— Макс! Ты что, блядь, творишь? — Закричал он, когда мои объятья отвлекли его от его немаловажного дела. Заправляя член в штаны, Антон развернулся и зло зыркнул на меня. — Уже поссать нельзя спокойно.

      — Ой, прости — виновато опустил взгляд. — Я ж не знал. Ты ссы, я не буду мешать. — сказал я, не двигаясь с места. — Что же ты? Продолжай. Хочешь, я помогу? — И потянулся руками к штанам Антона, который через секунду замешательства от моих действий больно саданул меня по руке.

      — Мелкий, ты нажрался что ли? Идиот. Кто тебе пить-то разрешал?

      — Никто. Я вообще-то взрослый уже и сам могу. Данька вон в моем возрасте давно уже бухал и ничего, а вы мне все «мелкий» да «мелкий, — обиженно засопел я.

      — Ладно, не мне тебе морали читать. Чего ты поперся-то сюда?

      — Просто хотел сказать… — не решаясь посмотреть парню в глаза, смотрел на его левое плечо, в который раз отмечая для себя, насколько кайфово контрастирует белый цвет майки с его загорелой кожей, а потом тихо закончил, — Что буду скучать по тебе.

      Антон с минуту просто молча стоял, но о его удивлении гораздо больше сказали поползшая вверх светлая бровь и немигающий взгляд.

      — Оке-е-ей, — успокаивающе подняв ладони, все-таки ответил он тоном, каким, думаю, говорят только с душевнобольными, — Ты, главное, больше не пей, ладно?

      И так обидно стало! Какая выпивка? Сколько можно считать меня неразумным маленьким существом? Я задохнулся в своем возмущении, но Антона, похоже, мало это волновало. Он явно не собирался выслушивать ни мои возмущения, ни оправдания, а уже обходя меня стороной, пытался покинуть место этого странного и, по сути, самого долгого за всю историю нашего знакомства разговора.

      Боясь, что он сейчас уйдет, абсолютно ничего не успев обдумать своим замутненным мозгом, я просто схватил парня за запястье, снова разворачивая к себе, и быстро привстав на носочки, накрыл его губы своими. И через секундное замешательство со стороны Антона почувствовал резкую боль в левом боку, а потом толчок и падение на влажную землю. Мозг абсолютно отказывался думать и анализировать произошедшее. Я непонимающе уставился на Антона, который молча сверлил меня тяжелым взглядом с минуту, а потом, так же молча, развернулся и ушел в ту сторону, откуда доносились пьяные голоса.

      А я так и остался сидеть на земле, в растерянности перебирая листву под ладонями и заторможено пытаясь понять, что только что случилось. И я готов был утонуть в жалости к себе, когда все-таки меня накрыло осознанием только что совершенной ошибки. Но потом эти мысли резко перечеркнуло другой: дождя у нас не было несколько дней, не должна земля быть такой влажной. И тут я вспомнил, от чего именно отвлек Антона.

      — Бля-а-адь! — как ошпаренный, вскочил я с земли. — Круто, Макс… ты счастливчик, — буркнул себе под нос и поплелся к берегу реки мыть руки.

      Несколько раз промыв ладони, плеснул прохладной водой и себе на лицо, охлаждая кожу, отрезвляя разум. Вернувшись на полянку к ребятам, я сразу нашел взглядом Антона, который разговаривал с одним из парней и очень старательно делал вид, что в упор меня не видит. Время шло, но ситуация не менялась — Антон не хотел даже смотреть в мою сторону, о чем-то большем и говорить не стоит. Вздохнув, я подошел к брату.

      — Я домой пойду, Дань.

      — Угу, — бросил тот, даже не взглянув в мою сторону, всё своё внимание всецело посвятив настраиваемой гитаре в своих руках.

      Бросив прощальный взгляд на Антона я медленно поплелся в сторону дома. Теплый вечерний ветерок нежно пытался погладить меня по голове, словно успокаивая. Только внутри этой теплоты совсем не чувствовалось. Было холодно и как-то пусто. Дурак. И хватило же ума налететь на него с поцелуями. Ладно я, я уже давно всё решил для себя и тысячу раз осмыслил, но его ведь нельзя было так резко бросать в этот омут! Представляю, каково ему сейчас…

      Я понимал, что совершил ошибку. И что ее не исправить тоже понимал…

      А наутро я даже не стал провожать брата, надеясь, что, чем быстрее пропадет из виду он, тем быстрее выветрятся из памяти и воспоминания о моей вчерашней глупости. Главное, чтобы они с Антоном скорее уехали из этого городка и не появлялись в нем как можно дольше…

      Я гипнотизировал настенные часы, сидя на кровати и укрывшись пледом, словно сейчас был самый разгар зимы, а не вполне еще теплое лето. Жадно смотрел за движением стрелок на циферблате и ждал, когда же наступит тот момент, когда поезд, наконец, увезет из этого города мою любовь. Мне казалось, что как только маленькая стрелка остановится на цифре шесть, и поезд начнет свое движение, мне сразу станет легче. Ведь должно же стать легче, если не нужно разгребать свои же ошибки?

      Только вот когда стрелка остановилась на долгожданной цифре, на душе почему-то стало совсем отвратительно. Словно нет в мире ничего, кроме чувства безысходности. И холода. Я притянул колени к груди и еще сильнее укутался в плед. Стало слишком холодно. Слишком.

  Часть 2

      За прошедшие полгода не было ни единого дня, чтобы я не думал об Антоне, не воскрешал в памяти его улыбку, не вспоминал тот нелепый детский поцелуй, за который мне прилетело больше, чем я успел почувствовать, но все же бережно хранил в своих воспоминаниях ощущение его теплых мягких губ, хоть ненадолго давших мне поверить, что счастье вот оно, рядом, только протяни руку и возьми…

      О том, помнит ли меня Антон, думает обо мне, вспомнил ли за это время хоть раз, или после того вечера вообще вычеркнул меня из своей жизни, словно меня в ней никогда и не существовало, я старался не думать. Зачем делать себе еще больнее, чем и так делает ежедневная ломка вдали от любимого человека?

      Когда брат должен был приехать домой после первой сессии, я думал, что поседею. Ведь это возвращение означало и близкую встречу с Антоном. Думая о которой, я был безумно рад, что наконец-то его увижу, смогу рассмотреть малейшие изменения, которые могли произойти с ним за эти месяцы. Но в тоже время меня охватывал какой-то необъяснимый страх. А что если он не захочет видеть меня? Просто как в тот вечер сделает вид, что меня не существует. Или еще хуже — я увижу презрение в его глазах. Каждый раз от подобных мыслей сердце просто норовило выскочить из грудной клетки, но я так и не мог решить для себя больше жду я этой встречи или все же боюсь.