Это странное свидание началось. Приведенный в приемную Фукуо Омура даже не взглянул на женщину, назвавшую себя Намиэ Лю. Молча, опустив голову и размахивая руками, он принялся расхаживать взад и вперед по комнате. Особенно разгуливать по этой клетушке было негде. Долговязый, неуклюжий, он, скорее топтался на месте.
Куросима, тоже молча стоя у входа, наблюдал за этой парой. После взбучки, которую Омура недавно получил, он, видимо, инстинктивно боялся встречи с женщиной. Намиэ что-то быстро залопотала по-китайски. Куросиме показалось, что она часто поминает «трепанги» — неотъемлемую принадлежность китайской кухни. Может быть, она ему говорила, что он здесь, дескать, как пойманный трепанг. Омура ничего ей не отвечал и лишь изредка вскидывал голову, бросая на женщину взгляд, в котором были испуг и отказ, и снова принимался беспокойно ходить по комнате.
Вдруг Намиэ подскочила к нему, криво усмехнулась и схватила его за руку.
— Да вы успокойтесь, — проговорила она. — Вон ведь какой здоровенный! Такой за двоих может работать. — Без всякого стеснения она задрала ему рукав и с явным чувственным удовольствием стала ощупывать его мускулы.
Омура сперва замер, потом конвульсивно отдернул руку.
— Ничего, привыкнешь, — расхохоталась Намиэ.
— Пожалуй, хватит, — гадливо поморщившись, сказал Куросима.
— Что ж, хватит, — как ни в чем не бывало ответила женщина. Зло глянув на Куросиму, она, однако, сумела выдавить улыбку и сказала: —Я ведь действую из чистого человеколюбия. К тому же, если я что задумаю, обязательно своего добьюсь…
3
«Если я что задумаю, обязательно своего добьюсь!» Слова эти не выходили из головы Куросимы, и он всю вторую половину дня никак не мог заняться работой.
Он доложил обо всем начальнику отделения Итинари.
— Да, дошлая, видно, баба, — заметил Итинари.
— В ее поведении есть что-то странное и грязноватое… — сказал Куросима.
— Да, пожалуй. Только вряд ли ради одной похоти эта особа станет покупать человека.
— Так-то оно так…
— Постой, ты говоришь, она упоминала трепангов? Хм! А ведь трепанги, говорят, повышают мужскую способность. Вполне вероятно, что твоя интуиция тебя не обманывает. Эта дамочка хочет приобрести Омуру либо как раба, либо как любовника на содержании.
— Да нет, не думаю.
— Ладно, я пошутил, — заулыбался Итинари. — Кстати, а та Фусако Омура, кажется, тоже проявила к нему немалый интерес. Знаешь, женское упорство часто вещь загадочная, нам его не понять.
Куросима негодовал. Ему хотелось заявить, что у Фусако Омура совсем другие побуждения, у нее нет ничего общего с такой особой, как Намиэ Лю. Но он промолчал, не желая дать Итинари повод для фривольной болтовни.
Тут на столе начальника отделения зазвонил телефон. Он снял трубку и, прикрывая рукой мембрану, сказал:
— Ого! Еще один посетитель!
Лицо Итинари расплылось в улыбке.
Из бюро пропусков ему, видно, что-то подробно докладывали, и он все держал трубку. Наконец он ее повесил, и добродушная улыбка сошла с его лица.
— Этот посетитель, — медленно проговорил он, — хочет повидаться сначала лично со мной. Проводи его, пожалуйста, сюда.
— Есть! — отозвался Куросима.
Войдя в бюро пропусков, он увидел плотного краснолицего мужчину лет пятидесяти в легком белом пиджаке в полоску, похожего на директора фирмы. Окинув Куросиму строгим проницательным взглядом, он протянул ему визитную карточку. Там значилось: «Ундзо Тангэ. Исследовательская лаборатория по изучению текущих событий на Дальнем Востоке».
Куросима ушел к себе. Минут через тридцать Итинари его вызвал.
— Фукуо Омура в камере? — спросил он.
— Нет, — ответил Куросима. — Сейчас прогулка китайцев из первого корпуса, и он во внутреннем дворе.
Начальник отделения повернулся к Ундзо Тангэ.
— Неудачно получилось. Подождете, пока прогулка кончится?
— Да нет, — ответил тот. — Может, вы мне покажете его на прогулке? Это как раз удобно, можно предварительно удостовериться, он ли это.
— Что ж, ладно. Пошли, Куросима!
Они вышли из кабинета и направились к выходу во внутренний двор. Примерно на полпути к первому корпусу ступенькой ниже была стеклянная дверь с решеткой. Здесь они остановились. Через дверь виднелась прямоугольная площадка размером в два теннисных корта. Это и была лагерная площадка для прогулок. Окруженная со всех сторон стенами двухэтажного здания, за которым уже садилось солнце, она сейчас казалась особенно белой.
Во дворе ничего не было. Чахлый бурьян на белевшей земле напоминал жухлые водоросли. На площадке сиротливо торчала баскетбольная стойка, и на заржавленном круге висела рваная корзинка.
— Что-то не видно ваших подопечных, — нахмурился Тангэ.
В это время с левой стороны двора послышался легкий шум шагов. Одетые в одни рубашки, китайцы, выстроенные попарно, медленно проходили мимо зарешеченной стеклянной двери, отбрасывавшей тень. Некоторые перешучивались. Со света они, разумеется, не могли видеть наблюдателей, стоявших в темном коридоре за дверью. За исключением пяти человек, которым нездоровилось, и четверых, находившихся в одиночках, остальные девятнадцать были на прогулке. Шествие замыкал Фукуо Омура.
— Вот он!—показал пальцем начальник отделения Итинари, обращаясь к Тангэ.
Неизменно бесстрастное, рассеянное лицо Омуры, напоминавшее морду сома, медленно проплыло за стеклянной дверью. За толстым стеклом и отбрасывающей тень железной решеткой черты его казались еще более расплывчатыми и неопределенными, чем на фотографии, помещенной в газете.
— Н-да, не очень похож. Впрочем… — проговорил Ундзо Тангэ, словно усиленно напрягая память. Похмыкивая, он вытянул бычью шею и пристально глядел вслед удаляющемуся Омуре. От напряжения на шее у него выступил пот. — Дело в том, что я его отправил на дело сразу же, как он поступил в мое распоряжение.
— Господин Тангэ в прошлом майор, он был штабным офицером, служил в наших частях в районе Малайи, — прошептал Итинари на ухо Куросиме.
— Да? — невольно громко произнес Куросима.
Как бы желая рассеять его сомнения, Тангэ уверенным, сипловатым басом заговорил:
В свое время я забросил группу своих подчиненных с севера Таиланда в пограничный район китайской провинции Юньнань. Переодетых в местную национальную форму офицера, унтер-офицера и трех солдат — всего пять человек. Они должны были собирать информацию о китайских воинских частях и аннамских партизанах, действовавших в джунглях в районе бассейна реки Меконг. Это было перед самым концом войны. Потом радиосвязь прервалась, и я так до сих пор и не знаю, что с ними сталось.
— Значит, вы полагаете, что Фукуо Омура может быть одним из этих солдат?
— Нет, не солдат. Офицер. Подпоручик пехоты. Это был блестящий офицер, окончивший офицерскую школу Накано. Его фамилия Угаи. Если бы даже остальные, унтер-офицер и солдаты, все до одного погибли насильственной смертью, он бы непременно остался в живых и выполнял свой долг.
— Долг?
— Да, долг! — насмешливо улыбнулся Ундзо Тангэ. — Именно долг, возложенный на него семнадцать лег назад. Ха-ха-ха! Вам непонятно? А я предвидел на шестнадцать лет вперед, и долг этот существует до сих пор.
— Не понимаю, — нахмурился Куросима. — О чем вы?
— Хм! Да уж куда вам понять! Вы ведь человек послевоенного воспитания. Вашему поколению, можно сказать, только голубей разводить! Правда, господин Итинари?
Начальник отделения в ответ на фамильярный вопрос Тангэ смущенно заморгал:
— Да, но времена-то переменились…
— Конечно, переменились! Еще как. Ха-ха-ха!.. Поэтому-то я и оставил в джунглях своих «ридзантедзя».
— А что значит это странное слово? — сурово спросил Куросима.
— Я вижу, вы полный профан, — сердито проговорил Тангэ, сверкнув узенькими глазками. — Это военные шпионы, самостоятельно действующие в стане противника. Или, пользуясь современной терминологией, диверсанты-разведчики в тылу противника. В каждом фронтовом штабе о них знает лишь один офицер разведывательного отдела…