– Выходит, что билет остался во внутреннем кармане? – я не выдержал и перебил Елизавету Владимировну, не дав ей договорить предложение. – Пиджак вы зарыли, как клад.

– Выходит, что так, – тихо ответила она.

Некоторое время мы молчали. Я лихорадочно обдумывал все дальнейшие варианты создавшейся ситуации. Надо сказать, их было немного.

– Эксгумацию нам никто не позволит делать, – сказала вдова. – Для этого необходимо разрешение прокуратуры. Но сами понимаете, что у них нет для этого никаких оснований.

«Отчаянная женщина. Для определения ее характера можно подобрать и более смелое слово», – подумал я и предложил эту, весьма далекую от этических вершин, операцию произвести нелегально.

– То есть, вы хотите сказать, что мы с вами возьмем мотыги и в полночь отправимся на кладбище, чтобы… – возмущение и сарказм Елизаветы Владимировны были достаточно заметны на ее лице.

– Нет, зачем же? – Я осторожно подбирал слова.– Можно кого-нибудь попросить об этом одолжении. Иначе говоря – нанять, – спросив у хозяйки разрешения, я закурил сигарету. Когда я вдыхаю табачный дым, мне как-то легче думается. Еще пару часов назад мысль о тайной эксгумации едва ли могла прийти мне в голову. – Думаю, что лучше всего эту деликатную работу поручить местным могильщикам. Они аккуратно всё сделают, возьмут билет и снова …э… зароют могилу. Рано утром, если останутся какие-то следы, то копачи…

– Кто, простите? – переспросила вдова.

– Копачи… Это у нас на Кубани народ могильщиков так называет, – я стал вертеть головой в поисках пепельницы. Елизавета Владимировна подвинула ко мне кофейное блюдце. – А утром копачи поправят могилку и накроют ее венками, чтобы прикрыть от посторонних взглядов влажную землю.

– А вы, Виталий, уверены, что эти… как их там … копачи вернут нам билет? – Взгляд вдовы стал пронзительным и, как мне показалось, даже жестким. – Пожмут плечами и скажут, что никакого билета не было?

– Во-первых, я буду присутствовать при эксгумации, а во-вторых: зачем докладывать могильщикам, что именно мы ищем? Предположим, нам нужны какие-то документы, по невнимательности оставленные в кармане покойного.

– В какой-то степени логично, – Елизавета Владимировна согласилась с моими доводами. – Ну, и когда вы предполагаете заняться этим делом?

– А зачем тянуть? Завтра с утра и поеду. – Я еще раз осмотрел квартиру и спросил хозяйку: – Елизавета Владимировна, как мне проехать к ближайшей гостинице?

– Я думаю, что вы можете переночевать здесь, – она кивнула на кабинет Иосифа Львовича. – Тем более что утром на кладбище я поеду с вами. Впрочем, ночью тоже.

Я зашел в комнату, выключил свет и, не снимая одежды, лег на диван. Предметы исчезли, и лишь темнота, чуть подрагивая, колыхалась в пространстве. Больше всего в тот момент мне хотелось встать, немедленно отправиться на вокзал и, взяв билет, уехать домой.

IV

Калошин триумфально посмотрел на нас с Белошапкой – мол, каков сюжет, а главное, каков рассказчик? Плотник изумленно покачал головой. Задумался и я: интересно, есть хоть толика достоверности в словесных экзерсисах ваятеля?

Хотя, какая разница – правда это или вымысел? Хитроумно приготовленная бригадиром интрига, словно нить Ариадны уверенно и смело вела нас по лабиринтам его байки.

Скульптор приподнял бутылку и потряс ею. На дне еще плескался незначительный остаток водки.

– Коля, может, сбегаешь к Митревне? – для пущей убедительности он повторил манипуляцию с бутылкой.

– Так Людка ж увидит, что я куда-то пошел, – Белошапка в растерянности развел руками. – Знамо дело, куда…

– Так ты через забор, Коля, – Калошин ткнул рукой в сторону переулка. – Это ж десять минут, не больше, – он сунул в карман Николая деньги.

Бригадир оказался прав: через указанное время пространство комнаты наполнилось специфическим запахом самогона. Мы с Белошапкой доморощенный напиток пить отказались – Коля от страха быть застуканным женой или Копыловым, а я по каким-то другим, не вполне внятным мотивам. Ваятель выпил, смачно крякнул и развернул карамельку.

– Ну что, коллеги, рассказывать дальше? – Он, явно довольный жизнью, хлопнул себя ладонями по коленям. – Или немножко поработаем?

– Давай рассказывай, а то на самом интересном месте прервал, – плотник, приготовившись слушать, подпер руками подбородок.

Виталий, входя в роль, замедленным, едва ли не театральным движением вынул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и продолжил рассказ:

– Вы, наверное, заметили, что вдова оказалась не таким уж божьим одуванчиком, не убитой горем супругой, а ее меркантильность в значительной степени затмила скорбь по умершему мужу. Чем подтверждается мое предположение, что при выборе своей второй половинки, жених или невеста – зачастую подсознательно – выбирают себе подобных. Разумеется, по физическим параметрам, по нравственным критериям, по интеллекту и так далее.

– Короче, два сапога – пара, – интерпретировал сентенцию плотник.

– Совершенно верно, Коля, – одобрил сравнение бригадир. – На такой отчаянный поступок решится далеко не каждая, даже мужественная, женщина, а уж тем более, жена. Не думаю, что бросив подобный вызов морали, этике, вере, да чему угодно, ее шаг был обозначен только немыслимой любовью к деньгам. Судя по ее рассказу, да, собственно, и по моим наблюдениям, Иосиф Львович держал супругу на ограниченном финансовом пансионе, и это Елизавету Владимировну, видимо, очень угнетало. И, как оказалось, продолжал удерживать, уже в статусе вдовы. Она терпела денежное ущемление всю свою семейную жизнь, но отказалась подчиниться этому после смерти мужа. Это был протест образу жизни, ее воля аккумулировалась, как это ни странно, уходом Иосифа Львовича в мир иной.

– Судя по интонации, ты хочешь оправдать поступок несчастной вдовы? – спросил я у Калошина.

– Вряд ли кто-то сможет дать точную оценку чьим либо действиям и словам, а характеристики, данные людям или предметам, простираются не далее этого самогона, – Виталий двумя пальцами приподнял бутылку за горлышко и снова поставил ее на место. – Паршивый, кстати, самогон. – Несмотря на произнесенную декларацию, вопрос ваятелю не понравился. Он затушил окурок в пепельнице и снова налил себе сивухи.

– Тем не менее, утром, слегка перекусив, мы отправились с Елизаветой Владимировной на новосибирское центральное кладбище, – скульптор осклабился, – к коллегам, то есть.

Подойдя к постройкам, примерно таким же, как и у нас, я стал присматриваться к рабочим – ведь от правильного выбора исполнителей зависел результат нашей, не побоюсь этого слова, авантюры. Зачастую люди говорят: никогда не связывайся с пьяницами. В корне неверное определение, ибо человек, якшающийся с Бахусом, – Калошин сжал и тут же разжал кулак, красноречиво показав нехитрую манипуляцию, – вот у нас где. И пока ты ему не нальешь, никуда он от тебя не денется. Дай задание, а когда исполнит – налей. – Пьяницы органичны и естественны. Как навоз, как язва, как насморк. – Бригадир взглянул на Белошапку. – Когда у тебя насморк – это ведь естественно? Согласен со мной, Коля?

Плотник шмыгнул носом, взглянул на бутылку и согласно закивал головой.

– Я обратил внимание на двух хмурых мужичков, – продолжил рассказ ваятель, – которые, похоже, были с бодуна. Они ни с кем не разговаривали, а молча курили в сторонке. Вскоре подошел начальник – их «копылов» – и, получив задания, рабочие стали разбредаться по объектам. Петляя вдоль могилок, мы с Елизаветой Владимировной пошли вслед за хмурыми мужичками. Они остановились около старого, покосившегося памятника. Скорее всего, под ним просела земля, и рабочие собирались подложить под опору обелиска мощный швеллер. Мы подошли к ним. Мужики нехотя подняли головы.

– Извините, можно вас побеспокоить? – обратилась к ним моя спутница. Но я, не дав ей договорить, сел за столик у покосившегося памятника, достал из пакета бутылку водки, пластиковые стаканчики и пару малосольных огурцов.