— Фиона поедет, — с триумфом возвестил журналист. — Более того, я поговорил с тетей, она умирает от желания приютить бедняжку.

— Отличная работа, мистер Гардинер. Я свяжусь с доктором Лоррингэмом завтра утром…

Фред ни секунды не сомневался в своих действиях. Он верил, что пребывание Фионы у тетушки пойдет только на пользу молодой женщине. К тому же если тетя Роза не сможет несколько очеловечить Фиону, то этого уже не сможет никто. Вернувшись домой, он еще раз позвонил миссис Дюран.

— Тетя, ты же понимаешь, я не мог разговаривать свободно в присутствии Фионы. У нее мужество львицы, но с ней совсем нелегко, ведь она несет на своих плечах груз, который не многим по силам.

— Кому было бы легко, — с негодованием возразила тетя, — в ее положении. Я поняла, что она до сих пор не знает, успешно ли прошла операция, иначе ты бы сказал мне.

— Она все еще ждет. Но дело не только в этом. Она заложница своих денег, в самом худшем смысле этого слова. Она считает, что люди общаются с ней только из-за денег, включая мужчин…

— Глупая девчонка! С ее-то внешностью она могла бы заполучить всех красавчиков, каких пожелала, не имея гроша в кармане, — возмутилась миссис Дюран.

— Именно об этом я и говорил ей. Но, дорогая, если и ты об этом упомянешь, будет только польза.

На следующий день, едва он переступил порог комнаты, Фиона выпалила:

— Доктор Лоррингэм сказал, что я могу уехать отсюда, когда пожелаю. Я сказала, что уеду в понедельник.

— Есть какие-нибудь особые причины, почему ты выбрала именно этот день?

— В общем, да. Я разговаривала с твоей тетушкой по телефону после того, как побеседовала с доктором Лоррингэмом, и она предложила этот день. Миссис Дюран объяснила, что у тебя выходной в понедельник и ты сможешь сопровождать меня. — Легкая краска смущения коснулась восковых щек Фионы.

— Я не виделся с тетей Розой довольно долго. Почему бы не воспользоваться бесплатной поездкой? — Фред намеренно грубил, сам не зная почему.

Он почти испугался, когда Фиона попеняла ему:

— Ты такой колючий человек, Фред.

— Это тебя не касается!

— Ты всегда укоряешь меня за то, что я слишком большое значение придаю деньгам. Но ты денежный сноб наоборот. Ведь если бы я попросила отвезти меня в Волверхэмптон третьим классом, ты бы сделал это без малейшего возражения.

Она в чем-то права. Ему также пришло в голову, что, задолго до того, как встретился с ней лично, он негодовал по поводу ее сверхъестественного богатства. Но почему? Только потому, что ее глаза напоминали ему Лиз, даже на фотографиях, и потому, что его Лиз была так бедна?

Глаза Лиз навсегда закрылись для этого мира двенадцать лет назад, а Фиона может остаться слепой до конца своей жизни! Лиз повезло, что она умерла в нетронутом очаровании юности, а не прошла всю жизнь — слепой! Он почувствовал внезапную нежность к Фионе.

— Прости, что я был так колюч, как ты выразилась, — примирительно начал Фред. — Я рад, что ты выбрала день, когда я свободен. Я отвезу тебя в Волверхэмптон.

Кроме того, он предложил избавить ее от хлопот и самому связаться с ее шофером и обговорить с ним детали поездки.

— Если мы отравимся после раннего ленча, то к чаю уже будем в Кодлингшелле.

— Я попрошу приготовить ленч здесь.

— Именно об этом и я подумал, — ответил он с полным пониманием. Хотя на смену повязкам появились темные очки, ей все же не хотелось показываться в публичном месте, например в ресторане.

— Мне нужна одежда, — вспомнила Фиона, и Фред, вытащив ручку и записную книжку, составил под ее диктовку список вещей, которые должна упаковать горничная отеля.

В понедельник, когда Фред подъехал, чтобы забрать Фиону, ее «роллс-ройс» уже поджидал возле больницы. Он остановился предупредить Финдена.

— Ради бога, только не предлагай свою помощь! Постарайся вести себя, как ни в чем не бывало.

— Постараюсь, сэр. Неужели это правда, будто мисс Бартон может остаться слепой?

— По-прежнему есть надежда, что все наладится, — резко ответил Фред и взбежал по ступенькам.

Фиона ждала его в приемной. Хотя на дворе стоял апрель, день был пронзительно холодным, поэтому поверх строгого серого костюма она набросила норковое манто.

— Как хорошо ты выглядишь. — Фред подумал, что ее немощность еще больше бросается в глаза сейчас, когда Фиона на ногах и одета, чем в то время, когда она лежала в кровати. — Пойдем, — быстро бросил он.

— Я готова.

Он деликатно взял ее под руку, так что со стороны, глядя, как они идут к дверям и спускаются по ступенькам, можно было предположить, что с его стороны это простая вежливость, а не трагическая необходимость.

Уважение к Фионе резко возросло, когда Фред услышал, как непринужденно она приветствует Финдена, словно собралась на увеселительную прогулку. Чем нельзя было не восхищаться, так это ее неоспоримым мужеством!

Они не слишком разговаривали во время долгого пути. Но Фред многое бы дал за то, чтобы узнать, что творится у нее в голове. Испытывала ли она дополнительную боль, оттого что внешний мир закрылся от нее темнотой, или облегчение, что вырвалась из гнетущей атмосферы клиники?

Несколько раз он закрывал глаза, чтобы таким образом приблизиться к ее ощущениям. Он чувствовал вину за то, что стоило ему лишь открыть глаза — и он снова мог наслаждаться весенним пейзажем за окном. Почки на деревьях раскрылись в сверкающие зеленые листочки, а белые кисти боярышника напоминали охапки снега, разбросанные по живым изгородям. Густо цвели примулы, здесь и там он замечал пурпурные всполохи фиалок. Низкие облака весь день закрывали небо, но как только они выехали из Волверхэмптона на дорогу, ведущую в Кодлингшелл, внезапно появилось бледное солнце, окрасив окрестности в мягкий лимонно-желтый свет.

Фред обернулся к Фионе:

— Мы в миле от дома тети Розы, и солнце наконец прорвалось сквозь облака, чтобы поприветствовать нас. Я вообще-то не суеверный, но считаю, что это хорошее предзнаменование. Фиона ответила испуганно:

— Если бы только знал, как я боялась…

— Боялась чего, Фиона?

— Что кто-то будет мне рассказывать, какая сейчас погода…

Вскоре показался солидный квадратный тетушкин дом из красного кирпича, стоящий в отдалении от дороги на легком косогоре.

— Мы почти приехали, Фиона, — осторожно произнес Фред.

Сидя у окна в глубоком кресле, Фиона чувствовала, как по лицу струится мягкий апрельский свет. Она ненавидела его точно так же, как тяжелый, сладкий запах гиацинтов, с любовью выращенных миссис Дюран и расставленных повсюду в светло-кремовых вазах. Она ненавидела все, что не могла увидеть!

Но, вероятно, больше всего молодая женщина ненавидела себя в этот первый по-настоящему теплый день в году. Прошло чуть больше недели с тех пор, как Фред привез ее в Кодлингшелл, и она старалась, старалась изо всех сил вести себя хорошо и выказывать благодарность за доброту, которой буквально осыпали гостью миссис Дюран и ее дочь Конни. Но какой толк? Фиона не могла приучить себя к жизни в вечной темноте. На самом деле она пришла к критической черте, когда больше и не пыталась это делать.

Например, Конни время от времени с завидным терпением водила ее по комнате, заставляя дотрагиваться до каждой вещи, каждого острого угла, чтобы Фиона могла с легкостью сама включить радио или найти дверь без страха удариться обо что-нибудь. Но она не хотела вставать с кресла до тех пор, пока в комнате кто-нибудь не появится. И хотя вполне могла есть без посторонней помощи, если пища нарезана на кусочки, по-прежнему предпочитала обедать в одиночестве, чтобы никто не видел, как она проносит мимо рта мясо или рыбу.

Проснувшись, Фиона еще долго оставалась в кровати, в страхе предвидя все ежедневные испытания: сначала кто-то отводил ее в ванную, затем она неумело одевалась сама. Молодая женщина знала, что придется дожидаться миссис Дюран или Конни, которые спросят, что она хочет надеть, и достанут нужное платье или юбку из шкафа, свитер из ящика; а ей нужно будет представлять, подойдет ли клубнично-розовый жакет к бежевому платью, или вспоминать, не подарила ли она канареечно-желтый свитер горничной из отеля, так как они никак не могли его найти?