— Макс, давай кое-что проясним, — уже спокойно произнес мой работодатель. — Во-первых, то, что я дал тебе эту работу, тебя ни к чему не обязывает, не хочешь — не приходи больше в этот кабинет. Во-вторых, то, что происходит между нами — ни к чему не обязывает и меня. Понимаешь? — внимательный взгляд карих глаз сканировал меня до тех пор, пока не получил в ответ мой заторможенный кивок. — Ты знаешь, почему я тебя выбрал? Ты идеально подходишь под мое определение красоты. Плюс, мне хорошо с тобой в постели, ну… — кивок головой в сторону своего рабочего стола. — И не только в ней. И, главное, я знаю, что ты не вынесешь все, что происходит за пределы нашего с тобой общения. Но это всё. Я не готов пускать кого-то в свою жизнь. Не готов к отношениям и свиданиям. Не будет прогулок под луной и любовных признаний в рассветных лучах. Не будет этих неловких милых разговоров после секса. Только сам секс, Максим. Большего я тебе не предлагал и не предложу. И, наверное, стоит извиниться, если я дал тебе повод думать, что всё по-другому.
Блядство. И снова я себя чувствую той ебанутой обиженной школьницей, которой окрестил меня Дима в прошлый раз. Какого черта я веду себя так, словно он, и правда, что-то мне обещал?
И, как ни странно, менторский тон и эти слова, острыми дротиками вонзающиеся куда-то в район солнечного сплетения, действительно отрезвляют. По крайней мере, он озвучил свою точку зрения. И моя все еще жаждущая тепла и любви душа может спокойно идти на хуй.
Что ж, значит, поебались — разбежались? Ни личных разговоров, ни пустых обещаний, ни растоптанной душонки, когда всё это закончится.
Наверное, если вдуматься, звучит это даже неплохо.
— И что… — я прочистил горло, в надежде убрать неожиданно появившийся в нём ком. — И что теперь? Прибегать к тебе по первому щелчку пальцев, как только тебе приспичит? — спросил уже вполне спокойно, словно в этот момент съехавший мозг наконец-то вернулся на место, и я только сейчас начал осознавать отведенную мне роль.
— Можешь прибегать и тогда, когда приспичит тебе. — ответил брюнет, подходя ближе и вкладывая в мои руки оставшуюся одежду.
Одевался я в полной тишине, при этом старательно пытаясь избегать внимательного взгляда Димы и расставляя все свои разбежавшиеся мысли по полочкам.
С одной стороны, все было до невозможности просто: есть хорошо оплачиваемая работа, есть постоянный секс, но при этом ты не обязан клясться в вечной любви, хранить верность или пускать человека в свою душу.
С другой стороны, все равно напрягало ощущение какой-то неправильности ситуации, я все-таки не уличная проститутка, чтобы, старательно имитируя, выполнять свою работу, а потом просто молча сваливать, ведь с шлюхами никто не собирается вести беседы — они служат совсем для другого. И ощущение, что и я буду служить в первую очередь именно для этого, никак не отпускало. Вот уж, действительно, не уличная проститутка. Офисная.
В который раз про себя обложив Диму самыми подходящими ему матерными словами, я нервно застегнул последнюю пуговицу и одернул рубашку. Ума не приложу, как в этом человеке так легко уживаются тварь и самый нежный и внимательный любовник, какой может быть.
— Максим, не надо обид, — остановил меня Димин голос уже возле самых дверей. — Я не говорю, что мы не можем общаться вообще. Можем. И если у тебя будут какие-то вопросы или проблемы, ты всегда можешь ко мне обратиться.
— Только не сразу после секса, я понял. — бросил, не оборачиваясь назад. — До завтра.
Я закрыл за собой дверь и быстрым шагом направился к лифту. Хотелось просто сбежать с этого этажа. Покинуть скорее это здание и глотнуть отрезвляющего, свежего осеннего воздуха.
Наверное, это слишком по-детски — обижаться на человека, только потому, что он не оправдал каких-то надуманных тобой ожиданий. Но по-другому почему-то не получалось.
Часть 15
На самом деле, отгораживаясь так от меня, Дима, наверное, врал и самому себе. Ведь как объяснить тот факт, что за почти полгода, что я на него работаю, у нас были и те банальные нежные разговоры после секса, и походы по ресторанам, и аж дважды нам реально пришлось идти ночью по улице — чем не прогулки под луной?
Просто… Видимо я слишком рано начал от него что-то требовать. Оглядываясь назад, всегда понимаешь, каким глупым и наивным ты был.
А главное, теперь я понял, что не зря пошел тогда на такую сомнительную сделку. Ведь с каждым днем этот человек становился для меня всё значимее. Конечно, Антон — моя первая любовь, первый поцелуй, мой первый мужчина — навсегда занял не просто место в моем сердце, а всё сердце целиком. Но теперь, когда появился Дима, за неимением места в сердце, он медленно, но верно начал просачиваться прямо в душу.
После того вечера я к нему впервые пришел только через пару недель. И только вновь оказавшись в его крепких объятиях, понял, что Дима специально не звал меня всё это время, давая понять, что я не подневольная шлюха, а действительно имею право сам принимать решения и делать выбор. И это отношение с его стороны очень подкупало.
А спустя еще две недели он впервые заявился ко мне домой. Я как раз высунул нос из своей комнаты, посмотреть кто пришел, когда увидел, как Дима, не церемонясь, отодвигает в сторону начавшую ему что-то заливать Марь Михалну, и выцепив мой взгляд, уверенно направляется ко мне. А оказавшись в моей комнате, вдруг резко прижимает меня к стене и набрасывается с еле сдерживаемым, животным поцелуем.
А потом я буквально получил по макушке прямоугольной коробочкой с новой моделью телефона, и был отчитан за то, что нихрена не слышу звонков со своего старого мобильника, и вынуждаю его, такого мегазанятого человека, ехать к себе через полгорода, только чтобы узнать, все ли со мной в порядке.
Он метался из стороны в сторону по комнате, старательно пытаясь донести до меня всё своё негодование по этому поводу. А я сидел на своей вечно не заправленной кровати и наблюдал за ним, не в силах стереть с лица глупую улыбку — волнуется, значит всё-таки я ему важен.
А где-то через месяц, когда после секса я привычно начал собирать свои вещи, разбросанные по полу в очередной съемной квартире, Дима прервал этот мой ритуал и за руку утащил обратно в кровать. Это был первый раз, когда он сам захотел, чтобы я остался.