Из палатки стремительно вывалился ничего непонимающий Антон, который явно, несмотря на то, что поднялся, проснуться при этом еще не успел. За ним медленно вышел ржущий Данька. Но под нашими двумя взглядами, явно выражающими всего один вопрос — какого хрена — он немного стушевался.

      — У нас бухло кончилось. Так что мы решили по домам расходиться. Собирайте палатку, а мы пока там с поляной разберемся, — неопределенный кивок в сторону вчерашних посиделок.

      — А девчонки где? — нахмурившись спросил Антон, на что я резко опустил голову, сверля немигающим взглядом свои кроссовки.

      — Какие, в пизду, девчонки, Тох? — смотря на Антона, как на психически больного, спросил Даня. — Ты вроде не так много выпил, с хера ли белочка к тебе в гости приперлась? — усмехнулся и пошел по направлению к месту вчерашнего застолья.

      Мы с Антоном остались в полной тишине, каждый погруженный в свои мысли. Я долго не решался поднять на него взгляд. Странно, но я никак не мог понять, чего я больше боюсь: того, что он всё вспомнит, или, что, наоборот, забыл.

      Спустя вечность я наконец-то решился и посмотрел на Тоху. Тот стоял, задумчиво смотря вслед давно ушедшему Даньке и непроизвольно кусал свою нижнюю губу. Вспомнив ощущения, что испытывал вчера, когда эти же губы вчера так офигительно страстно касались моих, я порывисто втянул воздух сквозь зубы, чем заставил Антона отмереть и обратить взгляд на свою персону. Парень какое-то время смотрел на меня, потом нахмурился и слегка тряхнул головой, словно хотел отогнать от себя какие-то мысли, которым он явно был не рад. Следующие пару минут он старательно смотрел куда угодно, только не на меня.

      — Хоть убей не помню, как ставил ее, — словно ни к кому не обращаясь, произнес Антон, наконец, обратив внимание на палатку. Потом уже более осознанно, чем до этого, посмотрел на меня, видимо, выныривая из своих мыслей и просыпаясь окончательно. — Ладно, Макс, давай разбираться с этой дурацкой палаткой… Ты знаешь, как она вообще устроена?

      — Немного. — неловко было вот так разговаривать с ним ни о чем после случившегося. Я аккуратно встал с сиденья, на котором все еще рассиживался. — Погодь, пойду отолью, потом разберемся.

      — Угу, — кивнул парень, снова хмурясь и переводя взгляд в сторону палатки.

      Я отошел за ближайшее упитанное дерево, правда, больше для того, чтобы перевести дух, чем действительно справить нужду. Выдохнув, уперся лбом в жесткую неровную кору и прикрыл глаза. Не помнит. Может, это и к лучшему? Некоторые моменты в произошедшем и я не против бы забыть. Но помню всё до мельчайших подробностей.

      На губы сама собой заползла злобная усмешка. Навоображал себе бабскую любовь, с бабочками, блядь, и цветочками. Вот теперь думай, как будешь ковылять до дома вместе со своей использованной задницей. И как смотреть в глаза Антону после такого.

      Поправив шорты и футболку, я вышел из своего укрытия по направлению к Антону, который тут же перевел взгляд на меня и молча смотрел, как я подхожу ближе, пока не встал совсем рядом с ним.

      — Спал неудобно? — заботливо спросил блондин. И, на мой непонимающий взгляд, усмехнувшись, пояснил, — Просто походка у тебя, будто тебя в жопу выебали.

      Пара секунд, и не поймав ответной улыбки, Тоха напрягается и уже внимательнее смотрит на меня, проходясь глазами по всему телу, и в итоге задерживая взгляд на шее. Блядь! Засос… Наверняка он смотрится красноречивее любых слов. А я только и могу, что смотреть Антону в глаза и изо всех сил надеяться, что он не взорвется, что не отпиздит меня прямо сейчас, что не расскажет брату и родителям, что поймет…

      Его глаза вмиг становятся какими-то бесцветными, словно тот огонек, что вел как маяк меня по жизни все эти годы, просто взял и погас. Антон медленно перевел взгляд с этого чертового пятна на шее в мои глаза. Он молчал. Но в любимых глазах я увидел гораздо больше, чем он смог бы мне сказать.

      Осознание.

      Непонимание.

      Разочарование.

      Брезгливость.

      Презрение.

      Отвращение.

      Так же, не сказав ни слова, он развернулся на носках и просто побрел вглубь леса. Я не решился пытаться его догнать. Не знал, смогу ли я ему что-то вообще объяснить, да и нужны ли ему эти объяснения вообще.

      Смаргивая изо всех сил старающиеся вырваться на свободу слезы, я, подрагивающими от нервов руками, еле разобрал эту чертову палатку и закинул ее на заднее сиденье. Так я и стоял, бездумно сверля глазами дверь машины, абсолютно не понимая, что я вообще должен был сделать с ней. Из этого состояния меня вывела теплая рука, которая словно успокаивающе легла на мое плечо. Антон! Неужели он смог понять?! Я обрадованно обернулся, но столкнулся только с озадаченным Даниным взглядом.

      — Эй, мелкий, все нормально? Ты чего замер как статуя тут?

      — Нормально, — ответил, скидывая руку брата с плеча.

      — А Тоха куда съебался?

      — Тоха… Домой. Наверное.

      — Заебись! То есть он свалил налегке, а нам вещи, гитару, пакеты с мусором и этого долбанутого водителя, что ужрался в хламину, на себе тащить? Интересно тёлки пляшут.

      — Девки, — поправляю машинально, хоть этим небольшим разговором стараясь отвлечься и немного занять мысли чем-то другим.

      — Похуй. Ладно, пошли, — кидает Дима, захлопывая дверь, на которую я пялился все это время, и тянет меня в сторону поляны, где сборы уже практически подошли к концу.

      — Эй, туловище, — позвал вчерашний гитарист Веталя, — ты хоть ключи-то не проебал, машину запереть? — И получив неубедительный, но выполненный с явным старанием кивок куда-то в сторону внутреннего кармана олимпийки, парень достал ключи и поставил машину на сигналку.