Вообще Мишка хотел в Штаты, но в Штаты тогда еще не выпускали. А в Израиль выпускали. И Михаил Николаевич Кузнецов, двадцати двух лет, бывший старший лейтенант, бывший кавалер "Красной звезды", лишенный звания и награды и обиженный на советскую власть, купил в синагоге справку, что у него бабка еврейка, и стал бывшим гражданином СССР. Его разжаловали за чужую вину, и полковники, ставшие генералами на крови Мишкиной роты, нажали, где надо, чтобы Мишку никто не задерживал. Уезжали тогда бесследно, как умирали. Наталья ничего о нем не знала. А кругом бывший Михаил Николаевич Кузнецов не знал, уезжая, что он будущий Димкин отец.

— С собой не зову. Сам не знаю, на что буду жить и где, — сказал он, потому что был танком и решал за обоих.

Вдобавок по каким-то связанным с отъездом причинам ему надо было развестись, и в загсе их развели за пять минут, без суда, как только о тех самых причинах услышали.

Так что для Натальи не было вопроса, говорить ли ему о будущем ребенке, а был вопрос, оставлять ли этого ребенка. А сейчас наоборот: она даже не вспоминала, что собиралась тогда сделать аборт, и жалела, что не объяснилась с мужем. Может быть, он и остался бы?

Наталья совершенно не была уверена в том, что Мишка живет в Израиле. Скорее уж он, как собирался, рванул через Италию в Америку. Италия была для таких эмигрантов перевалочным пунктом. Когда Димке было уже два года, Наталья встречалась с одним женатым врачом из Кардиоцентра, а этот врач съездил в Италию и рассказывал, что там полно наших евреев, настоящих и самозванных, вроде Мишки. Они живут в каких-то трущобах, попрошайничают на улицах и дожидаются визы в Америку, а визы им не дают. Почему-то Наталье представлялось, что и Мишка был там, в парадном мундире без погон, с отпечатавшимися на груди следами от ордена и гвардейского значка. Хотя этот ни разу не надетый мундир остался в Москве и был перешит Димке на костюмчик в тяжелые гайдаровские годы.

Короче, была очень слабая возможность, что Мишка когда-нибудь найдется, объявится и тогда, с его танковым характером, снимет с себя последнее и отдаст на ребенка. Последнего Наталья, конечно, не возьмет. Но вдруг Мишка нажил предпоследнее и предпредпоследнее? И потом, было бы просто интересно посмотреть ему в глаза.

С другой стороны, сейчас у нее появилась возможность бесплатно съездить за границу. И Наталья решила совместить эту вполне реальную возможность с хлипенькой возможностью посмотреть Мишке в глаза и слупить с него валюты. Причем теперь эта хлипенькая возможность стала очень заманчивой. Одно дело — если бы он появился в Москве и встретил ее с мороженой рыбой в пакетах. И совсем другое дело — пальмы, отель (раз на халяву, надо требовать пятизвездочный; знать бы, что это такое), лазоревый бассейн, макияж при вечернем освещении. На столике у нее в номере такая раскладная рамочка, в рамочке — она с Димкой и хорошо бы еще с Пашей и Алешкой (попросить у кого-нибудь фотоаппарат и наснимать). Мишка насчет халявы не знает. И тут-то, когда он увидит рамочку и то, что в рамочке, самая пора посмотреть ему в глаза и так небрежно спросить: "Ну, а ты как живешь?"

Где написано

PUSH

, надо нажимать. После того как Наталья чуть не снесла складную дверь туалета в самолете, стюард показал это дважды, да еще постучал ногтем по надписи и вслух прочитал: "Пуш!" Наталья мышкой юркнула в кабинку, задвинула за собой дверь и плюхнулась на унитаз. Сейчас она была красная до ушей мышка. Почему, спрашивается, у евреев стюарды, а не стюардессы? Мужики почему? Все не как у людей.

Справившись с делами, она осмотрелась и (Спокойно, девочки, авиакомпания

ELAL

приветствует вас на борту "Боинга 747"!) обнаружила гигиенические прокладки. В самолете. На высоте сколько-то там футов над уровнем моря, время полета — 4 часа 10 минут и ни секундой больше. Прокладки.

Потом Наталья оборвала проводок у наушников. Не в туалете, понятно, а в своем кресле. Показывали кино, а звук надо было слушать через наушники, и она слушала, но было неинтересно, потому что английский, который она понимала на уровне «Хай», "Траст ми" и "Ай дид ит!", забивался еврейским переводом, которого она не понимала вовсе. Она сняла наушники и нечаянно оборвала проводок. И стала звать все того же стюарда.

— Успокойтесь, — сказал Гера, который Георгий Анатольевич (он тоже там был, но об этом потом).

Стюард подошел, успокаиваться и прятать наушники стало поздно. Мощным мозговым штурмом Наталья собрала остатки институтских знаний в области английского языка, прибавила знания, полученные с телеэкрана, и слила все в чеканную фразу:

— Ай кэн пэй.

Ответив непонятное, стюард забрал у нее наушники с оборванным проводком и принес новые.

Наталье они были уже совершенно не нужны, но человек для нее постарался. Довольно уверенно сказав: "Сеньк ю", — она сунула тыкалку наушников в гнездо на подлокотнике кресла, а наушники из одной благодарности к стюарду надела на голову. И снова оборвала проводок, потому что он был короткий, рассчитанный на то, чтобы человек в наушниках сидел, а она разговаривала со стюардом стоя.

Стюард коротко переговорил с Герой, принес третьи наушники в запаянном пакете и вручил их Наталье с вполне понятным "Уэлком!"

— Можете взять себе. Сувенир от авиакомпании, — сообщил Гера результат своего со стюардом разговора. — Они грошовые, по-нашему тысяч десять-двенадцать.

— Что вы ему сказали? — спросила Наталья.

— Ничего особенного: русский врач, первый раз за границей.

— По-еврейски?

— По-английски, конечно. А вообще-то в Израиле говорят на иврите.

— Я знаю, — сказала Наталья, — только путаю с идиш, какой из них настоящий еврейский, а какой вроде немецкого.

— Иврит настоящий… Не комплексуйте вы, Наташа, расслабьтесь. Вы тут главная, понимаете? Стюард получает зарплату из тех денег, которые заплачены за ваш билет. Если вам не понравится полет, в следующий раз вы полетите рейсом «Трансаэро», поэтому стюард старается, чтобы полет вам понравился. И так везде — в отеле и вообще в стране. Вы привозите сюда живые доллары. Вы иностранная туристка, Наташа!

Иностранная туристка — это, девочки, очень солидно. Это вам не стирка-глажка-готовка-помойка, а бесплатные прокладки на высоте сколько-то там тысяч футов над уровнем моря. На уровне моря, то есть на земле иностранная туристка — это двухэтажный автобус с зеркальными стеклами, номер в отеле, который убираешь не ты, и, возможно, даже кофе в постель. С них, с буржуев, станется — кофе в постель.

Аэропорт имени Бен-Гуриона был окружен пальмами с необычайно волосатыми стволами. Кажется, эти волосы были остатками засохших листьев. В огромном зале с огромными окнами, за которыми была видна заграница, стояла средних размеров очередь, которая не толкалась и не ругалась и, несмотря на это, неуклонно приближалась к загранице. Гера пошел добывать их летевшие багажом чемоданы, а иностранную туристку Наталью поставил в очередь. Вокруг полно было русских — если, конечно, не заглядывать им в пятую графу, так что иностранная туристка Наталья без всяких затруднений отпросилась на минуточку. Требовалось сменить самолетную прокладку. У нее был последний день, но лило как из ведра — наверное, на нервной почве.

Заграница, девочки, начинается с туалета. В туалете аэропорта имени Бен-Гуриона пол был абсолютно сухой и пахло розами. Там можно было жить среди зеркал, принимать гостей и хвастаться им евроремонтом.

Так вот, в туалете аэропорта имени Бен-Гуриона над белоснежной раковиной стояла иностранная туристка Наталья, растопырив пальцы, замаранные после известной процедуры и кое-как вытертые туалетной бумагой. Иностранной туристке Наталье надо было вымыть руки. Кран над белоснежной раковиной не работал.