Куросима пощупал плечо, Рубашка была продырявлена. Под пальцами он ощутил что-то теплое и липкое. Но рана, кажется, была неопасная, пуля лишь оцарапала кожу.

Куросима стремительно выбежал в коридор. Пока никто на него больше не нападал. Из раскрытого окна в коридоре тянуло ветерком. В слабом свете чуть поблескивали соседние черепичные крыши. Куросима увидел человека в спортивной рубашке, который бежал по крышам, вдруг спрыгнул вниз и исчез в переулочке между домами.

— А, черт! — выругался Куросима, и тут откуда-то снизу снова раздался выстрел. На этот раз он прогремел так, словно в вечерней тишине вдруг ухнули чем-то тяжелым по листу железа. И сразу же послышался грозный голос надзирателя Саданаги:

— Сдавайтесь! Нас трое с оружием.

Вслед за этим отчаянно закричал стоявший под окном мужчина:

— Прекратите! Не стреляйте! Не стреляйте! Я бросил пистолет…

Выглянув в окно, Куросима разглядел в темноте узкую дорожку, которая вела отсюда к зданию детской амбулатории. Глазам его представилось поистине трагикомическое зрелище. Иные из убегавших от преследования спускались на эту дорожку по лестнице, приставленной к чердаку. А те, кто, прикрывая их, стрелял в Куросиму, теперь спасались бегством по крышам. Спустившиеся по лестнице оказались под дулами пистолетов.

Недалеко от черного хода один из беглецов — толстяк в белом костюме, — очевидно, напуганный окриком Саданаги, лег на землю. Поставив перед собой чемодан и прикрывая голову, он колотил ногами по земле и отчаянно вопил. Присмотревшись, Куросима узнал в нем Лю Юн-дэ. Рядом с ним, прислонясь к стене, с отрешенным видом стоял высокий широкоплечий человек. Это был Фукуо Омура.

Направив на них пистолеты, приближались Саданага и инспектор — коллега Фусако. За ними шла сама Фусако. В глубине переулка начали собираться зеваки.

— Молодцы! Хорошо сработали! Ведите их в дом через черный ход…

Крикнув это из окна, Куросима побежал к лестнице и спустился на первый этаж.

В ту же минуту в ресторанчик втолкнули перепачканного и едва волочившего ноги Лю Юн-дэ. Испуганного Омуру сопровождала Фусако. Акиока все еще держал за руки трясущуюся от гнева Намиэ.

— Рана не опасная? — хором тревожно спросили Саданага и Акиока, глядя на плечо Куросимы.

— Пустяки, царапина, — ответил Куросима и сказал: — Саданага-куи, позвони, пожалуйста, в лагерь.

Супругов Лю и Омуру усадили на стулья в центре, остальные стали вокруг. Все разволновались, но представители закона раскраснелись, а нарушители побелели как полотно. Возбуждение, казалось, еще больше усиливало духоту в ресторанчике.

— Простите за беспокойство, — обратился Куросима к коллеге Фусако. — Посмотрите, что там у него в чемодане.

Инспектор взял чемодан, который Лю Юн-дэ держал на коленях и, расстегнув молнию, обрадованно воскликнул: «Ага, есть!» Он вытащил большой виниловый пакет, в котором были уложены: спиртовка, металлическая палочка, маленький котел и какие-то химические препараты. Все это, по-видимому, были принадлежности для незаконного изготовления наркотиков.

Под конец инспектор извлек из чемодана темно-кирпичного цвета хозяйственное мыло.

Здесь был не только надрезанный кусок, похищенный со склада. За исключением той половинки, которая раздробилась на мелкие части, когда Фусако уронила ее на пол, все остальное «мыло» Омуры было тут. Как же оно сюда попало?

На лицах Куросимы и Фусако было написано изумление. Но больше, кажется, поражена была Фусако.

— Откуда это? — спросила она.

— Я об этом думаю, — отвечал Куросима, — с тех пор, как мы решили, что они похитили Омуру. Потому что, хоть вы и говорите, что я спугнул их, но без этого «мыла» похищение Омуры не имело для них смысла.

— Да, пожалуй… — покачала головой Фусако.

Куросима вдруг повернулся к супругам Лю и, пристально глядя на них, спросил:

— Где ефрейтор Соратани?

— Позвольте, а при чем тут Соратани? — удивился Акиока.

— Да так… — ответил Куросима. — Просто у него по делу Омуры было свое мнение, и он, вероятно, решил кое-что предпринять на свой страх и риск.

Видя, что Лю молчат, Куросима подбежал к лестнице и вернулся с парой черных ботинок.

— Не запирайтесь! Это ботинки ефрейтора Соратани!

Отвернув в сторону свое мертвенно-бледное лицо, Лю Юн-дэ упорно молчал.

— Ладно, хватит играть в прятки, — не выдержала Намиэ. Вдруг поднявшись, она презрительно покосилась на мужа и прибавила: — Снявши голову, по волосам не плачут.

— Где вы прячете Соратани? — наседал Куросима.

Сверкнув глазами, она указала на потолок. Куросима взглядом приказал Саданаге и Акиоке оставаться на месте, а сам снова побежал на второй этаж.

Отыскав выключатель, он зажег свет. В обставленной по-европейски комнате, где все было перевернуто вверх дном, кажется, негде было спрятать взрослого человека.

Следующая комната была в японском стиле. Подходя к стенному шкафу, Куросима услышал слабый стон. Он открыл дверцу и увидел втиснутого туда и лежавшего в позе зародыша в материнском чреве ефрейтора Соратани. Здоровяк, перворазрядник по дзю-до, он лежал, жалкий, беспомощный, и не мог даже позвать на помощь. Все его тело было крепко перетянуто веревками и в рот засунут кляп. Когда Куросима вытащил кляп, Соратани зло прошипел:

— Куросима? Тьфу, черт! Опять ты меня спасаешь!

Чтобы развязать его, потребовалось некоторое время. Куросима терпеливо распутывал узлы. Руки и ноги Соратани постепенно высвобождались, и он заговорил:

— Вовремя ты подоспел… Зато я накрыл целую шпионскую шайку… Как только здешняя хозяйка впервые пришла на свидание к Омуре, я тут же решил, что она подозрительнее всех. Потому что под видом землячества гоминдановских китайцев скрывается много шпионов из коммунистического Китая… Поэтому в свободное от дежурства время я начал приезжать сюда, подружился с хозяйкой и стал прощупывать, чем она дышит… Она и клюнула.

— Да ну? — с серьезным видом спросил Куросима.

Э, да ты, кажется, ранен? Не опасно?.. Я, конечно, виноват перед тобой, но так уж вышло… Мыло, которое было у Омуры, мне сразу показалось подозрительным. Вот я и говорю хозяйке, что есть, мол, редкостное мыло. Она спрашивает: «Какое?» Отвечаю: «Таиландское». Она и пошла на эту приманку. Это мыло, говорит, прекрасно отстирывает жирные пятна. Давай, говорит, приноси, сколько есть. Я сказал, что принесу сегодня. Взял все мыло, что осталось у Омуры в котомке, и привез. Ты тоже почувствовал, что в этом мыле кроется какая-то тайна, но, видно, ничего не понял. Мне захотелось посмотреть, что они станут с ним делать, застичь на месте преступления… — Наконец Соратани освободился от веревок. С трудом распрямляя затекшие конечности, он поднялся и продолжал:— Что ж молчишь?.. Ну ладно, слушай дальше. Приезжаю я днем, а хозяйка и говорит: мы, мол, сегодня не работаем, и можно как следует выпить. Стала меня подпаивать, а сама заигрывает, льнет ко мне. Я прикинулся дурачком, а она вдруг этак нахально: «Где же мыло?..» Я достаю мыло, и вдруг появляется сам Лю и наставляет на меня пистолет. А с ним еще двое молодых парней, вроде его сподручные. Вот меня и скрутили… Тем временем еще двое привезли твоего Омуру. Все расслышать из шкафа я не сумел, но из разговора убедился, что это шайка тайных коммунистических агентов…

Куросима молчал. Тогда Соратани, от которого разило водкой, вплотную приблизился к нему и, щуря глаза, умоляюще спросил:

— Послушай, чего ты молчишь? Жалко тебе, что ли, что благодаря этому делу я тоже стану сержантом полиции, а?.. Скажи, ты их всех арестовал?

— Нет, только троих, — ответил Куросима. — Обоих Лю и Фукуо Омуру.

— Вот как? Ну и хорошо. Они ведь главные преступники.

— Да, мужа и жену Лю я передаю инспекторам полиции по борьбе с торговлей наркотиками. А Омуру снова отправят в лагерь.

— Ч-что?! Почему? — отшатнулся Соратани.

— Потому что тебя чуть не убили из-за морфина ценой в два миллиона семьсот тысяч иен, — холодно ответил Куросима.