Я настолько утонул в этом поцелуе, что забыл и о двух возбужденных членах, жаждущих разрядки, и о собственных замерших в анусе пальцах, полностью отдаваясь только губам лежащего подо мной парня. Но зато Антон явно не намерен был забывать. Он несколько раз недвусмысленно толкнулся бедрами вверх, настойчиво упираясь членом в мой зад. Вынырнув из мира своих фантазий, где было только счастье и мягкие губы, я быстро пальцами еще раз максимально раздвинул стенки и, взяв член парня, направил его в себя, мысленно приготовившись распрощаться не только с девственностью, но и с отсутствием в своей жизни адской боли.
Поняв, в какую именно дырку пытаются впихнуть его член, парень лишь удивленно хмыкнул, но возражать не стал. Лишь смочил свою ладонь слюной и провел по члену, чтобы было хоть немного проще войти. То, что может при этом испытывать партнер, его особо не волновало. Впрочем, наверное, было бы глупо ожидать от пьяного человека подобного проявления заботы.
Когда головка оказалась у самого входа, я сжался насколько это было возможно. Черт! Одно дело быть уверенным, что тебе нравится парни, а вот принять в себя всю «любовь» этих парней, оказывается, не так-то просто, даже на психологическом уровне, что уж говорить о физиологии.
— Расслабься, — Тихий голос снова завораживает, заставляя подчиниться.
Выдохнув, словно с этим выдохом из меня должен был вылететь и весь страх, оставив внутри только решимость, я резко насадился на член Антона, надеясь, что все будет не так плохо, как я себе напредставлял. Надежды рухнули в первую же секунду. Сказать, что вытерпеть это было просто невыносимо — не сказать ничего. Я до дикой боли стиснул зубами собственный кулак, только бы не закричать, не спугнуть Антона и не привлечь внимание оставшихся на поляне ребят, которые, хоть и затуманили сейчас свое сознание алкоголем, все равно подобное шоу явно не оценят.
Анус просто горел огнем, боль пульсировала в такт с частым биением сердца, затмевая даже боль от собственного укуса. Теперь отвлечься точно было невозможно. Но Антона мало волновало мое состояние, войдя до конца, он сразу же начал таранить мой бедный зад, словно изголодался по сексу и сейчас от скорости движений будет зависеть его собственная жизнь. Член двигался слишком свободно, чтобы хоть на секунду понадеяться на то, что он меня не порвал. Все, что я мог — просто зависнуть над парнем, из последних сил контролируя себя, чтобы не завыть в голос, ощущать на своих щеках холодящие мокрые дорожки и молить всех богов, чтобы это поскорее закончилось.
И, видимо, все-таки не все боги ненавидят гомиков, потому что какой-то из них явно надо мной сжалился и позволил происходящему, наконец, закончиться. Хоть и спустя вечность. Антон, абсолютно не контролируя громкость, со стоном кончил в меня, и расслабляясь, притянул снова для поцелуя, от которого мне пришлось увернуться, чтобы он не почувствовал слезы на моих щеках. Так что он просто уткнулся мне в шею и, оставив на ней засос, вышел из меня. Когда я слез с него, он тут же натянул обратно трусы вместе с джинсами и молча отвернулся к стенке палатки, похоже, засыпая в ту же секунду.
А я еще несколько секунд простоял рядом с ним на коленях, чувствуя, как из моего лишенного девственности зада вытекает сперма парня, и, очевидно, не только она. Скривившись, я с силой провел ладонями по лицу, стирая не только слезы, но стараясь стереть и ощущения тошноты, подкатившей к горлу. Почему-то стало дико противно. От того, что зад горел огнем. От того, что Антон был абсолютно пьян и даже ничего не понял. От того, что я вообще допустил подобную ситуацию. Мерзко и противно. Больше ничего… Мои детские нелепые фантазии просто разбились о шипы реальности, стекая вниз никому ненужными сточными водами. И на миг стало казаться, что в жизни больше никогда не будет света, так же, как и в этой чертовой палатке.
Встряхнув головой, отгоняя от себя все мысли, я нащупал пальцами свою одежду. Взяв трусы, протер свой многострадальный зад, на который потом аккуратно натянул шорты. А трусами вытер и то место, где из меня вытекала сперма парня.
Я чувствовал, как медленно, обволакивая каждую извилину моего мозга, в голове образовывался спасительный вакуум, защищающий сейчас от каких-либо мыслей. Остались только машинальные действия: вынести эту гребаную улику за пределы палатки, а заодно убедиться, не привлек ли громкий стон Антона внимание кого-то постороннего.
А подумать можно будет позже.
В идеале в самом-самом далеком будущем.
Выйдя из душной палатки, я убедился, что на полянке явно никого не волновали ни посторонний шум, ни пропажа пары человек. Так что, облегченно вздохнув, я отвернулся от светлого пятна, со стороны которого доносились пьяные голоса, занятые спором об абсолютно не важных вещах, и пошел в противоположную сторону, где в какой-то куст просто запихнул трусы, ставшие теперь просто грязной тряпкой.
При мысли о возвращении в палатку, к горлу основательно подкатывал новый приступ тошноты. Но идти к остальным сейчас было бы еще хуже. Так что, открыв дверь машины, я решил лечь на заднее сидение, где не так давно обнаружил Антона. Своего первого мужчину. Пиздец…
Тряхнув головой, отгоняя от себя так и норовящие залезть, куда не просят, мысли, я, стараясь не обращать внимание на пульсирующую боль и жжение в заднице, заполз на грязный чехол и, свернувшись калачиком, просто попытался заснуть.
Сука…
Эй ты, там, наверху. Или внизу… Хуй знает. Ты мне уже один раз помог сегодня. Давай еще разок, а? Позволь просто уснуть. Просто не думать…
Часть 4
— Эй! Подъем, слабаки!
Не знаю, от чего я проснулся быстрее: от этого бешеного пьяного возгласа или от сильного шлепка по заднице, которую я бережно пытался хранить всё время этого неспокойного и, судя по только развеивающимся сумеркам, короткого сна.
— Блядь, Дань, ты ёбнулся? — тихо спросил у чересчур бодрого брата, поднимаясь и пытаясь как можно более безболезненно устроить свой зад на сидении.
— Это вы ёбнулись. — даже понимая, что он точно ни о чём не может знать, я все равно невольно напрягся после этих слов. — Проспали самое интересное, неудачники, — пьяно ухмыльнулся Даня, а я, облегченно выдохнув, расслабился. Как-то чересчур напрягает настолько часто ходить по краю.
— Белых, блядь! Поднимай свой тощий зад! — заорал Данька, врываясь в глубину палатки к Антону. Вот в этот момент я проснулся окончательно. Первым делом захотелось свалить. Просто уйти, чтобы не видеть сейчас Антона, чтобы не гадать, что из вчерашнего он помнит, и не проверять помнит ли что-то вообще. — Горим, Тох! Хватай документы, кота и валим!