Но поднимать этот разговор с ним совсем не хотелось. После Антона, это первый человек, которого я пустил внутрь себя настолько глубоко, позволил поселиться и в душе, и в мыслях. И если подобный разговор может оставить меня без Димы, то я лучше просто оставлю всё как есть. Неопределенность всё же, наверное, лучший спутник, чем одиночество.

      И вот снова... По пути на работу, а вечером и всю дорогу обратно, он ни словом не затронул ту тему, что по идее должна была его хоть немного волновать, ведь не мог его взгляд утром быть такимпросто так… Но не было ни слова. Ни-че-го-шень-ки.

      А потом, когда я снова готов был замкнуться в себе, решив, что не нужен единственному человеку, который нужен мне во всем этом городе, Дима настолько страстно и качественно меня оттрахал, что вместе со способностью нормально ходить, пропали и все мысли, которые до этого вообще были в моей голове.

      И всё, чего бы я сейчас хотел — сесть на любую другую карусель, только бы эти гребаные качели снова не начали свой путь вниз.

  Часть 16

      — Что значит — ты меня увольняешь? — спрашиваю громко. До конца не веря в смысл его слов. Не понимая. Ещё вчера я был уверен, что всё хорошо и жизнь, похоже, всё-таки решила, что хватит надо мной издеваться и предоставила мне заслуженный отдых от всевозможного дерьма. А сегодня я слышу такое…

      — Макс, давай только не будем опускаться до сцен, хорошо? — спокойно сказал Дима, усаживая меня в кресло за своим рабочим столом и успокаивающе проводя рукой по моей спине вверх, чтобы в конце своего путешествия пальцами провести по шее. Таким знакомым, таким родным движением.

      — Так объясни… может, я чего-то не понял? Ты ведь имеешь ввиду что-то другое, да? Хочешь дать мне несколько выходных? Хочешь отправить меня в отпуск? Или тебе просто нужна передышка в наших… отношениях? — ловлю на себе сочувствующий взгляд близких глаз. И этот взгляд даже без слов подталкивает к бездне отчаяния еще ближе. Так смотрят на котенка, к которому привык за несколько месяцев, но которого не можешь оставить у себя. Так смотрят на раненную собаку на дороге, проезжая мимо на машине. Так смотрят на тех, кого бросают. — Не молчи, твою же мать! Не молчи! Что ты хочешь этим сказать? — кричу, вскакивая с кресла и неотрывно глядя в карие глаза, постепенно наполняющиеся долей разочарования.

      — Максим, хватит. Я думал, все будет хорошо, но… С самого начала было глупо брать тебя к себе на работу. Слишком много взглядов, много мнений, много вопросов у людей. И я не имею ни малейшего понятия, как им объяснять, почему обычный сотрудник охраны так часто посещает мой кабинет, и почему я вообще кого-то вожу на работу, словно какое-то такси.

      — Ты их начальник. Ты не обязан перед ними отчитываться. — цежу сквозь зубы, хоть уже и понимаю, что он не изменит своего решения.

      Смотрю в его глаза. Долго. Внимательно. Не моргая. Смотрю до тех пор, пока не приходит понимание.

      Никто и не говорил ему ничего. Не было ни претензий, ни вопросов. Это целиком и полностью его мысли. Если бы его волновало только это, он бы нашел другие слова. Мог уволить их, но остаться со мной. Но, очевидно, он просто хочет положить конец нашему «мы».

      Черт. И почему одновременно с пониманием пришла такая дикая боль? Мне будто сломали все ребра одновременно, и я элементарно не могу даже вдохнуть. В горле тут же образовался огромный ком, что готов в любую секунду сорваться с насиженного места снежной лавиной и накрыть ей все вокруг, и меня в первую очередь. Полностью. Похоронить под слоем снега, чтобы я не смог вспомнить, что раньше умел что-то чувствовать.

      Наверное, именно в эту секунду я и умер в третий раз.

      Первым делом пришла отрешенность. Словно мой бесплотный дух наблюдает за телом со стороны. Разом стало так пусто внутри, будто не осталось больше ни чувств, ни мыслей, ни хорошего, ни плохого.

      Второй мыслью было избавиться от всего, что меня связывает с Димой. Мертвецам ведь не нужны все эти побрякушки на том свете? Так что к черту этот гребаный мобильник, с которым я обращался так аккуратно, и который теперь небрежно летит на Димин стол. К черту этот ремень, который тоже был его подарком на какой-то праздник. За телефоном и ремнем тут же летят дорогие часы, счастливым обладателем которых я был всего около месяца. Следом в эту кучку воспоминаний летит и карточка, на которую мне перечислялась не только зарплата, но и выдуманные Димой премии. На хер эти подачки вместе с честно заработанными. Пошло оно все.

      Последним порывом было еще и снять ботинки, что он мне купил. Но идти домой босиком как-то не комильфо. Тем более, обувь покойникам все же оставляют. Значит и я имею право. Бросаю на озадаченное лицо Димы последний взгляд и разворачиваюсь на выход из кабинета.

      Порыв гнева слишком быстро угасал и таял, и внутри по телу начинала разливаться тысячами тонких ниточек такая боль, что я не хотел бы быть здесь, когда она решит войти в полную силу.

      — Может, не надо рубить с плеча, Макс? Забери. Это твои вещи.

      — Я думал, что они мои. — говорю, не оборачиваясь. Не хочу сейчас видеть его взгляд. — И думал, что ты тоже мой. А я твой. Но ты видимо брал меня в аренду, так, попользоваться и избавиться. Будем считать, что я тоже брал их точно так же. Мне твои подачки не нужны. Отдашь их тому, кто так же, как я… а, не важно. Все это уже не важно. — мотнул головой и быстрым шагом пошел к двери.

      — Макс. — донеслось в спину. Я замер, ожидая, что родной голос скажет, что это глупая шутка, или что это была какая-то дебильная проверка. Ну или, чем черт не шутит, подойдет и трахнет меня прям у этой двери, давая понять, что все, что сейчас произошло — лишь плод моего воображения. — Хотя бы квартиру не бросай. В ней все равно никто больше жить не будет. А деньги уже не вернут.

      И это все? Сука. Только зародившаяся робкая надежда, тут же разлетелась в стороны рваными осколками. Одновременно со звуком хлопка этой ебучей двери. Не надо было останавливаться. Оставил все и ушел бы сразу, что в этом может быть сложного? Постойте-ка… кварти-и-ира. Точно же… не услышав желанного я психанул, совсем не обратив внимания на смысл сказанного. А надо было бы. Черт. Я так привык, что у меня есть свой дом, что уже успел забыть, что он тоже был подарком.

      Заебенить бы эти ключи прямо в его самодовольную рожу. Да только возвращаться сразу после уничижительного взгляда и эффектного хлопка двери — слишком убого. Тем более, он ведь все равно сказал, что в той квартире никто жить не будет, значит и ключи эти ему погоды не сделают. Пусть лежат, хрен с ними.