Ее руки быстро замелькали над столом, разложив вилки, ножи и вскрыв оба пакета.

— Я так и подозревала, — твердо проговорила она, рассмотрев содержимое пакета без названия. — Это мясо тосама, и не могло быть здесь ничего другого. Иначе была бы нарушена гармония.

Все произнесенные названия ничего Смирнову не говорили. Было понятно только одно. Набор продуктов осуществил специалист самого высокого ранга. Сам он чувствовал себя не в своей тарелке, так как не мог справиться с пробкой, вытащив ее только наполовину.

— Что там у вас? — спросила женщина, видя, что от прилагаемых усилий лицо хозяина слегка побагровело. — Дайте сюда.

Она протянула руку, взяла бутылку и поставила ее на столик. Легким движением пальца вогнала пробку обратно. Мило улыбнувшись хозяину, будто извиняясь за свою умелость, обхватила пробку тремя пальцами и провернула ее два раза вокруг оси против часовой стрелки, а потом еще раз в обратную сторону — и пробка оказалась у нее в руке.

— Теперь я буду вынужден спросить, откуда вам известны тайны королевских подвалов, — шутливо произнес Шаман, беря бутылку и разливая вино.

— Не поймали, — засмеялась гостья. — Мужчины не читают рекламных журналов. Несколько лет назад, еще до войны, все эти прелести, — она обвела рукой стол, — были описаны в журнале «Вселенная для женщины».

— А я уж подумал, что это вы из королевской семьи, что было бы не очень и удивительно.

— Спасибо за комплимент, но давайте выпьем за дружбу.

— Давайте, но почему именно за нее? Женщины обычно хотят выпить за любовь.

— За любовь мы обязательно выпьем, но время для этого еще не пришло. Любовь — это хрупкое и нежное создание, способное разбиться или пройти. Дружба — это сила и уверенность в партнере. Я люблю силу, но хочу любви, как каждая женщина.

Она подняла стаканчик и медленно, маленькими глотками стала пить, закрыв от удовольствия глаза.

Шаман, тоже не торопясь, пригубил свой, прижимая вино языком к нёбу. Оно было действительно изумительного вкуса. Мягчайший бархат коснулся губ и языка, растекся легкой сладостью во рту и, нежно стекая в горло, обволок его приятным холодком. Живительная струйка легким теплом взорвалась в желудке и, не остановившись, приятной волной охватила низ живота. Хотелось закрыть глаза и бесконечно пить и ощущать эту вкусовую поэму чувств.

Смирнов не был поэтом, но что-то подобное мелькнуло у него в голове, когда вместе с первым глотком он ощутил аромат, от которого голова слегка поплыла, тело на пару секунд сделалось невесомым, а потом медленно стало наливаться силой.

Он посмотрел на гостью. Женщина замерла с закрытыми глазами, но под его взглядом медленно их раскрыла. Они лучились коварным, притягательным блеском.

— Я ошиблась, — слегка охрипшим голосом проговорила она.

От звука ее голоса у Шамана мурашки побежали по телу.

— «Рамор» нельзя пить за дружбу.

— А за что же его тогда пить? — спросил Смирнов, удивляясь тембру своего голоса. Тягучего, хрипловатого, завораживающего.

— За вечность в раю. За секунду страсти, длящейся вечность, — ответила она.

Еще около минуты они сидели в легкой прострации, когда не хочется ни двигаться, ни думать, а только ощущать и наслаждаться.

— Коварно, как женщина, — наконец произнес Шаман, делая попытку побыстрее освободиться от отпускающей его неги. — Но сейчас я впервые пожалел, что не являюсь королем.

Он взял вилку и потянулся к мясу.

— Нет, — остановила его движение женщина. — Первую рюмку закусывают корнем узура.

Она первой взяла маленький кусочек и, положив его себе в рот, стала медленно жевать. Смирнов не стал спорить и сделал то же самое, пытаясь уловить малейшие нюансы вкуса. Было приятно, но по сравнению с только что пережитыми ощущениями вкус не создавал чувства эйфории и нежелания с ней бороться.

Второй стаканчик, который он пил с легкой опаской, а гостья — с желанием в глазах, выбросил обоих в мир счастья и наслаждений. Она ласкала его, как не ласкала ни одна женщина, а он, опьяненный этими всепоглощающими ласками, раз за разом овладевал ею, как будто вновь и вновь прикладывался к стаканчику и улетал, не ощущая своего тела, одновременно остро чувствуя все подробности кипевшей в нем и в партнерше страсти.

Очнулись они лежащими на диване, абсолютно обнаженными, с ощущением полного счастья, и, обнявшись вновь, еще несколько минут с наслаждением чувствовали близость друг друга.

— Мне хочется пить, — прошептала она ему в ухо, будто боялась нарушить тишину.

Отпускать ее не хотелось, но и он ощутил легкую сухость во рту. Пришлось слегка отстраниться от этого манящего тела и, протянув руку, достать сок, оставленный Колдуном.

Сделав по нескольку глотков прямо из пакета, они откинулись на мягкий диванный валик.

Сок утолил жажду, но через несколько минут оба почувствовали яростный голод. Мясо тосама быстро утолило его, и они, дурачась, начали смеяться и кормить друг друга, дразня аппетитным кусочком, то приближая его к губам партнера, то быстро убирая или одновременно впиваясь в него зубами с двух сторон.

Потом были третий стаканчик, корень узура, и апофеоз блаженства слияния тел повторился не менее бурно.

Насколько им хватило бутылки, они не знали и не хотели знать. Каждый раз, отрываясь друг от друга, ощущали полное удовлетворение, и, выпив, вновь непередаваемое желание овладеть друг другом захлестывало их, чему они ни секунды не противились, отдаваясь наслаждению без остатка.

Смирнов проснулся бодрым, с чувством легкости, счастья и подозрительно бесшабашного удальства. Он помнил всю ночь до малейшей подробности, но желания прямо сейчас вновь обладать прекрасным телом почему-то не было.

«Коварно, как женщина», — вспомнил он свою фразу и сел на диване.

Стук в дверь оторвал его от воспоминаний.

— Войдите, — крикнул он, набрасывая простыню на колени.

Первым в номер зашел ехидно улыбающийся инженер и оглядел стол.

— Колдун, я сейчас не знаю, что с тобой делать, — вместо приветствия проговорил Шаман.

— Что, так не понравилось? — спросил возмутитель спокойствия командирской души.

— Нет слов.

— Если хочешь, можешь сказать только спасибо.

— Значит, закусывали корнем узура, а ты переживал, — прокомментировал состояние командира Самум.

— Я в ней не ошибся. Умная женщина всегда знает, что хочет, а самое главное, как этого добиться, — ответил Колдун.

— Ладно, остряки, идите, я оденусь.

— Ты посмотри, какой скромный. Неужели и ночью был таким, — спросил психолог у инженера.

— Если вы сейчас же не уберетесь, я вас порву, — прорычал Шаман.

— Идем, подождем его у дежурного. А у тебя десять минут, — сообщил Самум и потянул напарника по ночным похождениям к двери.

— Рад видеть вас отдохнувшими и готовыми приступить к работе, — приветствовал Лузгин, когда они появились у него в кабинете. — Вот код замка и сейфа, — протянул он листок бумаги. — Комната сто семь. Работайте, но постарайтесь побыстрее.

— Что предлагает командование по способу заброски? — спросил Шаман.

— Адмирал готов выделить крейсер и два эсминца. Под шумок разведки боем высадить вас на катере.

— Сергей Иванович, это чистой воды липа, и вы это прекрасно понимаете. В глубоком тылу противника проводить разведку боем да еще такими минимальными силами. Гаюны не дураки и в это никогда не поверят. Просчитают на раз, прикрытие высадки группы и если не собьют, то потом устроят такую охоту на планете, что только успевай уносить ноги. Некогда будет задание выполнять. Ужесточенный режим охраны объектов тоже со счетов нельзя сбрасывать.

— Я все это понимаю. Что ты меня тыкаешь в азбуку, как мальчишку, — со злинкой в голосе проговорил полковник. — Вам высаживаться, вам и способ высадки определять. Когда это было, чтобы я в чем-то своим отказал. Идите и думайте. Будут другие варианты, поговорим.