Когда машина, наконец, была припаркована, что из-за бесконечных неровностей пришлось сделать в низине, в нескольких метрах от нашей полянки, ребята вывалились из нее с мученическими выражениями лиц. Было очень забавно смотреть, как злобно Даня с Тохой зыркали на воодушевленного и веселого Веталя, который радостно выйдя из машины, не закрыл дверь, чтобы музыку было лучше слышно, абсолютно наплевав на то, что аккумулятор скорее всего через пару часов сдохнет, и что машину он припарковал слишком далеко, и теперь нам всем надо еще и наяривать круги туда-сюда, таская из багажника продукты. И всё это при условии, что эти дебилы еще и на пакеты денег зажопили, просто перевернув тележку в багажник, и таскать всё это добро приходилось дико матеря и хмурых пассажиров, и чересчур веселого водителя.

      Но, надо отметить, что это было единственным, что вызвало в тот вечер напряг, ведь дальше пошло все как по маслу: алкоголь, громкий смех, искры пламени в темноте уже наступившего позднего вечера, шутки и тепло любимого плеча рядом. Все это пролетело как одно мгновение в состоянии какой-то необъяснимой эйфории. И очнулся я от этого чувства только тогда, когда тепло прикасающегося ко мне плеча куда-то исчезло. Словно мир резко стер все краски. Я начал оглядываться по сторонам и увидел удаляющуюся в сторону машины спину в белой футболке.

      Первым порывом было рвануть за Антоном, так нагло забравшим то тепло, что согревало в этот вечер откуда-то изнутри, вызывая волны кайфа, растекающиеся по венам прямиком от сердца. Но потом я вспомнил последний случай, когда я за ним так пошел, и решил, что дважды судьбу испытывать точно не стоит. Так что остался так же сидеть на резко ставшем неудобным бревне, смеялся над шутками ребят, слова которых даже не различал. Просто так было нужно. А я слишком привык маскироваться и постоянно подстраиваться под стандарты, чтоб не выделяться. Но, тем не менее, взгляд сам собой то и дело устремлялся куда-то в сторону грязной девятки, в надежде выцепить единственного, ради которого я вообще всё еще был тут.

      Антона не было уже слишком долго, и я решил, что теперь уже точно нужно пойти за ним. Тем более, Пашка, бывший Данин одноклассник так играл на гитаре, что всех парней пробрало, и всё своё внимание они обратили в слух, и, думаю, даже не заметили бы, хоть прямо рядом с ними сейчас упал бы метеорит. Так что я спокойно смог свалить незамеченным.

      О том, как я собрался искать парня в такой темноте, где хоть глаз выколи — уровень освещения не изменится, я подумал только тогда, когда ушел уже достаточно далеко от костра. Но мысль вернуться за телефоном я отбросил. И кто знает, как долго я мог бы искать в кромешной темноте Антона, если бы, заворачивая за машину, не споткнулся бы обо что-то, и с тихим шипением не грохнулся бы на землю.

      Нащупав ту хрень, которая, так скажем, вывела меня из равновесия, я ненадолго подзавис. Какая-то непонятная поверхность: не похоже ни на пакет, ни на ткань. А потом меня осенило, Даня же говорил, что на всякий случай они возьмут с собой небольшую палатку — за которую перед отцом-рыбаком Веталь отвечает своей шкурой — на случай, ели кто-то вдруг решит завалиться спать.

      Только что палатка делает на земле? Разве что… Открываю и так не запертую дверь. Так и есть. Моя пропажа вполне себе мирно дрыхнет в машине, видимо просто спихнув на землю все, что мешалось на сидении. Хотя, слово мирно тут вряд ли уместно: если спина и лежала на потертой поверхности более или менее удобно, то ноги явно были свернуты в какой-то доселе неведомый вид кренделя.

      Я невольно улыбнулся, глядя на парня. Ну, ребенок же, а еще меня до сих пор мелким называет. Ладно, мы в ответе за тех, кого приручили. Ну или тех, кого выбрало наше сердце. Вздохнув, потянулся к лампочке возле лобовухи. Тускловато, конечно, но лучше, чем ничего. Наклонившись, поднял с земли тент, о который так удачно споткнулся. Та-ак… И как люди собирают эти штуки?

      Кое-как разобравшись и установив, наконец, палатку, что в одиночку оказалось не так-то просто, присмотрелся в сторону поляны, где остались парни, в надежде увидеть кого-то, кто поможет мне перетащить эту пьяную тушку. Музыка гитары все так же доносилась, но видимо она тоже уже поднадоела ребятам, потому что не было больше той благоговейной тишины, а наравне с музыкой слышны были истеричные крики бухих людей и громкий смех. Ладно, пофиг, сам справлюсь. Ни к чему армия, рыцарь сам должен спасти свою спящую красавицу из лап одного из самых жутких драконов из линейки нашего автопрома.

      Растолкав это невменяемое тело, так и не понявшее, что от него требуется, но тем не менее хоть немного начавшее помогать, перебирая своими конечностями, я все же смог затащить Антона в палатку. Он, пробубнив что-то, тут же перевернулся на бок, и, видимо сразу же уснул. Я провел по его спине ладонью — нет, в этом не было какого-либо подтекста — просто хотелось в этой выколи-глаз-темноте убедиться, что футболка не задралась и парень не замерзнет. А подтекст появился чуть позже, когда мозг переработал информацию и осознал, что именно, и с кем я сейчас сделал.

      Я резко одернул свою руку. Не после прошлого случая творить подобную хуйню. И не перед самым переездом поближе к Антону. Нужно действовать аккуратно. Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Я пулей вылетел из палатки, засунул руки в карманы и, перекатываясь с пятки на носок и обратно, переводил дух. Взгляд неосознанно сверлил полянку в отдалении, откуда все так же доносились голоса и громкий смех.

      К черту!

      Резко разворачиваюсь на носках и возвращаюсь в темноту тесной палатки. И плевать, что тут пахнет перегаром, а мои мысли ничем хорошим закончиться не могут. Слишком велик соблазн. Нахожу пальцами бегунок от недодвери палатки, и звук застегивающегося замка звучит как бег часовой стрелки, отсчитывающий мои последние секунды.

      А потом тишина.

      Точка невозврата.

  Часть 3

      Сердце колотится, отдаваясь где-то в самом горле, словно пытаясь вытеснить оттуда липкий ком страха, и в полной тишине кажется, что этот стук раздается громче боя Биг-Бена. Оно, как загнанный зверек в клетке, бьется где-то под ребрами, пока мысли так же безотчетно скачут и носятся в черепной коробке. Но я не могу ухватить ни одной четкой идеи, касающейся своих дальнейших действий.

      Глубоко вздохнув, как перед прыжком со скалы в ледяную неспокойную глубину океана, я, не давая себе возможности струсить и передумать, осторожно, ориентируясь в пространстве только на ощущения вытянутых рук, сумел пристроиться рядом с Антоном и лечь.

      Но просто слушать его ровное дыхание было слишком мало. В этот момент я в очередной раз пожалел, что у меня нет с собой телефона. Дико хотелось увидеть его лицо. И, может, будь у меня какая-никакая подсветка, я бы ограничился только разглядыванием любимых черт. Но за неимением хоть какой-то возможности увидеть его, я осторожно протянул руку перед собой.