, я вообще не уверен, что он не скинет мой звонок и не запихнет мой номер в черный список.

      Но даже если представить, что он все-таки ответит, скажет, что сейчас у него никого нет и он может на время приютить меня в своем свинарнике… К чему это приведет? К тем же самым отношениям? К моей глупой зависимости от столь близких и одновременно далеких родных черт. К пресным перепихам, приправленным долей отвращения к себе, к партнеру и к той халупе, где все это происходит. Хочу ли я снова вязнуть в том болоте, из которого посчастливилось выбраться, пока не стало поздно? Нет. Не хочу. Явно.

      Так что же… получается, действительно, пришло время, поджав хвост, возвращаться домой? Вернуться, делать вид, что не сбегал позорно от проблем, что не потратил три года жизни на дерьмо, которое никому не нужно было, а мне в первую очередь. Вернуться и знать, что во дворе моего дома вот-вот может появиться знакомая высокая фигура, что в любой момент я могу встретить взгляд, в котором будет плескаться всё то же отвращение, которое до сих пор стоит перед внутренним взором, стоит закрыть глаза и подумать об Антоне. Или еще хуже, если в его взгляде не будет ничего, лишь покрытое тонкой коркой льда безразличие. А если еще при этом он будет не один? Нет. Я не могу… Я просто не готов вернуться домой именно сейчас. Нужно еще время. Хотя бы чуть-чуть. Самую малость. Пожалуйста…

      И как бы ни было противно от самого себя, иного шанса еще хоть немного отсрочить свое возвращение домой, кроме как упасть на колени и просить о пощаде, я не видел. Разблокировав экран телефона, я зашел в список контактов и, внутренне борясь с самим собой, уставился на самый первый из них — Антоля. Звонить и унижаться ужасно не хотелось. Но, блядь… Разве есть сейчас другие варианты? Возвращаться в родной город не хотелось, всё-таки, больше. К тому же, даже если всё выгорит, это всего на каких-нибудь пару недель, а там найду какой-никакой заработок и съеду. Я же смогу запихнуть поглубже свои принципы и проклятое самолюбие всего на две недели?

      Настраиваясь на предстоящий звонок и мысленно уговаривая себя переступить через себя же, я так ушел в свои мысли, что, когда в руке завибрировал и громко заорал мобильник, я аж подпрыгнул на месте, чуть не выронив свою единственную надежду на связь с внешним миром прямо в грязную лужу под ногами.

      На дисплее высветилось «Мама», и сейчас я как никогда был ей благодарен за звонок, способный хоть и ненадолго, но отсрочить мою позорную речь перед Толиком, который, скорее всего, не упустит шанс отказать мне, чтобы пройтись катком по и так ущемленной гордости.

      — Да, мам?

      — Максим, в общем… — ненадолго повисла напряженная тишина, будто мама пыталась подобрать слова, которые и вовсе не хотела бы произносить вслух. — В общем, мы с отцом перечислили тебе немного денег. Решай сам: либо ты снимаешь часть и покупаешь билет домой, оставляя остальную сумму на свои карманные расходы, либо на эти деньги находишь себе жилье, тут уж на какое хватит, мы не миллионеры. Но учти, если ты выбираешь второе, можешь сразу начинать искать себе работу. Это последний раз, когда мы высылаем тебе деньги.

      Все это она выпалила на одном дыхании, после чего повисло молчание, но я чувствовал сколько в этой тишине надежды и молчаливой просьбы обдумать все и принять единственно верное — по их мнению — решение.

      — Мам, прости, но я правда не готов сейчас вернуться.

      — Максим, ты… — тихим голосом. И я в этот момент будто наяву увидел образ матери, увидел, как она замерла, как напряглась ее спина, как в глазах стало слишком много влаги, которая так и норовила скатиться по щекам вниз. — Ты приедешь как-нибудь хотя бы в гости? Нам бы хоть увидеть тебя и убедиться, что с тобой все в порядке… — голос звучал тихо и надрывно, не оставляя и следа от того властного тона, которым мать пыталась меня поймать на крючок совсем недавно. Сейчас в ее голосе слышалась только усталость и тоска.

      — Приеду. Конечно, я когда-нибудь приеду. Как только смогу. И спасибо вам за деньги.

      Так и хотелось добавить, что они даже не представляют, от какого прыжка в кучу навоза они меня только что спасли. И, хоть было стыдно и неловко перед мамой, в груди все равно разливалось теплое чувство безграничной радости от того, что мне не надо унижаться и ходить по старым граблям. Что теперь у меня появился шанс не налажать хотя бы в своей третьей жизни.