Мы - советские люди (сборник) pic_8.png

Потом, сыпанув на прощание снегом особенно щедро, буран вдруг стих так же внезапно, как и налетел. Снова по обеим сторонам коридора стала слышна канонада, задрожали зарницы близких разрывов. На небе высыпали звёзды, похожие на брызги осветительных ракет. Показавшаяся луна осветила всё холодным магниевым светом.

Ландшафт изменился, как будто, пока бушевала метель, кто-то успел сменить декорацию. Вместо широко разлившейся по полям дороги, вместо набрякшего водой чернозёма, тускло поблескивавшего под луной, всюду, куда ни взглянешь, лежала, синевато сверкая, белая пустынная равнина. Дорога потерялась. Но как караванный путь в пустыне угадывается по торчащим из песка костям людей и животных, так и эта фронтовая дорога угадывалась по чёрным остовам сожжённой немецкой техники, торчащим из снега.

Лейтенант ввалился в кабину головной машины. Он изнывал от жары и был совершенно мокр, как будто его прямо в полушубке только что искупали в горячей воде. Едва передохнув, он спросил Лиходеева, сколько же километров сделали они в метели. Ему думалось, что они проехали очень много.

- Да километров пять-шесть, - невозмутимо отозвался Лиходеев.

Ловко вращая баранку, он вёл машину сквозь строй безобразных железных остовов, каким-то особым шофёрским чутьём угадывая под снегом колею. Канонада становилась слышнее. А машины шли медленно, с трудом пробивая путь через косые, преграждавшие дорогу снежные намёты. Иногда то справа, то слева, то впереди взмётывались вверх багровые вспышки. Лейтенант знал, что это значит. Но лаже мысль об опасности не приходила в голову. Видя, что ночь понемногу бледнеет, он прикидывал в уме оставшееся расстояние, делил его на среднюю скорость машины и гадал: успеют ли они прибыть в положенный час. Он был так поглощён подсчётами, что когда где-то рядом ухнуло так, что грузовик качнуло на бок, треснули выбитые стёкла и Лиходеев вдруг, отвалившись от баранки, стал со стоном сползать со скамьи, лейтенант не сразу отдал себе отчёт, что же произошло.

Грузовики остановились. Сзади из зеленоватой полумглы погожего морозного утра к передней машине бежали водители. Заглядывая в выбитые стёкла кабины, они справлялись, что случилось, давали советы лейтенанту, ловко бинтовавшему раны спутника.

- Ох, гоните их по машинам… Поехали, поехали, - сквозь зубы торопил Лиходеев, которого лейтенант усадил на сиденье. - Мотор тянет? Сами доведёте?

Лейтенант, у которого от взрыва остро болела голова и скрежетало в ушах, сел за руль, дал гудок, и колонна тронулась. И вот теперь, прокладывая себе дорогу по белой равнине, над которой то там, то тут продолжали вскидываться чёрные фонтаны земли и поднимались высокие бурые грибы густого дыма, долго стоявшие в тихом морозном воздухе, колонна упорно двигалась вперёд.

Разрывы теперь были слышны даже сквозь рёв мотора. Всё больше шло навстречу раненых. До места назначения оставалось всего с десяток километров. Сердце лейтенанта начало было снова наполняться взволнованной радостью. Но дорогу пересекала глубокая извилистая балка. Мост, по которому они вчера проехали, висел теперь безобразным оборванным кружевом над чёрной взлохмаченной водой небольшого, но быстрого ручья. Правее моста проходившие танки проложили брод. Лейтенант направил свою машину туда. С ходу она миновала приречную мочажинку; содрогаясь на камнях и разбивая колёсами воду, прошла русло, но уже на той стороне вдруг затормозила и, как сразу понял лейтенант, непоправимо загрузла в грязи. Весь похолодев, он сделал несколько судорожных рывков. Буксуя, колёса глубже и глубже входили в землю. Но - и это было самым страшным - головная, завязнув, преградила путь остальным. Подбежавшие шофёры окружили машину, упёрлись в неё плечами, раскачивая, толкали её, старались приподнять на руках. Мотор ревел, выл, звенели цепи, густо хлюпала грязь. Машина судорожно рвалась и всё глубже врастала в хлипкий грунт.

- Не иначе, придётся разгружать, - прошептал Лиходеев, придя в себя из очередного забытья.

Разгружать? Это минимум час задержки. А солнце уже высоко. И впереди ещё порядочный отрезок пути.

Стрелки часов на щитке машины неумолимо движутся. Лейтенант Пастухов почувствовал вдруг страшную усталость. Не задумываясь, он отдал бы год жизни за каждую выигранную минуту. Неужели разгружать? Опоздали… опоздали… Нарушили приказ…

Он выскочил из кабины. Машина, говоря по-шофёрски, прочно легла на пузо. Усталые, отчаявшиеся люди стояли вокруг, бессильно опустив руки, мокрые, забрызганные грязью с головы до ног. Они с надеждой смотрели на своего лейтенанта. Что же делать?

И вдруг все, как по команде, подняли головы, насторожились. Где-то за скатом оврага слышался рокочущий звук мотора. Все двадцать два человека с надеждой смотрели вверх. Те, что помоложе, бросились карабкаться на скат и уже с гребня торжественно кричали вниз:

- Танк, танк идёт!

Да, только танк со своим могучим мотором, с широкими цепкими гусеницами мог выручить колонну. Танк приближался. Вот он рыкнул на повороте. Выбеленный маскировочной известью корпус танка показался над скатом оврага, он перевалил через гребень и осторожно, как тяжёлый и сильный зверь, рыча и фыркая, стал спускаться к броду. В башенном люке, видный по пояс, стоял плотный человек в ушанке и просторном военном полушубке.

У него было хмурое, суровое лицо, губы были плотно сжаты, серые глаза смотрели остро и зорко. Шофёры тотчас окружили машину.

- Друг, вытащи… Помоги… С боевым заданием едем… - послышалось со всех сторон.

Пожилой башнёр со стальными глазами, рассеянно слушая их, нетерпеливо оглядывался кругом, видимо высматривая, как лучше объехать застрявшую и преграждавшую путь машину.

- Друг, помогать надо, будь человеком… Недельную пайку табака дам… Табак - вырви глаз… Нам флягу фронтовой на путь дали. Мы и начать не успели - не до неё было, забирайте всю, только вытащите, - соблазняли шофёры.

Какая-то тень улыбки мелькнула на волевом лице пожилого башнёра, тронула его поджатые губы, чуть заметно засветилась в уголках глаз. Он отрицательно покачал головой. Но шофёры уже заметили, как на мгновение смягчилось это жёсткое лицо, успели разглядеть под маской суровой непреклонности простое, доброе, глубоко человеческое. Голоса загомонили с новым воодушевлением.

- Помоги, землячок, что тебе жалко?.. Первый раз, что ли, по фронтовой дороге едешь?.. Не солдат, что ли, не знаешь, что друг дружке положено в беде помогать?.. Ты пойми, друг, ведь снаряды везём, снаряды, на самый, как говорится, пупок…

Лейтенант Пастухов вскочил на броню. Он тронул башнёра за плечо:

- Товарищ танкист, давай выручай! Слышишь, наши пушки стихают… Ведь прорвётся немец, если боеприпасы не подкинем… Сам командующий фронтом, - и лейтенант, воодушевлённо сверкая глазами, как можно внушительнее произнёс фамилию широко известного и любимого в войсках полководца, - сам приказал нам к двум ноль ноль доставить снаряды.

- Некогда. Мы с оперативным заданием в штаб фронта едем, - отозвался, наконец, башнёр и, нагнувшись, что-то повелительно крикнул внутрь танка.

В это мгновение он показался Пастухову знакомым. Ну да, лейтенант где-то уже видел это круглое лицо с тугими волевыми складками на щеках, этот пристальный взгляд узких серых глаз. Но раздумывать было некогда. Танк дёрнулся вперёд и, рывком, стал толчками разворачиваться, явно стремясь обойти завязшую машину.

- Как вам не стыдно! - крикнул лейтенант, и в его зазвеневшем голосе послышались слёзы.

Последняя надежда доставить снаряды в срок уходила. Как быть? Лейтенант спрыгнул с машины, забежал вперёд и, загородив ей дорогу, смотря ненавидящим взглядом на стоявшего в башне человека, крикнул:

- Не пущу! Пока не вытащишь машины, не пущу. Слышишь! - И вдруг он лёг под самые гусеницы в грязный, мокрый, истолчённый сапогами снег.

Точно по команде, легли вслед за ним все шофёры его колонны, и живая кромка тел преградила стальному гиганту путь к броду… Танк, сердито рыкнув, точно в недоумении, остановился перед этой слабой, невысокой и непреодолимой стеной. Человек в башне, шевельнув русыми бровями, смотрел вниз. Солдаты лежали в грязи, на земле, с таким видом, что ясно было, что они скорее дадут раздавить себя, чем пропустят машину. Скупая, но сердечная усмешка тронула губы башнёра. Наклонившись, он что-то приказал экипажу танка, вылез из башни, соскочил на снег. Притопывая и разминаясь, он ласково, с нескрываемым интересом посматривал на поднимавшихся с земли, с ворчанием отряхивавшихся шофёров. И опять что-то очень знакомое почудилось лейтенанту в этом высоком, статном танкисте с суровым и волевым солдатским лицом. А люди уже прилаживали буксир к крюкам танка. Работа кипела.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: