Григорий Матвеевич затряс головой, будто выбрасывая из нее мусор. Мысленно сотворил молитву. Перекрестился. Религиозным он никогда не был, но и ересью не баловался. Боялся. Вдруг Бог все-таки есть, как бы он не обиделся и не наслал на безбожника мороку, то есть — кару. А Божья кара пострашней прокурорской, от нее не отмазаться, не откупиться — мигом удавит.

Кирилл, будто копируя Маму, тоже потряс головой, поднялся на ватных ногах, прислонился к переборке.

— За что?

Стоящий в стороне Черницын заинтересовано следил за юрким катером, совершающим невероятные виражи. На самом деле, избегал укоризненного взгляда бывшего одноклассника. Раньше никогда, в самом дурном сне, он не мог представить себя предателем, Иудой. И вот докатился — подставил друга. И не только подставил — по его приказанию Кирюху обрабатывали кулаками, рукоятками стволов, кастетами.

Мама криво улыбнулся.

— А ты как думал? Мужская игра идет, слабакам места в ней нет. Ну, об «игре» речь впереди. Признавайся, дохляк, о чем шептался с рыжим москвичом, какие планы строил?

Слабость отступала. Ноги уже не были ватными — налились силой, голова заработала, лихорадочно подсказывала пути к спасению. До борта баржи всего несколько шагов. Разбежаться и нырнуть, превратившись в хитрую рыбу, которая только что сожрала червя, не заглотнув острый крючок. Не догонят! «Гвардейцы» Мамы умеют плавать только примитивными саженками, им далеко до умелого пловца.

Будто подслушав мысли пленника, боевики насторожились.

— Мало ли о чем шепчутся два мужика? — с показной залихвастостью отмахнулся Кирилл. — О водке, о бабах. Обычный треп.

Мамыкин и сам понимает, что союз московского предпринимателя и обычного парня, пусть даже изобретателя, ничем ему не угрожает. Подставят под ментов? Не страшно, все менты под его задницей, колыхнутся — раздавит. Брякнут в прокуратуру? Там тоже сидят живые люди, которым и вкусно поесть хочется и шмотки надеть не отечественного производства, и разъезжать не на вшивых москвичах-жигулях — на навороченным забугорных тачках.

Он надеялся на вдохновение, на случайность, на мизерную частицу информации, которая позволит ему разведать намерения Лавриковых. Вдруг рыжий хитрец посвятил своего друга и будущего родственника в намерения Лавра.

— Ты мне не вешай лапшу на уши, — беззлобно предупредил Мама. — Они у меня закаленные, вертятся-крутятся не хуже радаров… Когда заявится женишок твоей сеструхи?

Григорий Матвеевич считал себя талантливым психологом. По его убеждению, резкий поворот при собеседовании (или — допросе?) как бы обезоруживают оппонента. Тем более, простого речного парня, с двумя извилинами в башке.

— Кто его знает? — Кирилл пожал плечами, пристроил на окровавленном лице недоуменную улыбочку. — Не сговаривались. Он — богатей, а я кто? Люмпен-пролетариат.

— С тобой не сговаривались — верю. А с сеструхой?

Избитый парень потрогал ссадину на лбу, звучно освободил нос от сгустков крови.

— Вот, что, Мама, ты лучше не тронь Лерку…

— А что будет?

На всякий случай, Григорий Матвеевич сделал шаг назад. Знал он бешеный характер Кирилла: озвереет — пятерым боевикам не справиться, расшвыряет, как котят. Не посмотрит ни на стволы, нацеленные на него, ни на ножи и автоматы. Бережённого и Бог бережет — принцип, выручающий Маму из самых критических ситуаций.

— Плохо будет.

Похоже, выудить ничего не удалось, с некоторым раздражением подумал Мамыкин. Пора возвращаться к прежней теме «переговоров».

— Ладно, проморгаем, — смирился он с поражением. — Возвратимся к нашим баранам… Спрашиваешь, за что тебя малость поучили? Вруби свои мозги, паря. Ежели после поучения они у тебя еще остались, — прозрачный намек на повторное избиение не подействовал — Кирилл ответил на него безмятежной улыбкой. — Нагрешить, солидно заработать на грехе, а потом юркнуть зайчиком в кусты благонравия? Не бывает так, Кирюшенька, не надейся, милый автор самопала! На цепи будешь сидеть, как пес, вышедший из доверия, тюремную баланду станешь хлебать, но дело, покинутое Аптекарем, мир его праху, продолжишь! И в таком укромном месте, что я сам каждый раз тебя искать буду. Где это любимый соратник зелье гонит, анашу с героином смешивает?

Григорий Матвеевич, как всегда, вслух и про себя, говорил полу правду. Вернее сказать, перемешивал правду с ложь. В разных пропорциях, зависящих от уровня «объекта».

На самом деле, сейчас осваивается крохотный речной островок. Спившиеся бомжи за смешную плату, исчисляемую бутылками самопала, строят там приземистое здание новой лаборатории и жилой дом-дворец, копия уже существующего на дебаркадере. Через месяц, максимум полтора, преемника почившего Аптекаря доставят туда на «вертушке». До этого переселения Кирилл поработает на старом месте.

Но знать об этом ему совсем необязательно, даже вредно для здоровья и душевного равновесия. Мало ли что — умудрится «кандальник», незаметно от бдительной охраны, добраться до иллюминатора и выбросить из него запечатанную бутылку с запиской. Или уговорит бывшего своего одноклассника.

— Сволочь!

Умелый удар под вздох, потом — кастетом по затылку снова вырубили Кирилла. Повинуясь жесту босса, «гвардейцы» проволокли тело по палубе, столкнули в трюм. Проследив за действиями «костоломов», Мама с удовлетворением ощупал амбарный замок.

— Скучно ему там будет, Пашенька, тоскливо. А какая работа, когда тоска душу грызет? Пожалеть надо парня, помочь бедняге…

Мог бы и не продолжать, скривился Черницын, будто приключилась неожиданная зубная боль. За долгие годы общения, вернее сказать, служения, он научился понимать босса с полуслова, с жеста, с движения бровей. Вот и сейчас все ясно: змей нацелил ядовитое жало на семью узника.

— Что прикажете сделать, Григорий Матвеевич?

— Неужели не догадываешься? Привези мать и сестру Осипова, доставь радость дружку…

Весь этот день Лерка провела у подруги. Состоялось подробное увлекательное обсуждение кавалеров. Получив от ворот поворот у Осиповой, Костя мгновенно переключился на Настюху. Как принято, признавался в пламенной любви, говорил о твердом желании создать семью, пытался обнять, забраться под подол.

Настя держала стойкую круговую оборону. Не отталкивала Костю, но и не сдавалась, приманивала Ваську, намекала на возможную уступчивость, вместе с Валькой посещала дискотеки.

На ком остановиться?

Единственный человек, который может дать правильный ответ — Лерка.

Во первых, она уже признанная невеста, без пяти минут супруга московского предпринимателя. Во вторых, начиная с шестого класса, Осипова безошибочно оценивала пацанов. Одних уважала, других презирала и била.

Кандидатуру Кости Лерка сразу отвергла. Слаб в коленках, муж из него, как из ржавой баржи прогулочный теплоход. Васька требует более глубокого изучения. Интеллигентный Валька, страдающий множеством недостатков, применим только при условии перевоспитания.

В пять вечера Лерка примчалась домой. Матери не было — все еще на работе, брата — тоже… Странно, он обычно появляется в бараке к обеду и не покидает его до позднего вечера.

Что-то произошло?

Задыхаясь, девчонка побежала к барже — любимому месту отдыха Кирилла. Если там его нет — труби общий сбор, поднимай на ноги многочисленных друзей и приятелей. Других мест, где можно найти исчезнувшего брата, нет.

На барже — пусто и неуютно. Никаких признаков недавнего пребывания Кирилла.

Возле борта Лерка наткнулась на лужу крови. Рядом с лужей к переборке проткнута ножом короткая, в несколько слов, записка.

«Передай рыжему: следующая — ты…».

Обезумев от страха, Лерка помчалась на переговорный пункт. Бежала и твердила номер домашнего телефона жениха. Она не думала ни о себе, ни о брате — только о Федечке. Его явно заманивают в Окимовск. Для чего? Конечно, для расправы…

Вспомнились откровения женаха, его намерения прибрать к рукам «консерву». Вот она, причина злодейских намерений Мамы и его банды!…