— Простите, но как раз перед тем, как позвонить от вашего имени Тангэ и Лю, начальник нашего управления сообщил обо мне начальнику вашего лагеря, и они обо всем договорились. — Машина круто свернула, и Фусако чуть пригнулась, стараясь удержаться. — Мы получили информацию, — продолжала она, — что в связи с гражданской войной в Лаосе тайная пересылка наркотиков через Бангкок временно прекращается и устанавливается новый канал. Поэтому, как только в газете появилась заметка об Омуре, мы обратили на нее внимание, но ничего не знали о том, какие шаги предпримут местные контрабандисты. Поэтому до поры до времени мы решили действовать втайне от сотрудников лагеря и получили на это разрешение.

— Значит, вам известно, что хозяйственное мыло Омуры — это неочищенный морфин?

— Позавчера, когда вы мне его показывали, я унесла крошки в носовом платке. Если кусок, который я умышленно уронила на пол, был половиной бруска, то в целом куске, вероятно, содержится не менее трехсот граммов морфина. В отличие от очищенного, белого героина этот наркотик называют красным сортом… Они прессуют порошок в бруски и выдавливают на них три девятки — фабричный знак мыла, изготовляемого в Таиланде. Если у Омуры было три таких бруска, то, считая по три тысячи иен за грамм, это составит сумму в два миллиона семьсот тысяч иен… К тому же провоз был, очевидно, пробным. Если здешняя контрабандистская организация имеет оборудование для очистки и даст телеграмму, что все в порядке, наверное, наркотики начнут посылать большими партиями.

— Я убежден, что Омура подставное лицо, его использовали без его ведома, — сказал Куросима. Ему казалось маловероятным, чтобы Омура, у которого при себе оказалось всего сорок бат и который с риском для жизни проделал далекий путь в раскаленном трюме парохода, спасаясь от убийственной жары солью, мог сам оказаться контрабандистом. Да и весь облик его и поведение как-то с этим не вязались.

— А я считаю, что он их ценнейший сотрудник, — возразила Фусако.

— Значит, вы бросаете мне вызов?

— Отнюдь. Я вовсе не борюсь за честь мундира, но все-таки… — сказала Фусако и запнулась.

Такси уже проехало мост Яцуяма через реку Синагава и катило по шоссе Кэйхин. Были вечерние часы «пик», дорогу запрудили машины.

На перекрестке шофер резко затормозил, и Куросима вдруг почувствовал сквозь тонкую плиссированную юбку Фусако теплоту ее тела. Сладостное ощущение пробежало по его ногам и прихлынуло к сердцу.

Вечерело, и тени на дороге, идущей под уклон, становились длинней.

— …Но все-таки, — чуть не сквозь слезы снова заговорила Фусако, — я боюсь, как бы не рухнул весь мой план. Вы возили Омуру к психиатру и антропологу и этим спугнули супругов Лю. Они испугались, что вы разоблачите Омуру, и похитили его Если их не поймать с поличным, они сумеют отвертеться, и все мои усилия пропадут зря: канал контрабанды останется невыясненным.

Было около семи вечера, когда машина подъехала к Китайской улице в квартале Ямасита. Закат еще только догорал, но улицу уже окутало вечерней дымкой и кое-где зажглись неоновые вывески. Куросима и Фусако вышли из машины в самом начале улицы и дальше пошли пешком. У обоих было такое чувство, будто в машине они немного опьянели, душный вечер усиливал это ощущение, и они шли рядом, то почти касаясь друг друга, то отстраняясь.

Когда они поравнялись с соседней китайской харчевней, наискосок от кафе «Весна», к Куросиме с видом постороннего подошел переодетый в штатское надзиратель Саданага и попросил прикурить.

— Странное дело, — сказал он, — у них висит табличка, что кафе закрыто.

— Да… и фонарь не горит, — поглядывая на противоположную сторону улицы, проговорил Куросима и спросил: — А где напарник?

— Акиока-кун ходит за углом. Мы с ним наблюдали с двух сторон, так что, если сюда приведут или привезут Омуру, мы наверняка увидим.

— А муж и жена Лю дома?

— Наверное… Это такой лысоватый, толстый, в белом полотняном костюме? Минут тридцать назад вернулся домой, очень спешил. А из-за двери высунулась средних лет женщина, видимо его жена.

— Что ж, давай постучимся?

Не самый удачный выход, но ничего другого не остается. Если Омуру и не привезли сюда, то, вероятнее всего, держат где-нибудь неподалеку отсюда. Медлить — только дать возможность Лю спрятать концы в воду.

— Подождите минутку, — вмешалась Фусако. — Сейчас подойдет мой коллега.

— Это кто — тоже ваш инспектор? — спросил Куросима.

— Да. За «Весной» — двухэтажная детская амбулатория. Мимо проходит узкая дорожка прямо к черному ходу «Весны». Наш инспектор уже третий день ведет наблюдение из приемной амбулатории на втором этаже и заметил, как сюда несли что-то вроде принадлежностей для изготовления наркотиков. Как бы Лю и сейчас не воспользовались черным ходом и этой дорожкой.

— Ого! Я вижу, вы основательно подготовились, — не без иронии произнес Куросима. — Тогда я попрошу вас с вашим инспектором минут пять побродить близ черного хода. Ты, Саданага, оставайся с ними, а Акиоке, пожалуйста, скажи, чтобы следовал за мной.

Куросима взглянул на часы и не спеша направился к ресторанчику «Весна». Дом был погружен в темноту, и в нем царила тишина. Куросима постучался в дверь, тут подошел и низенький надзиратель Акиока.

На стук долго не отвечали. Потом вдруг зажегся свет и послышались легкие шаги, очевидно женские. Приоткрыв дверь, на пороге застыла Намиэ Лю в купальном халате.

Не дожидаясь приглашения, Куросима толкнул дверь и вошел.

Очевидно, мадам, вы так торопились взять на свое попечение Омуру, что у вас не хватило терпения его дождаться?

— Фу, точно снег на голову! — проговорила, меняясь в лице, Намиэ. — Не понимаю, о чем вы.

— Омура похищен из здания университета Тодзё, — резко заговорил Куросима. — Но о том, что я повезу его сегодня в университет на экспертизу, знали только вы. Где он? Где вы его прячете?

— Знала только я?! — возмутилась Намиэ. — А тот, кто считает его своим подчиненным, и девица, которая называет себя его сестрой, они разве не знали! Почему вы ломитесь именно к нам? Ошиблись дверью, сержант!

— Вы не только собирались купить Омуру, но пытались сунуть мне взятку. И неспроста. Видно, чуяло ваше сердце, что рано или поздно попадетесь! — Куросима сунул ей под нос ордер на обыск, который привез с собой надзиратель Саданага, и сказал: — А сейчас показывайте дом!

Взглянув на ордер, Намиэ отступила на шаг и приняла оборонительную позу. Ее бледные, чуть одутловатые щеки, на которых сейчас не было косметики, затряслись от гнева. Купальный халат распахнулся, и в следующее мгновение она вдруг подскочила к Куросиме, вцепилась в него и пронзительно закричала:

— Негодяй! Злодей! Не пущу!

Куросима оттолкнул ее, а Акиока схватил за руки. Крик ее был, очевидно, сигналом об опасности. Сверху послышался топот, и закачалась люстра. Больше нельзя было медлить ни секунды.

Куросима поспешно направился через зал ресторана к лестнице рядом с уборной. И снова ему бросились в глаза знакомые черные ботинки, которые он видел здесь восемь дней назад и владельца которых никак не мог вспомнить. Это была единственная пара ботинок среди валявшихся возле лестницы сандалий и резиновых тапочек.

От удивления Куросима остолбенел. Черт возьми! Да ведь это ботинки Соратани. Этими самыми носками он, истязая Омуру, упирался в его подбородок. Ну конечно же!

В несколько прыжков Куросима оказался на втором этаже.

Свет здесь не горел. В комнате, обставленной, насколько можно было судить в темноте, по-европейски, все было в беспорядке. Тут никого не было.

Дальше, кажется, была еще одна большая комната. Натыкаясь на мебель, кажется, гостиной, Куросима пробирался вперед и вдруг уткнулся руками в плотную занавеску. Отдернув ее, Куросима закричал:

— Лю Юн-дэ! Выходи!

И словно в ответ, от окна, метрах в шести, раздался выстрел. Куросиме показалось, что звук отдался в его теле. Он бросился к окну и раздвинул белые занавески. Стрелявший исчез.